СТАРЫЙ МОТИВ НА НОВЫЙ ЛАД

СТАРЫЙ МОТИВ НА НОВЫЙ ЛАД

В Вашингтоне отчаянно принимали допинги: хотели подбодрить не только себя, но и свою политику в отношении развивающихся стран. Все те же имперские амбиции пытались прикрыть громогласными заявлениями о «новом этапе борьбы за демократию, против коммунистической экспансии». Традиционные приемы не срабатывали, на смену им брали новые, с помощью которых надеялись более эффективно проводить линию на подавление национально–освободительного движения, подрыв неугодных Америке государств. Рекламировали и соответствующие стратегические концепции по обеспечению интересов США в глобальном масштабе и активному противодействию укреплению влияния социалистических идей в развивающихся странах. Из таких концепций все более заметно складывалась и доктрина «неоглобализма».

Основные ее положения представители администрации США обозначили довольно отчетливо. Ратуя за активизацию американской внешней политики, уделяли первостепенное внимание «региональным конфликтам». По утверждению вашингтонских деятелей, именно эти конфликты являются якобы главным мотивом гонки ядерных вооружений. Основным же препятствием на пути нормализации советско–американских отношений называли «экспансионистскую» политику СССР в развивающихся странах. Посему деятельность Соединенных Штатов должна «стимулировать демократические преобразования», а поддержка Вашингтоном «борцов за свободу» в таких странах, как Кампучия, Никарагуа, Афганистан, Ангола, Эфиопия, дать толчок к «глобальной демократической революции».

В качестве метода проведения «неоглобалистской» политики предполагалось оказание военной и экономической помощи дружественным США государствам, прямой военной поддержки антиправительственным силам в странах, вышедших из–под американской опеки. Роль же «защитников демократии» поручали исполнять сомосовским головорезам, наемникам в Анголе и Мозамбике, бандитам в Афганистане, марионеткам на Гренаде.

Ничтоже сумняшеся, в сферу стратегических интересов США произвольно включали все наиболее важные в политическом и экономическом отношении регионы. Решение же конфликтов там, по американскому образцу естественно, преподносили как обязательное условие сохранения мира и установления контроля над ядерным оружием.

В основу доктрины «неоглобализма» ее создатели положили тезис о «конфликтах малой интенсивности», допускающий прямое военное вмешательство США в дела тех или иных развивающихся стран. В зависимости от конкретных условий рекомендовалось прибегать к любым методам, осуществлять широкий диапазон акций, включающий в себя традиционные средства дипломатии, проводимые спецслужбами полувоенные и психологические подрывные операции, непосредственно использовать вооруженные силы США в ходе интервенции.

«Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), безусловно, самая крупная на сегодня программа в бюджете Пентагона. Однако, если в рамках СОИ планируются военные действия в космосе, «конфликты малой интенсивности» отражают замыслы стратегов по ведению войны на суше. Готовность к такого рода конфликтам стала навязчивой идеей для вашингтонской администрации, усматривавшей «руку Москвы» в развитии событий в Центральной Америке, Ливане, на Филиппинах и в других районах мира. Пентагоновские заявки по ассигнованиям на эти цели в значительной степени напоминали первый этап участия США в войне во Вьетнаме: все большая ставка делается на увеличение контингента «зеленых беретов» и других компонентов вооруженных сил, предназначенных для осуществления специальных операций.

В конкретном выражении бюджет США на 1987 год предусматривал ассигнования в 1,7 миллиарда долларов на увеличение численности сил особого назначения. По оценке американских экспертов, к 1992 году, если намеченные планы будут осуществлены, возможности министерства обороны по переброске частей по воздуху в сравнении с 1980 годом возрастут вдвое, а по морю — в семь раз. Численность частей особого назначения увеличится на 80 процентов. Все это направлено на укрепление возможностей США по военному участию в «конфликтах малой интенсивности».

«Мы не хотим начинать военных действий, — заметил государственный секретарь Дж. Шульц, выступая в январе 1986 года на специальной конференции в Университете национальной обороны в Вашингтоне, посвященной «конфликтам малой интенсивности». — Но мы не можем больше оставаться пассивными, сталкиваясь с самыми разнообразными опасностями в туманной сфере между войной и миром». Многие ограниченные конфликты, утверждал он, могут в конечном счете вылиться позднее в гораздо более серьезный конфликт, а потому США «должны быть готовы использовать свою политическую, экономическую и, если потребуется, военную мощь, пока проблема еще поддается урегулированию и угрозу можно отразить».

Казалось бы, государственный секретарь даже апеллирует к здравому смыслу. Но у тех, кто хорошо помнит начальный этап втягивания США в войну во Вьетнаме, такие доводы не могут не вызывать сомнений: в то время вашингтонские стратеги тоже призывали к ограниченному развертыванию военной мощи США якобы ради того, чтобы предотвратить более широкое участие позднее.

Администрация Рейгана возложила контроль за реализацией доктрины «неоглобализма» на «Комитет-208», в который вошли, в частности, представители ЦРУ, министерства обороны, бюро разведки и исследований госдепартамента. Не случайно главенствующее положение в аппарате комитета заняло именно ЦРУ, директор которого явился одним из главных пропагандистов доктрины.

Далеко не случайно выбрано и время для поднятия ажиотажа вокруг «конфликтов малой интенсивности» и в целом «неоглобализма». Принятые на XXVII съезде КПСС планы ускорения экономического развития и перестройки хозяйственного механизма СССР вызывают серьезное беспокойство в правительственных кругах Вашингтона. Вот почему, по замыслу авторов доктрины, она должна быть направлена на достижение сразу нескольких целей.

С одной стороны, «неоглобализм» должен послужить средством оказания психологического давления на Советский Союз, своего рода «превентивным ударом», которым нужно нейтрализовать ожидаемую активизацию внешнеполитической деятельности СССР в отношении развивающихся стран. С другой — угрожая Советскому Союзу конфронтацией в ключевых районах мира, заставить его пойти на дополнительные затраты, «обескровить» советскую экономику и тем самым сорвать выполнение программы, одобренной XXVII съездом КПСС.

Появление доктрины «неоглобализма», очевидно, нельзя не рассматривать и как попытку администрации США произвести определенную переоценку стратегической ситуации в мире в надежде выработать наиболее оптимальный внешнеполитический курс страны на длительную перспективу. В США все большее признание получает мысль о том, что в глобальном ядерном конфликте с СССР в условиях сложившегося военностратегического паритета невозможно рассчитывать на победу. Поэтому США делают все больший акцент на политике в развивающихся странах. Для достижения поставленных целей администрация намерена навязать развивающимся странам свои экономические, политические, военные и социальные условия, нейтрализуя таким образом влияние в них Советского Союза.

Доктрина «неоглобализма», по существу, призвана легализовать неоколониалистские, имперские амбиции США, оправдать перед американской общественностью проводимую Вашингтоном политику «с позиции силы» в отношении СССР, развязать тем самым руки администрации для «отбрасывания коммунизма» в глобальном масштабе, избегая при этом ядерного конфликта между США и СССР. Одновременно Вашингтон рассчитывает привлечь к реализации своих планов союзников по НАТО и Японию, приобрести еще один рычаг воздействия на них, заинтересовав эти страны возможностью обеспечивать собственные неоколониалистские интересы под прикрытием совместной борьбы против «советского экспансионизма».

«Неоглобалистские» тенденции проявлялись в действиях администрации США и раньше в различных регионах мира и ее позициях во многих областях международной деятельности, в частности на советско–американских переговорах в Женеве. Выдвигая на первый план «региональные конфликты», Вашингтон пытался отвлечь внимание мировой общественности от неконструктивного подхода США к контролю над вооружениями, оправдать отказ администрации заинтересованно рассматривать советские предложения в области разоружения.

Практическая политика Белого дома по «урегулированию региональных конфликтов» фактически сводилась к обострению противоборства с СССР. Министр обороны К. Уайнбергер публично призывал к «глобализации» американской внешней политики, вытеснению Советского Союза из так называемого «третьего мира». В ходе одного из своих визитов в страны Азии он подтвердил особо важное значение тихоокеанского региона в рамках «неоглобалистской» политики США. Шеф Пентагона использовал свой вояж для получения поддержки политики вашингтонской администрации у принимавших его правительств в отношении Советского Союза и заодно обсудил с ними необходимость расширения политической, военной и финансовой помощи ряда азиатских стран антиправительственным силам в Кампучии.

* * *

Если отвлечься от официальных заявлений представителей американских администраций, часто преследующих пропагандистские цели, и обратить внимание на их практические шаги в военно–политической области на протяжении всего послевоенного периода, можно обнаружить очевидную преемственность во внешней политике Вашингтона. При всех зигзагах и колебаниях ее главной целью остаются защита интересов американских корпораций за границей, подавление национально–осво–бодительного движения, нанесение максимального политического и экономического ущерба социалистическим странам. Независимо от их партийной окраски сменяющие друг друга администрации последовательно проводили линию на экспансию монополистического капитала, и, хотя каждая из них выдвигала свои внешнеполитические и военные доктрины, существо практических действий США оставалось неизменным —в целях достижения мирового господства, опираясь на военную и экономическую силу, всячески расширять и закреплять сферу влияния империализма США. Не исключение и взятая сегодня на вооружение администрацией США доктрина «неоглобализма», в которой старые мотивы разыгрываются на новый лад.

История тайной дипломатии США и подрывных акций американских спецслужб убедительно свидетельствует: при выработке важнейших внешнеполитических решений Белый дом всегда исходил из первоочередной необходимости расширения международного влияния США как государства, не только обладающего устрашающим военным потенциалом, но и готового без колебаний применить его для достижения своих глобальных целей. На языке секретных правительственных документов это означало «психологически воздействовать на противника», а союзникам внушить, что США располагают эффективными средствами для обеспечения прочного заслона от «коммунистического проникновения».

Что касается «теоретической накачки» доктрины «неоглобализма», она вряд ли может претендовать на качественно новое переосмысление роли США в современном мире. Практически все ее постулаты в той или иной степени перекликаются с уже известными концепциями, авторство которых принадлежит Г. Киссинджеру и генералу М. Тейлору, еще в конце 50–х годов предложивших Вашингтону «решение ядерной дилеммы». (В то время первый был профессором Гарвардского университета, второй — начальником штаба сухопутных войск.)

И тот и другой с сожалением признали парадоксальность противостояния ядерных арсеналов СССР и США: чем больше разрушительная сила этого оружия, тем меньше возможности у обладателя использовать его. И тот и другой пришли к выводу, что ядерная война бессмысленна, ибо глобальные масштабы причиненных ею разрушений не позволят ни одной из сторон претендовать на победу. «Внушаемый ядерным оружием страх и его разрушительная мощь парализуют действие», — подытожил Г. Киссинджер в своей книге «Ядерное оружие и внешняя политика». Одним словом, бессилие силы.

Впрочем, парадоксальная идея о том, что наращивание военной мощи приводит к парализации арсенала ядерного оружия, не укладывалась в представлении пентагоновских генералов, пугала их. Как это так — чем мощнее оружие, тем меньше возможности его использовать! Как это так — угроза применения ядерного арсенала уже отживает свое!

Независимо друг от друга Г. Киссинджер и М. Тейлор разработали стратегические концепции глобальной политики, в которой совмещались бы две далеко идущие цели. Одна — избежать гибельной для всех ядерной войны. Вторая — «отбросить коммунизм», ведя дело к постепенной его ликвидации. Эта цель диктовала необходимость постоянного наращивания вооружений. Фатальные последствия применения ядерного оружия удерживали США от использования военной мощи, но их имперские амбиции толкали на ее применение в интервенционистских, агрессивных целях.

«Дилемма ядерной эпохи, — писал Г. Киссинджер в уже упомянутой книге, — может, следовательно, быть определена следующим образом: гигантская разрушительная сила современного оружия делает отталкивающей саму мысль о войне, но отказ от какого–либо риска будет равен тому, что советские руководители получат полную свободу действий».

Силовое давление на Советский Союз естественно вытекало из второй стратегической концепции глобальной политики — «отбрасывания коммунизма». К началу 60–х годов она была взята на вооружение всеми администрациями независимо от их партийной окраски, глубоко вошла в плоть и кровь вашингтонских политиков, усматривающих «тотальный коммунистический заговор Кремля» во всех странах, сбросивших ярмо империализма и вступивших на путь национального и социального освобождения.

Предложенная Г. Киссинджером доктрина «ограниченной войны» явилась попыткой дать Вашингтону возможность, не прибегая к использованию ядерного оружия, чувствовать себя вольнее в практическом использовании военной силы для поддержания международного порядка на американских условиях. По его замыслу, только таким образом можно рассчитывать на эффективное «отбрасывание коммунизма» повсюду в мире с приемлемыми для Америки издержками и жертвами. И при этом добиться благоприятных для Вашингтона изменений в стратегическом соотношении сил в мире. В доктрине «ограниченной войны» это было главным.

Но ставилась и другая цель — в рамках той же доктрины, как считалось, можно избежать прямого столкновения с Советским Союзом и в конечном итоге ядерной войны. Ядерному же арсеналу предписывалась роль сдерживающего фактора против аналогичного потенциала другой стороны. Одно дополняло другое с целью, в частности, предоставить США новые средства давления на Советский Союз помимо угрозы массированного ядерного удара. Под прикрытием ядерного щита рассчитывали получить большую свободу маневра для использования военной силы в региональном конфликте.

Взаимосвязь доктрины «ограниченной войны» и общей ядерной стратегии проявлялась и в другом, не менее важном аспекте. По замыслу ее автора, доктрина должна была предоставить США новые возможности для демонстрации «воли нации» и «решимости» использовать силу в любом районе земного шара, вызывая таким путем «доверие» к силовым методам и угрозе их применения. В этом и заключалось ее психологическое предназначение.

Обосновывая жизнеспособность и эффективность своих концепций, Г. Киссинджер постоянно указывал на важную роль психологического аспекта глобальной внешнеполитической стратегии США. «Устрашение носит не только физический, но и психологический характер, ибо оно приобретает еще больший эффект, когда военный потенциал дополняется желанием его использовать, — пояснял он. — Задачей стратегической доктрины является достижение равновесия между физическим и психологическим аспектами устрашения, между желанием продемонстрировать максимальную угрозу и реальностью, при которой угроза будет иметь большее воздействие, если противник поверит в реальную возможность ее реализации… Расчет на тотальную войну как главный устрашающий фактор мешает установлению такого равновесия».

Доктрина «ограниченной войны» должна была восстановить это равновесие, а заодно и «доверие» к США. С помощью демонстрации военной силы на уровне ниже «ядерного порога» рассчитывали осуществлять «отбрасывание коммунизма». «Советская реакция на наши действия, — поучал профессор из Гарварда, — будет зависеть не от того, что мы намерены сделать, а от того, какое впечатление сложилось у советских руководителей о наших намерениях».

Вся система стратегии устрашения нацеливалась на то, чтобы убедить противника, в первую очередь СССР, в «твердой воле» и решимости Америки не спасовать перед риском ядерного Армагеддона. Для того чтобы эта решимость звучала убедительнее, подыскивали такой «театр военных действий», где ее можно было бы продемонстрировать наглядно. Не случайно еще до того, как США были вовлечены в авантюру в Индокитае, генерал М. Тейлор рекомендовал образовать «штаб ограниченной войны».

Изощренный ум Г. Киссинджера породил в теоретическом плане и идею «ограниченной ядерной войны». Преследовалась все та же цель — преодолеть страх, внушаемый ядерным оружием. По его выкладкам, максимально убедительная угроза «ограниченной ядерной войны» является даже более устрашающим фактором, чем война с применением обычных вооружений. Одновременно в качестве средства избавления от парализующего страха перед атомной бомбой он предложил проводить такую линию в советско–американских отношениях, которая могла бы снять избыточную напряженность, нагнетаемую якобы «искусной советской пропагандой, призывающей к запрещению ядерного оружия».

Развивая дальше концепции доктрины «ограниченной войны», Г. Киссинджер рекомендовал уповать на обычные вооруженные силы, которые можно перебросить в кратчайшие сроки в район конфликта. Предполагалось, что решающим фактором при этом будет быстрота операции, а «ограниченная война» также и кратковременной.

В начале 60–х годов теоретические выкладки Г. Киссинджера и генерала М. Тейлора стали претворяться в жизнь на «вьетнамском театре военных действий». Президент Дж. Кеннеди приступил к их реализации, назначив М. Тейлора своим военным представителем. Началась не только психологическая демонстрация силы и решимости «отбросить коммунизм», но и эскалация ее прямого использования. Сам Кеннеди постоянно подчеркивал, что действия США во Вьетнаме — это «испытание на прочность готовности Америки выполнять свои союзнические обязательства». «Мы — величайшая держава в мире, — вторил ему председатель совета планирования государственного департамента У. Ростоу. — Если будем соответственно и вести себя».

Демонстрация силы традиционно использовалась империалистическими государствами для достижения экспансионистских целей. Появление канонерок вблизи побережья взбунтовавшейся колонии или вышедшего из повиновения государства служило методом психологического давления, когда прибегать непосредственно к вооруженному вмешательству было по тем или иным соображениям нежелательно. «Дипломатия канонерок» и сегодня в ходу у Вашингтона, однако новая реальность — ядерная — заставляет его действовать более изощренно, прибегая к силе только в критической ситуации и лишь в том случае, когда издержки приемлемы и можно избежать непосредственного конфликта между двумя ядерными державами.

По замыслу вашингтонских стратегов, для достижения наибольшей достоверности своей политики устрашения Соединенные Штаты должны быть готовы показывать и свое якобы безразличие к опасности ядерного апокалипсиса, его фатальным последствиям для всего человечества. В этом плане указывали на необходимость культивировать «непредсказуемость» американской внешней и военной политики, вплоть до создания «впечатления» о готовности нации пойти на самоубийство в ядерном конфликте. Даже когда стала совершенно очевидной бесперспективность войны США во Вьетнаме, в Вашингтоне считали ее эффективной в психологическом плане — Америка якобы показывала миру свою готовность использовать силу в «противостоянии коммунизму в Азии».

С приходом к власти администрации Р. Никсона стратегические концепции Г. Киссинджера нашли еще большее воплощение во внешней и военной политике США, а сам он прочно занял кресло ее «главного архитектора». Как политик–виртуоз, он направил внешнеполитическую машину США на достижение сразу двух далеко идущих целей: «отбрасывание коммунизма» и предотвращение ядерной войны с Советским Союзом. Его виртуозность выражалась в тщательном балансировании между тем и другим, в сочетании акций по установлению более стабильных отношений с Советским Союзом и контроля над ядерным оружием с ужесточением военного давления на силы национально–освободительного движения в различных регионах земного шара.

Доктрина Киссинджера воплощалась в то время в Индокитае на полную мощь. Армады бомбардировщиков пытались сровнять с землей гражданские объекты в Северном Вьетнаме, демонстрируя таким образом готовность применить силу на деле и даже идти на риск конфликта с Советским Союзом. Минирование и блокада подступов к порту в Хайфоне, бомбардировки Ханоя должны были служить тому подтверждением.

Рождество 1972 года Вашингтон отметил еще более массированными бомбардировками во Вьетнаме. Никогда еще не были такие операции с воздуха столь безжалостными, сколь и бессмысленными в военном плане. Тогдашний премьер–министр Швеции Улоф Пальме заметил по этому поводу: «Надо назвать вещи своими именами. Происходящее сегодня во Вьетнаме есть форма пытки». Словно в ответ ему президент Р. Никсон заметил в беседе с группой конгрессменов, комментируя бомбардировки во Вьетнаме: «Сила имеет значение только тогда, когда имеется воля к ее использованию».

Однако на сей раз использование силы повлекло за собой неприемлемые для Вашингтона издержки. В Вашингтоне пришлось задуматься над тем, как «спасти лицо».

Не обошлось, разумеется, без демагогии и фарисейства. Вскоре в своей речи по поводу вступления в президентскую должность на второй срок Р. Никсон вещал с претензией на его уникальную роль в мировой истории: «Искренние инициативы Америки привели к тому, что 1972 год надолго запомнится как год величайшего прогресса со времен второй мировой войны в направлении к достижению прочного мира в мире».

Официально провозглашенная президентом Никсоном «структура мира» совмещала в себе две противоречащие друг другу концепции понимания современной реальности и роли Америки. Одна из них перекочевала из наследия «холодной войны», вторая исходила из необходимости мирного сосуществования и разрядки международной напряженности. Более того, разрядка напряженности в советско–американских отношениях не только не исключала, по мнению Белого дома, нарастающую демонстрацию силы, ее использование в различных регионах мира, но и подразумевала это.

Никсону очень импонировала идея о том, что Америка должна стремиться к миру и войне одновременно. Такая двойственность позволяла удовлетворять интересы широкого спектра политических сил внутри самих США. Во внешней политике с ее помощью можно было придать большую гибкость и подвижность прежнему антисоветскому курсу, в политике внутренней — добиться более широких возможностей политического маневра. Ситуация казалась действительно беспроигрышной.

Внутриполитические преимущества такой двойственности во внешней политике начали все больше сознавать и в администрации Рейгана. Подтверждение тому — практические шаги Белого дома в советско–американских отношениях. Нарочито акцентируя свою якобы готовность к диалогу, Вашингтон далеко не отказался от цели «измотать» советскую экономику в гонке вооружений и помешать осуществлению мирных хозяйственных планов Советского Союза. Идя же на «малые шаги» по развитию двустороннего обмена, администрация пытается посеять у американцев иллюзию того, что именно благодаря ее «искренним инициативам» отношения между двумя великими державами находятся сейчас на более безопасной стадии «контролируемого соперничества». Успех же встречи на высшем уровне в Женеве, как пытаются представить в Вашингтоне, объясняется якобы тем, что политика силового давления на СССР начинает давать результаты.

Короче говоря, мир «с позиции силы». Старые мотивы на новый лад.

* * *

Используя подкупы, угрозы, шантаж, нередко прямо вмешиваясь с применением военной силы во внутренние дела освободившихся стран, империализм пытается спасти сложившиеся отношения экономической и политической зависимости, теснее привязать к себе значительное число развивающихся государств. Двести с лишним миллиардов долларов ежегодно выкачивается из стран, вступивших на путь самостоятельного развития, что составляет более половины военного бюджета США. Это ли не убедительное подтверждение органической заинтересованности империализма в сохранении созданной им изощренной системы неоколониалистской эксплуатации.

Выдвигая и осуществляя доктрину «неоглобализма», пренебрегая общепризнанными нормами международных отношений, посягая на суверенитет государств в безнадежной попытке лишить народы права распоряжаться своей судьбой, Вашингтон угрожает не только молодым независимым государствам. Подобные доктрины, провоцируя региональные конфликты, ставят под угрозу мир и безопасность всех людей на планете.

«Стремясь удержаться в седле истории, империализм прибегает к любым средствам, — отмечается в Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду партии. — Но подобная политика дорого обходится миру. Народы вынуждены платить за нее все более высокую цену. Платить и прямо, и косвенно. Платить миллионами человеческих жизней, растратой национальных ресурсов, отвлечением гигантских сумм на гонку вооружений. Нерешенностью многочисленных, все более трудных проблем. А в перспективе, возможно, и самой высокой ценой, какую только можно представить».

Ради удовлетворения своих имперских амбиций Вашингтон готов пойти даже на самое кровавое преступление. Свидетельство тому — массированные бомбардировки американской авиацией ливийских городов Триполи и Бенгази. Жертвами пиратских налетов стали сотни простых граждан, в том числе дети. Удары были нанесены по личному приказу президента Рейгана.

Варварский акт государственного терроризма против суверенного государства пытались «обосновать» насквозь лживым предлогом… «борьбы с международным терроризмом». Белый дом даже дерзнул утверждать, будто ракеты и бомбы были применены «в целях самообороны». Оказывается, Ливия с ее трехмиллионным населением «угрожала» находящейся за океа–ном могущественнейшей ядерной державе. Изощряясь в иезуитстве, буржуазная пропаганда распространяла небылицы о «зловещих планах ливийских террористов», против которых якобы и был направлен «упреждающий удар».

Агрессия против Ливии — еще одно звено в цепи преступлений империализма США. Нападение на Гренаду, попытки нанести удар в спину народу Никарагуа, активная поддержка убийц–душманов в Афганистане и банд Савимби в Анголе — это и есть органически связанные между собой проявления политики, проводимой в рамках доктрины «неоглобализма». Политики гангстеризма в международном масштабе.

В нынешний сложнейший период мировой истории правящие круги США продолжают жить в мире иллюзий. Когда ядерное оружие находится постоянно в состоянии боевой готовности, время и пространство теряют свои привычные очертания, а человеческая цивилизация может оказаться пленником случая. Властелины Америки с большой неохотой признают истину, но где–то в глубине души надеются на какое–то технологическое «чудо–изобретение», которое, чем черт не шутит, превратит в явь постоянно ускользающий мираж военного превосходства над Советским Союзом. Чем заканчивались в прошлом такие военно–технологические «прорывы», хорошо известно.

«Политика тотального противоборства, военной конфронтации не имеет будущего, — подчеркнул в докладе XXVII съезду Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. — Бегство в прошлое — не ответ на вызовы грядущего, а, скорее, акт отчаяния, но от этого подобная позиция не становится менее опасной. Когда и в какой мере осознают это в Вашингтоне, покажут дела. Мы со своей стороны готовы сделать все от нас зависящее, чтобы радикальным образом изменить к лучшему международную ситуацию. Для этого социализму нет нужды отказываться ни от своих принципов, ни от своих идеалов. Он неизменно выступал и выступает за мирное сосуществование государств, принадлежащих к разным общественным системам».

6 августа 1985 года вступил в действие односторонний советский мораторий на ядерные испытания. В тот же день сорок лет назад американская атомная бомба превратила Хиросиму в покрытые пеплом руины. Две вехи на пути мировой цивилизации: одна стала символом надежды, другою отмечен день скорби человеческой.

Испытывая на людях ядерное оружие, Пентагон хотел заставить мир содрогнуться, а многие страны трепетать перед обладателями сверхоружия. Вашингтон надеялся, что после огненного смерча над Хиросимой наступит «век Америки» и на гамлетовский вопрос «Быть или не быть?..» ответ вправе будут давать только там, на берегах Потомака. Но «века Америки» не получилось, история же продолжала складываться вопреки вашингтонским сценариям.

В молодых освободившихся странах все более отчетливо сегодня видят мощную преграду на пути их социально–экономического прогресса — гонку вооружений, отвлекающую колоссальные ресурсы и мешающую международному экономическому сотрудничеству. Годовой военный бюджет США в 1986 году достиг 300 миллиардов долларов, в то время как 400 миллионов человек в развивающихся странах систематически недоедают, 50 миллионов ежегодно умирают от голода.

За последнее десятилетие расходы Пентагона возросли более чем на триллион долларов. Этой же отметки достигает сейчас задолженность развивающихся государств. Простое совпадение цифр? Нет, между ними есть безусловная причинная связь. Империалистические державы пытаются втянуть освободившиеся страны в военные блоки, ограничивают их свободу распоряжаться собственными ресурсами, заставляют раздувать военные бюджеты, направлять и без того слабую национальную экономику на рельсы милитаризации. В этом кроется и одна из причин региональных конфликтов.

Дорого, непомерно дорого обходятся развивающимся странам претензии вашингтонских лидеров на «век Америки». Но терпению даже самых терпеливых наций рано или поздно приходит конец.