Пятая колонна

Пятая колонна

Оглядываясь в прошлое, трудно понять, для чего на свою голову избиратели и депутаты то и дело голосуют за карьеристов, проходимцев и лжецов. Казалось бы, не так уж и сложно разобраться в этих людях и, по крайней мере учесть свои ошибки. Этого почему-то не происходит. Нам почему-то проще махнуть на все рукой, в то время как проходимцы формируют все более плотные группы, скрепленные дисциплиной, круговой порукой и даже кровью.

Моссовет тут не исключение. Те, кто не собирался торговать своей совестью, оказались беспомощными против интриг и коллективных действий ставленников номенклатуры. В результате от их имени управляли Моссоветом люди не самого высокого интеллектуального и нравственного уровня.

ДУМСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

Прежняя система ответственности депутатов за свою работу рассыпалась на глазах. Кворум сессий Советов разных уровней исчезал повсеместно. В Моссовете численность депутатов, при которой принятие решений могло считаться правомерным, составляла 311 человек. Но даже на первой сессии после месяца работы заседание начиналось при наличии лишь 200 человек.

Законодатели нашли выход из положения, не утруждая себя размышлениями о причинах такой ситуации. Они решили не затрагивать чьих-либо интересов и не вводить карательных дисциплинарных мер. Просто решено было снизить кворум с 2/3 до 1/2. Система представительных органов начала свое планомерное вымирание.

На месте неповоротливых сессий стали возникать Малые Советы, смысл создания которых состоял в том, чтобы передать на мини-сессии текущие проблемы и разгрузить большие залы от многочасовой бестолочи. В Москве Малый Совет решили назвать Городской Думой.

Первый состав Городской Думы Москвы был образован самозаписью депутатов, которые готовы были продолжать постоянную работу. Большинство из них уже работали в Моссовете, получая за это зарплату. Поэтому они записывались в Думу по долгу службы, хотя не всегда собирались работать в этом новом органе.

Принятый поначалу порядок организации Думы был вполне законным, но очень не устраивал Г. Попова, который просто взорвался 18 декабря 1991 г. яростным заявлением в прессе. В нем с надрывом было написано: мы хотим все приватизировать, слабых защитить, всю Москву накормить, а депутаты мешают. Мешают потому, что требуют исполнения законов, которые, по мнению Попова, останавливают реформы в Москве. Главное препятствие для благоденствия — Дума, отменяющая решения мэра, которые никак не умещаются в российское законодательство (что он и сам без всякого смущения признал). Депутаты, видите ли, хотят в соответствии с законом, утверждать должностных лиц, возглавляющих некоторые отрасли городского хозяйства! Но ведь уже есть мэр с вице-мэром! Они сами в состоянии всех назначать! В заявлении Попов однозначно объявил о своей отставке, но по принятой им манере поведения в отставку не ушел. Соврал, стало быть. Зато добился могучего резонанса в прессе и в рядах "демократической общественности".

Как открылось впоследствии, свободное формирование Думы противоречило далеко идущим планам демноменклатуры. А план был прост: сформировать Думу, послушно выполняющую все просьбы мэра.

Любопытный документ хотелось бы процитировать в качестве иллюстрации того, какими иезуитскими методами действует номенклатура против своих оппонентов. В перечне работ по департаменту мэра указана такая: система кластерного анализа социальных объектов. В примечаниях указано, что система позволила выявить "не объединенных в формальные группы депутатов, близких по взглядам, что позволило выработать оптимальный для конструктивного взаимодействия с исполнительной властью состав Малого Совета из имеющегося контингента депутатов Моссовета". Все правильно, бюджетные деньги потрачены на собственные политические цели. Вычислили сторонников, собрали их с помощью того же аппарата и в нужный момент обеспечили перевес голосов. Короче говоря, против своих противников номенклатура считала возможным применять все, "что не запрещено законом". А нравственность, как известно, законами не регламентируется.

Следуя плану укрощения Моссовета, Попов вслед за истерикой в печати по всем правилам политических диверсий организовал в Моссовете переворот. Будто бы решили избрать Думу по новым правилам. В действительности за кулисами состоялся сговор наиболее циничных сторонников Попова с «умеренной» частью депутатов, решивших продать себя в общем то за грош — за место в этой самой Думе, которая должна была составлять лишь 1/5 от общего числа депутатов. Престижность попадания в первую моссоветовскую сотню многих привлекала.

Подготовка к выборам в Думу привела к попыткам сформировать списки наиболее приемлемых кандидатов. Заблаговременно были подготовлены только два списка: от группы "Сильный Совет" и коалиционный список, контролируемый фракцией «ДемРоссия». В первом случае была предпринята попытка учесть интересы различных групп и составить список из «умеренных» и проявивших желание работать в Думе депутатов. Во втором случае предполагалось сформировать список на основе жесткой договоренности: каждый вошедший в список голосует только за этот список и предоставляет свой бюллетень для проверки группе контролеров от этой коалиции. В список вошли представители «ДемРоссии», бывшие коммунисты и представители, выдвинутые некоторыми комиссиями. Совпадение состава двух списочных «команд» составляло лишь 20 %.

Результаты голосования показали, что коалиционный список получил явное преимущество (более 80 % Думы составили кандидаты именно из этого списка). Вероятно, решающее значение здесь приобрел фактор известности группы, состоящей из членов Президиума, председателей комиссий и ряда наиболее активных депутатов. Вторым фактором было голосование тех депутатов, которые на сессиях обычно не присутствовали. В результате определенной работы удалось склонить этих депутатов к голосованию именно по коалиционному списку «деморосов».

Второй список практически не сработал: лишь около 15 % депутатов из части этого списка, не совпадающего с коалиционным, были избраны в Думу. Дело в том, что многие депутаты, в целом одобряющие кандидатуры, включенные в список, отказывались голосовать "по списку". Они заполняли бюллетень для голосования, руководствуясь лишь личными симпатиями. Поэтому «деморосы», сконцентрировавшие голоса своих сторонников и доброжелателей, получили заметное преимущество.

В итоге в Думу вошли наиболее радикальные представители «ДемРоссии» (практически все из числа стабильно голосующих против решений, противодействующих нарушению законности в Москве). Кроме того, около 35 % Думы составили депутаты либо, не вошедшие в первый состав Думы (т. е. не попытавшиеся работать в ней), либо выведенные из ее состава за пропуски заседаний.

Победа над Моссоветом в вопросе формирования Думы ничего не дала Попову. С неумолимой логикой этот орган пришел к тому, что его интересы (имеющие или даже не имеющие отношения к вопросу о депутатских полномочиях) оказались прямо противоположными интересам лиц, стремящихся к ликвидации органа представительной власти в городе. Из Думы не получилось инструмента разрушения Моссовета.

Уже в марте 1992 г. Дума не приняла к рассмотрению очередное истерическое заявление Попова насчет нового путча, якобы подготовленного опальными депутатами СССР. Попов, следуя своей логике вечного противостояния при любом возражении на его позицию, приступил к поношениям теперь уже и Малого Совета. Моссовет для Попова стал органом, способным поддержать антиконституционные действия. Вот так — будто не было августа 1991 г.!

Дума нового состава никогда не стояла в жесткой оппозиции по отношению к мэрии. Зато из состава не вошедших в Думу депутатов такую оппозицию вполне можно было составить. Эта оппозиция стала бы вполне «нормальной», т. е. противостоящей как политике исполнительных органов власти, так и политике Моссовета в лице ее Думы. Тем более, что вся последующая история показала, что никакой системы взаимоотношения Думы с депутатами, не вошедшими в нее, не возникло. Депутаты разделились на элиту (Дума) и второй сорт (остальные). «Второсортники» были отсечены от важнейшей информации, до них не доводились повестки дня заседаний Думы и ее решения.

Однако оппозиция организационно так и не была сформирована. Объединения существующих неформальных депутатских групп (кластеров) не произошло. Свою роль сыграли здесь факторы субъективного порядка — неспособность или нежелание некоторых ярких «оппозиционеров» к согласованию своих позиций с мнением других.

АНТИАППАРАТ

Мятеж номенклатуры оказался возможен из-за того, что общество не смогло найти способа устранить или хотя бы ослабить влияние бюрократического аппарата на политический процесс. Агентура бюрократии была поначалу внедрена в среду демократического движения, а потом отсекла все пути к самоорганизации в избранных населением представительных органах власти.

Способы разрушения бескорыстной инициативы и свободной организации граждан были столь бесстыдны, что многим долгое время не верилось в столь глубокое коварство людей, всюду выставляющих себя поборниками демократии.

Кое-что на эту тему можно почерпнуть из беседы одного из первых организаторов демократического движения в Москве Лидии Георгиевны Мягченковой и корреспондента газеты «Оппозиция» Александра Баламутова:

"Л. М.: В ходе организации Межрегиональной группы у нас в руках были все связи, списки, контакты с клубами избирателей. Тогда к нам стали приходить Боксер, Шнейдер и другие. Мы помимо всего прочего еще и работали, а потому не могли все время сидеть на месте, а эти люди почему-то всегда были свободными. Они постепенно оттеснили людей, которые стояли у истоков…

Первоначально предполагалось, что избирательные списки «ДемРоссии» будут подаваться снизу от клубов избирателей, а они будут их просто печатать. Однако, как потом выяснилось, эти списки кем-то очень сильно переделывались. Из них вычеркивались настоящие демократы, а вписывалась зачастую номенклатура. Ко мне как-то обратился один демократический кандидат с просьбой выяснить, почему вместо него в списке оказался второй секретарь ЦК ВЛКСМ Смирнов, реакционнейшая личность, которую никто не рекомендовал. Я пошла в Межрегиональную группу выяснить, почему это произошло. В комиссию по составлению списков входили Ельцин, Попов и кто-то еще. Со мной была сопредседатель КИАНа Вахнина, до которой дошли слухи, что списки КИАНа кем-то переделаны. Она предложила мне потребовать от Шнейдера и Боксера предъявить списки кандидатов в депутаты, которые те отказывались показывать. Я не могла понять, у меня в голове не укладывалось, как можно скрывать списки. Увидев Шнейдера, я попросила показать списки. Он ответил, что списков у него нет — они отправлены печататься в Прибалтику. Это показалось мне еще более подозрительным, и тогда я стала сурово требовать от него показать списки. Подошла Вахнина и спросила, кто посмел переделывать списки КИАНа, почему там другие люди. Я была просто в бешенстве! Тут я взяла Шнейдера за грудки и сказала, чтобы он немедленно показал списки. Шнейдер бросился бежать по коридору. Я за ним. Вахнина, которая потом сказала, что в нее вселился мой дух, за нами. Это было потрясающее зрелище — две солидные дамы бегут за Шнейдером! Он метнулся в скоростной лифт, но я успела тоже туда просочиться. Он выскочил на каком-то этаже и снова побежал. Я за ним. Он ворвался в какой-то кабинет. Я за ним. Это был кабинет Попова. Там были Боксер, Орлов и еще кто-то. Шнейдер спрятался за их спины. Я говорю: "Немедленно мне списки!" Они говорят: "Вы понимаете…" — "Я не понимаю. Где списки?" И им пришлось предъявить списки. И тут выяснилось, что и меня там нет! Они начали оправдываться: "Лидия Георгиевна, мы Вас не включили потому, что Ваше районное объединение избирателей заявило, что, если мы Вас включим, то они все выйдут из "ДемРоссии"". Я спросила: "Кто проголосовал за то, чтобы меня исключить?" — "Проголосовал этот комитет." "Кто именно? — настаивала я, — Попов, Ельцин?" Все присутствующие стали заверять, что они лично голосовали за меня. "Кто против?" — "Ельцин." "Где Ельцин?" — "Уехал по России." "Где Попов?" И в этот момент вошел одетый в пальто сам Гавриил Харитонович. Я спрашиваю: "Гавриил Харитонович, Вы что, голосовали против меня? Я по-Вашему не демократ? Кто же я тогда?". Попов отвечает: "Лидия Георгиевна, я тут ни при чем. Это все МОИ, МОИ, МОИ! И, вообще, я спешу, я еду. Мы, как договорились, в составлении списков не участвовали. Это все МОИ, МОИ!" Пришлось этим товарищам со мной объясняться. И они пообещали, что пошлют поправки вдогонку, и списки будут изменены в отношении меня. Правда, часть тиража «Позиции» была отпечатана без моей фамилии, и Уражцев вывешивал именно те листочки, где моей фамилии не было. Но далеко не каждый кандидат имел возможность брать за грудки Шнейдера и отлавливать Попова…

А.Б.: Существовала договоренность между клубами избирателей и руководством МОИ о недопустимости внесения в списки, поданные «снизу», каких-либо изменений. После того, как эта договоренность была нагло нарушена, многим клубам избирателей пришлось сражаться "на два фронта": против кандидатов от райкомов КПСС и кандидатов от «ДемРоссии». После всего этого возникли требования расследовать, кто виноват в этом безобразии. Совет Представителей МОИ небольшим большинством голосов принял-таки решение создать комиссию для расследования нарушений договоренности с клубами избирателей. Я участвовал в работе этой комиссии, в которую в основном вошли люди, настроенные оппозиционно по отношению к боксеровской верхушке МОИ. Мы связались практически со всеми клубами избирателей и убедились в том, что почти в каждом районе руководство МОИ пыталось протащить в депутаты различных одиозных деятелей. Видимо, уже тогда эти люди думали о формировании послушного депутатского корпуса, которым было бы легко манипулировать. А людей непокорных, имеющих свою позицию по возможности отсекали. Занимались списками, насколько мне известно, Боксер, Шнейдер и Боганцева. Работа нашей комиссии постоянно саботировалась, и нам не были даже предоставлены документы, которые СП МОИ распорядился нам предоставить при формировании комиссии. Тем не менее, мы собрали достаточно интересный материал.

Л.М.: Был, например, такой случай. Я должна была выступить в одном закрытом «ящике», весьма консервативно настроенном. Я за день до собрания попросила знакомого депутата-межрегиональщика выступить вместе со мной и поддержать меня. Он обещал мне, а за два часа до собрания (в 2 часа дня) мне на работу позвонил Шнейдер (не знаю, откуда он достал мой телефон) и стал кричать: "Почему Вы срываете нам работу, мы пригласили этого депутата выступать совсем в другое место!" Я удивилась и сказала, что имею право приглашать кого угодно, не спрашивая ни у кого разрешения. И потом, разве на этом депутате свет клином сошелся — депутатов много! Шнейдер заявил, что сейчас у него никого нет. Я ответила, что это его проблемы. Шнейдер продолжал настаивать, чтобы я "отдала депутата". Я спросила, когда у вас собрание? — В 7 часов. — Я объяснила, что у меня в четыре, и депутат успеет к ним приехать. На том и договорились. Но не тут-то было: когда я пришла в институт, мои избиратели известили меня о телефонограмме, в которой сообщалось о том, что депутат не сможет прийти. И пришлось мне сражаться одной. Но в конце концов, институт поддержал меня. На следующий день я позвонила этому депутату и спросила, почему он не пришел. Он ответил: "Мне сказали, что Вы обойдетесь без меня. Шнейдер и Боксер приехали ко мне домой на машине и увезли меня, не помню даже куда — на какое-то собрание. Они сказали, что Ваше собрание переносится"…

В одной школе, где преподавал друг моего соперника по выборам в Моссовет Олега Орлова (из МОИ), я сама видела написанные на доске призывы голосовать за Орлова. Ученики этой школы распространяли листовки с призывами голосовать не за меня, а за Орлова. Я знала, что Орлов в нашем районе не живет, хотя он в своих листовках и утверждал обратное. За день до выборов появилась листовка о том, что он выдвинут коллективом популярного тогда «АиФ». Это была тоже ложь.

А.Б.: И чем закончилась Ваша избирательная эпопея?

Л.М.: Я вышла во второй тур на выборах и в Моссовет и в депутаты России.

А.Б.: Я припоминаю случай на Конференции МОИ в мае 1990 г., когда Вы пытались сказать что-то разоблачительное про эту компанию, а Боксер пообещал усадить Вас на нары.

Л.М.: Да. Тогда Боксер заявил со сцены: "Эта дама клеветница. Она засыпала избирательные комиссии доносами на демократических кандидатов"…

Надо отдать этим людям должное: они как губка всасывают мысли и чаяния людей, всегда говорят то, что надо, чтобы прийти к власти. Когда они стали депутатами, они по Уставу должны были уйти из Координационного Совета МОИ. Но они не хотели этого делать…

А.Б.: Да. Я прекрасно помню эту историю. Они попросту решили не проводить конференцию для того, чтобы их нельзя было переизбрать. Провели в Мраморном зале Моссовета встречу "актива клубов избирателей с демократическими депутатами Москвы" и назвали эту встречу задним числом «конференцией». Тогда КИАН и другие недовольные создали оргкомитет, разослали по клубам избирателей приглашения и созвали Конференцию МОИ, которую старый КС отказался признавать и даже не удостоил посещением. Правда, старому КС МОИ пришлось назначить дату своей конференции. Если бы мы тогда были умнее, мы тогда бы переизбрали эту нечисть…

Так была упущена последняя возможность спасти честь московского демократического движения, очистить его от проходимцев."

Дальнейшее разложение демократического движения было направлено на уничтожение его возможного и естественного центра — Моссовет. Сначала Г. Поповым из своих ближайших помощников (тех же шнейдеров и боксеров) был сформирован антимоссоветовский аппарат. Позднее Н. Гончар не стал тревожить тех, кто не ушел вслед за его предшественником в мэрию, а лишь слегка разбавил своими людьми. И аппарат делал свое дело — работал на председателя, имитируя работу на Совет. В результате все усилия порядочных людей обращались во прах, а "морально неустойчивым" предоставлялись самые разнообразные возможности, чтобы стать падшими ангелами демократии.

Если говорить об антиаппарате, сформированном в Моссовете, то стоит привести воспоминания депутата Моссовета А. К. Тюленева:

"На первой сессии Моссовета я, как и многие другие депутаты, оформил свое депутатское обращение и передал, как это было заведено, в секретариат сессии. Прошла сессия, прошло лето, а ответ на свое обращения я так и не получил. Отправился в секретариат. И тут мне говорят, что обращение «утрачено». Его ввели в компьютер, а тот вышел из строя. Но предлагают не огорчаться. Вместе с компьютером погорели 2000 обращений депутатов, составленных с самого начала их деятельности. Оригиналы тоже никто не хранил. Я все-таки огорчился и решил побеседовать о работе секретариата с Г. Поповым, который настоял в свое время на назначении начальником секретариата депутата И. Боганцевой. Когда я пришел в приемную председателя Моссовета, мне сказали: "А он депутатов не принимает". "Как так?" — не поверил я и решил все-таки дождаться самого Г. Попова. Ждал упорно — полтора часа. И вот он явился в плотном окружении свиты. Я стал сквозь свиту взывать: "Гавриил Харитонович! Гавриил Харитонович!". Но он скользнул невидящим взглядом в мою сторону и исчез за тяжелыми дверями кабинета. Я понял, что ходить сюда бестолку."

Помимо всяческих секретариатов, существовала еще одна специфическая структура, созданная Г. Поповым — специальный моссоветовский орготдел, который был скорее отделом по дезорганизации работы Моссовета. Орготдел намеренно скрывал информацию от депутатов и делился с мэрией всеми результатами своей деятельности. (Не за эту ли высокую продуктивность после октября 1993 г. и полного разгрома управленческих кадров Моссовета начальник орготдела был пригрет в Городской Думе нового образца?) Порой обнаруживались и другие отделы в структуре Моссовета, которые скорее напоминали отстойники для чьих-то приятелей. Они либо никогда не отчитывались о своей работе, либо гнали халтуру.

Ко всему прочему, Моссовет как был с 1990 г., так и остался без своего здания и без собственной материальной базы. Здание по Тверской, 13 Моссовет попытался отсудить у мэрии. Не вышло. Суды были намертво схвачены «лужковцами». Приходилось работать в неприспособленных помещениях. Чего только стоил зал заседаний для сессий Моссовета с дурной акустикой, духотой и разболтанными креслами. А аппарат годами «думал» над тем как улучшить положение дел. Компьютерную сеть в здании налаживали два года, да так и не установили. Потом и думать стало не нужно. Заменившую Моссовет Городскую Думу можно было впихнуть в помещения одной депутатской комиссии — и пусть занимаются чем хотят.

Система моссоветовского аппарата работала сама на себя. На содержание Моссовета в 1993 г. планировалось израсходовать около 4,5 млрд рублей. В среднем на депутата приходилось чуть ли не по 10 млн. рублей. Реально даже близких к этой цифре затрат депутаты сделать не могли.

Из статьи Ю. Седых-Бондаренко и С. Пыхтина ("Время", № 3, 1993):

"Моссовет сегодня. Несмотря на все «демократические» вывески, он бюрократизирован до безобразия. Он устроен по принципу чемодана с тремя днищами. Достаточно сказать, что любой чиновник, сидящий на распределении материальных благ (путевок в санатории, автотранспорта и бензина, мы уже не говорим о таком священном деле, как оформление загранкомандировок), во много раз сильнее всех депутатов, вместе взятых.

В Моссовете полно «хитрых» и посторонних людей и подразделений — торгашей, чекистов, лоббистов и т. п. Только в Моссовете тебя может сбить с ног толпа, несущаяся куда-то в подвал, где в очередной раз "что-то дают". Эти полчища чиновников мэрии и правительства, наполняющие здание на Тверской, не имеют никакого отношения к Моссовету, но в глазах народа они тоже «Моссовет».

Если считать, что Президиум Моссовета задумывался как главная часть аппарата Моссовета, то эта часть сделала "пятой колонной" внутри Моссовета собственную глупость. Приведем только один пример — с переименованием улиц. Решение о массовом возвращении старых наименований принял Президиум, а общественность обрушилась на Моссовет и депутатов, которые к этому не имели никакого отношения. Глупость Президиума граничила с преступлением. Во-первых, с карты Москвы убраны улицы, названия которых давно уже стали топонимами: Пушкинская, Чехова, Герцена и др. Во-вторых, кулуарный метод обсуждения вопросов, полное молчание прессы на этот счет обеспечили однозначное отношение к депутатскому корпусу: дураки, которые в состоянии все погубить. Московские писатели даже обвинили Моссовет в маразматическом антикоммунизме, по которому узнаются бывшие коммунисты. Не знали многие из них, что наиболее активными сторонниками этих переименований были «деморосы», которые антикоммунизм удачно совмещали с антигосударственной позицией.

Президиум Моссовета стал гнездом для внутримоссоветовской бюрократии. А интересы бюрократии формируются сами собой. Это и монополизация прав на информацию, это и сговор между собой по отношению к избравшим Президиум депутатам, это и захват полномочий, которых никто никогда не делегировал Президиуму. Началось все с того, что Президиум Г. Попова летом 1990 г. утвердил сам себя, не спросясь у сессии. Об этом все забыли, как о деле несущественном. Потом Президиум существовал без всяких отчетов о своей работе, без оглашенных планов деятельности и без всякого желания заниматься проблемами самого Моссовета (например, организационными). Точно так же, члены Президиума никогда не отчитывались перед депутатами, никогда не оглашали планов своих работ.

История с Президиумом показывает, что включение в номенклатурные игры происходит как бы само собой, если этому способствуют формы существования властных органов. Сам способ существования Моссовета (его оргструктура) помогали номенклатуре использовать его в своих целях. Никаких инструментов сдерживания номенклатурного заговора в самом Моссовете не существовало, а руководство не только не пыталось поставить дело иначе, оно еще и стремилось к поиску своего места в рядах номенклатуры.

ВЗДОХ В МИКРОФОН

Не секрет, что от века существует и применяется на практике вполне определенная и неплохо разработанная техника политических интриг. Век массовой информации принес с собой и мощнейшие средства оболванивания масс, которые стали инструментом этих интриг, оснастили их в соответствии с уровнем возникающих задач.

Установка Геббельса об увеличении убедительности лжи пропорционально ее неправдоподобности без особого изменения использовалась и используется современными политиками. Так околпачивал своих избирателей мэр Москвы Г. Попов — через бесконечные телеинтервью и статьи своих заказных собратьев по перу в «Курантах», "Московском комсомольце", "Вечерней Москве", "Аргументах и фактах", "Московских новостях". Перемешивая правду с ложью, небольшая группа журналистов, оседлав тему, формировала общественное мнение. У обывателя в сознании откладывалось, что именно мэр со своим правительством спасали и спасают Москву от рэкета, от голода, от крыс что именно они — главные победители путчистов и строители баррикад что депутаты только мешают наладить нормальную жизнь в городе…

Приобретение последних лет — совершенствование техники политических интриг в области управления большими коллективами. Известно, что и раньше в нашей истории коллектив легко обращали в толпу, требующую смертной казни "врагам народа" или приветствующую бурными овациями косноязычные и бессодержательные выступления "верных ленинцев". Переход России к посттоталитарному обществу заставил мозговые центры номенклатуры выдвинуть на передний край специалистов по этой части, которые быстро нейтрализовали представительные органы, сводя на нет их усилия что-либо изменить в процессах, контролируемых номенклатурой.

Богатый арсенал средств, применяемый номенклатурой в управлении Советами особенно упорно применялся в Москве и Санкт-Петербурге, где депутаты оказались наименее сговорчивыми.

Мы уже рассматривали тактику захвата власти в Моссовете теми, кто сделал из него предмет политического торга. Опыт показывал, что небольшая сплоченная группа с четко поставленной целью, терпеливо выждав момент, своего добивается. Задача захвата и удержания власти особенно упрощалась за счет дезорганизации депутатского корпуса, не создающего сколько-нибудь устойчивых депутатских групп и фракций. Именно так получилось при восшествии на председательское кресло Г. Попова, а потом Н. Гончара.

Теперь остановимся на способах применения власти в целях ее же укрепления ("кратократия" — такой термин изобрели журналисты). Разумеется, ограничим в этой главе "игровую площадку" стенами Моссовета.

Задача удержания власти решается, прежде всего, путем создания перевернутой иерархии (Президиум — орган при председателе, Малый Совет — орган при Президиуме, а Совет в целом — орган при Малом Совете). В немалой степени играет роль и создание препятствий инициативам депутатов в области организационных усовершенствований работы Совета (дезорганизованный коллектив легко управляется), и прекращение контроля за принимаемыми решениями, и насаждение обстановки склок, взаимной неприязни между депутатами.

Одна из наиболее простых манипуляций депутатским корпусом — создание определенной эмоциональной атмосферы. Сессии — наиболее удобное место для этого. Можно обработать всех скопом, не утомляясь вылавливанием народных избранников поодиночке.

Вот, прыгая от нетерпения у микрофона, просит слова неугодный депутат. Председатель устало вздыхает в микрофон и держит артистическую паузу. Несколько подобных приемов — и неугодному депутату образ бестолкового обеспечен. Иногда можно искренне переполниться укоризной, произнести что-то вроде «ай-яй-яй», чтобы многие почувствовали себя нашкодившими учениками, устыдившись своей нерадивости в присутствии послушных отличников, внимающих председателю. Роль Учителя требует постоянного напоминания о ней ученикам.

По-другому лепится нужный образ для эмоционального правдолюбца с депутатским значком. Неуемных депутатов правила политических интриг предписывают любить. Легче работать, когда недовольство аудитории можно перевести на "особо буйного" или отождествить задиристые требования "особо буйного" с неугодной позицией. Буйно-неуемный депутат легко предсказуем, легко предсказуема реакция на него большинства — "с этим как всегда что-то не того". Осталось лишь найти чувствительную струну буйной души, и ее обладатель становится незаметно для себя очень послушным орудием. А потому и превращается в «любимого». Это делается, например, таким тактичным замечанием, произнесенным мягким отеческим тоном: "Я же вам уже один раз предлагал не орать". Будьте покойны — после этой фразы «ор» войдет в привычку данного любимца, и при необходимости вызвать неразбериху в зале, это всегда можно использовать.

Одного неуемного, как правило, мало. Лучше держать при себе целую команду вспыльчивых и запальчивых «врагов», которые умело «программируются» председательствующим. Здесь возникает целый набор нитей-манипуляторов, которые протягиваются между залом и ведущим сессию. Нужная эмоция в зале извлекается из одного такого «любимца», потом из другого… Театр абсурда действует, как часы.

Давно известно, что подсказанный ответ имеет более высокие шансы при выражении мнения аудитории. "Ну что, прекратим прения? Кто за?" — спрашивает председатель. И прения прекращены. "Кто за то, чтобы дать слово председателям комиссий и на этом закончить?.." Принято. А любимый (неуемный) депутат беснуется, горлом пытаясь отстоять свои права. Молодец, помогает председателю.

Предположим, что руководству нужно провалить неугодное решение. Тогда устраиваются неограниченные по времени и бессистемные дебаты. Как же не дать слова всем неуемным, всем желающим блеснуть интеллектом, представителям всех фракций? Председатель просто отпускает вожжи и наблюдает из президиума, как в зале нарастает утомление, угасает интерес, и депутаты разбредаются по курилкам. Измотав своих коллег, достаточно убедиться, что кворум для принятия решения исчез, и можно без труда закрыть заседание.

Не всегда, однако, удается избежать случайных голосований против воли председателя. Тогда наступает время продемонстрировать "конструктивную позицию". Председатель объявляет о том, что "мы зашли в тупик". Далее следует фокус: на свет извлекается заготовленный "компромиссный вариант" решения. Снова начать обсуждение депутаты уже не в состоянии, и они сдаются. Тут можно вынудить их проголосовать и за явный абсурд. Нужно только через короткое время (пока абсурд не стал слишком очевиден всем) заявить: "Мы (ну конечно же МЫ, а не Я!) сделали большую ошибку". После этого следует очередной "компромиссный вариант". С легким чувством неудовлетворения собой, но счастливые избавлением от мук, депутаты покидают зал. Председатель тепло смотрит им вслед.

При возникновении острой политической дискуссии председатель может легко противопоставить экономические и политические вопросы, определив первые как актуальные и наиболее важные для города, а вторые — как второстепенные, служащие в основном средством самовыражения "особо говорливых депутатов". С этим как-то сразу стало принято соглашаться. Затем, в длинных разъяснениях по поводу поставленного вопроса можно довести зал до чувства омерзения по отношению к нему — к этому вопросу. Дальнейшее голосование по порядку ведения ("по порядку ведения" — эдакий демоновояз!) решает вопрос однозначно в пользу председателя. Депутаты с легкой ненавистью к сложности вопроса исполняют свой долг перед избирателями — и решение выпущено. Жаль только, что долг этот понят совсем не надлежащим образом.

В качестве страховочной меры на голосование ставится не содержательная часть вопроса, а его корпоративный признак: "Кто за предложения Президиума?". На это клюют охотно. Большинству по любому поводу приятно утереть нос оппозиции.

Другая страховочная мера на крайний случай: объявить, что в экономический вопрос кое-кто пытается внести политические страсти. Далее — по накатанной схеме можно разбирать вопросы муниципальной собственности, земли, бюджета… Депутатский корпус уже приручен и безвреден. В общем — деполитизирован.

Если не нужно принимать никакого решения, а обязательства перед "хозяевами жизни" или соратниками требуют показать усердие, применяется метод «бу-бу-бу». Председатель берет слово последним и долго препарирует проблему, то пугая ответственностью, то возможными провокациями, взывает к разуму и совести. Короче, бубнит до потери пульса у депутатов, собравшихся на сессию. Номер отработан, но время обеда наступило уже час (или два) назад, депутаты разбрелись и никакое решение принять невозможно.

Вариант отработки номера перед депутатами может выглядеть и так. После чьего-либо эмоционального выступления вместо призывов к миру и спокойствию председатель поддерживает накал страстей, произнося с нажимом сквозь зубы и уже без всякой нежности: "Не надо нагнетать обстановку". Ну а если атмосфера накалена и с помощью жаренной информации организуется "голосовательный зуд", домашние заготовки председателя проходят без сучка, без задоринки.

Отразив здесь лишь часть арсенала бюрократии, которым она нейтрализует результаты выборов 1990 года, приходится отметить крайнюю степень наивности тех, кто взялся защищать интересы своих избирателей и потратил многие месяцы, чтобы от этой наивности избавиться. Единственная возможность когда-нибудь преодолеть наивность народных избранников возникает только в условиях частых выборов. Раз за разом избиратели, а потом и избранные ими депутаты, должны все-таки научиться отсеивать купленных бюрократией или склонных превращать свою совесть в товар, учиться распознавать приемы манипулирования и видеть истинные цели политиков сквозь ткань интриг. В конце концов избиратель должен стать профессиональным избирателем, депутат — профессиональным политиком, а все вместе — гражданами своей страны.

КОНСТРУКТИВНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Когда с ролью и судьбой Моссовета все уже было ясно (лето 1992 г.) — он должен был оставаться лишь трибуной для озвучивания общественного недовольства — в нем объявилась вдруг фракция "За конструктивное взаимодействие" (около 40 человек, включая 11 председателей постоянных комиссий). Возглавили фракцию тихий зампред от коммунистов Л. Белов и, опять же от коммунистов, председатель комиссии по промышленности В. Телешов (по совместительству — создатель Гильдии московских промышленников) с большим номенклатурным прошлым. Уже после разгрома Советской власти эти «конструктивисты» получили плату за отстаивание интересов Лужкова в депутатской среде. Первый из них стал московским министром печати и информации, второй — зампредом Департамента промышленности.

Молчаливым союзником «конструктивистов» был и глава коммунистической фракции в Моссовете депутат В. Шанцев (прежде — секретарь Перовского РК КПСС). За свои неоценимые услуги (нужно было в определенные моменты замирать и не предпринимать никаких действий) в 1994 г. он был пожалован должностью префекта Южного административного округа столицы.

Депутат Моссовета Г. С. Иванцов (из ответов на вопросы на пресс-конференции в октябре 1992):

"Депутату можно хорошо жить, можно очень удобно пристроиться в этой системе. Можно не заметить украденных у города миллиардов и тихо и спокойно при поддержке администрации устраивать личные инвестиционные проекты. Некоторые депутаты так и делают, вовсю сотрудничая с чиновниками в комбинациях с собственностью и бюджетом. Но я знаю несколько десятков депутатов Моссовета, которые на такое сотрудничество никогда не пойдут.»

Из заявления депутатского объединения "Законность и народовластие" от 04.11.92:

"Мы констатируем, что руководство Моссовета и его Президиум идут на поводу у мэрии. Более того, в связи с попыткой назначения выборов главы городской администрации сторонниками Лужкова Ю. М. сколочена "фракция силы", объединившая в своих рядах функционеров "Демократической России" и бывшего горкома КПСС, представителей и защитников старой и новой номенклатуры.<…> Мы отказываемся разделять ответственность с теми, кто превратил столицу в мафиозный центр, в площадку для всевозможных афер с городской собственностью, бюджетом, системой управления, осуществляемых за счет жизненно важных интересов все более нищающих москвичей."

Деятельность «конструктивистов» была проста и незатейлива. Любое действие Моссовета в защиту закона надо было объявлять политизацией, нагнетанием истерии, происками антилужковской оппозиции. Для пущего эффекта то и дело возникали призывы к самороспуску Моссовета, потерявшего всякое уважение среди москвичей. Призывать призывали, но сами своих депутатских мандатов не сдавали.

Надо поделиться с читателем еще одним наблюдением. С течением времени среди номенклатурной обслуги среднего звена образовалась прослойка чиновников, которые умели содержать свое лицо в демократическом виде, умели казаться вполне здравыми и порядочными людьми. Многие обманывались этим напускным видом, чувствуя «конструктивное» благорасположение этих чиновников и надеясь на какой-то разумный прогресс при решении собственных и общественных проблем. Глубоко непорядочные люди с внешне порядочными чертами получали определенные преимущества в условиях номенклатурного мятежа. Они походили на некую небольшую фракцию в недрах номенклатуры, с которой все-таки можно иметь дело.

"Конструктивное взаимодействие" имеет характер гипноза. Чем больше общаешься с номенклатурными «конструктивистами», тем больше впадаешь в наивную доверчивость и сам перерождаешься в такого «конструктивиста».