Спектакль с человеческими жертвами

Спектакль с человеческими жертвами

ДОКУМЕНТЫ ЭПОХИ

Из Заявления Советского руководства от 18 августа 1991 г.:

"В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…, в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей, заявляем:

1… идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года.

2. Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеют Конституция СССР и Законы Союза ССР…"

Из обращения ГКЧП к советскому народу, 18 августа 1991 г.:

"Соотечественники! Граждане Советского Союза! В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М. С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна, по существу, стала неуправляемой.

Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества… Сегодня те, кто по существу ведет дело к свержению конституционного строя, должны ответить перед матерями и отцами за гибель многих сотен жертв межнациональных конфликтов. На их совести искалеченные судьбы более полумиллиона беженцев. Из-за них потеряли покой и радость жизни десятки миллионов советских людей, еще вчера живших в единой семье, а сегодня оказавшихся в собственном доме изгоями…

…Потоки слов, горы заявлений и обещаний только подчеркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти, страшнее, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей.

Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма — регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывающегося десятилетиями… Давно пора сказать людям правду: если не принять срочных и решительных мер по стабилизации экономики, то в самом недалеком будущем неизбежен голод и новый виток обнищания, от которых один шаг до массовых проявлений стихийного недовольства с разрушительными последствиями. Только безответственные люди могут уповать на некую помощь из-за границы…

Долгие годы со всех сторон мы слышим заклинания приверженности интересам личности, заботе о ее правах, социальной защищенности. На деле же человек оказался униженным, ущемленным в реальных правах и возможностях, доведенным до отчаяния. На глазах теряют вес и эффективность все демократические институты, созданные народным волеизъявлением. Это результат целенаправленных действий тех, кто, грубо попирая Основной Закон СССР, фактически совершает антиконституционный переворот и тянется к необузданной личной диктатуре. Префектуры, мэрии и другие противозаконные структуры все больше явочным путем подменяют собой избранные Советы…

Страна погружается в пучину насилия и беззакония. Никогда в истории страны не получали такого размаха пропаганда секса и насилия, ставящие под угрозу здоровье и жизнь будущих поколений. Миллионы людей требуют принятия мер против спрута преступности и вопиющей безнравственности…

Наш многонациональный народ веками жил исполненный гордости за свою Родину, мы не стыдились своих патриотических чувств и считаем естественным и законным растить нынешнее и грядущие поколения граждан нашей великой державы в этом духе.

Бездействовать в этот критический для судеб Отечества час — значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия. Каждый, кому дорога наша Родина, кто хочет жить и трудиться в обстановке спокойствия и уверенности, кто не приемлет продолжения кровавых межнациональных конфликтов, кто видит свое Отечество в будущем независимым и процветающим, должен сделать единственно правильный выбор. Мы зовем всех истинных патриотов, людей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени…"

Из Заявления руководства РСФСР от 19 августа 1991 г., 9.00:

"В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Какими бы причинами не оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правовым, реакционным, антиконституционным переворотом. При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более широкий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Руководство России заняло решительную позицию по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза, единству России. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания — 20 августа с. г."

(Необходимый комментарий: официально проект Договора был опубликован всего за три дня до выхода цитируемого заявления. Подписывать его 20-го августа было нельзя: его обсуждение еще не прошло, законодательные органы на этот счет никаких санкций не давали. Получается, что на указанную дату готовилось тоже нечто вроде переворота. Страну хотели поставить перед фактом, очень своеобразно трактуя результаты референдума. А слова о стремлении к единству Союза — это самая наглая ложь. Дальнейшие события это ярко подтвердили. — А. К.)

"Такое развитие событий вызывало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота.

Мы считали и считаем такие силовые методы неприемлемыми. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.

Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета…"

В заявлении излагалось требование обеспечить выступление Горбачева перед народом, созвать Чрезвычайный Съезд депутатов СССР, призывы к военным не принимать участия в перевороте, к гражданам — объявить бессрочную забастовку."

Из обращения Координационного совета движения "Демократическая Россия", 19 августа, 15.30:

"…группа высокопоставленных заговорщиков, отстранив от власти Горбачева, а также Ельцина и законные власти по всей стране (это была явная дезинформация с целью раздувания страстей — А. К.), совершила попытку военного переворота, назвав его "временным чрезвычайным положением". Мы призываем остановить работу на всех промышленных предприятиях… Генералы и офицеры, верные присяге, берите инициативу в свои руки! Демократы, создавайте повсюду комитеты гражданского сопротивления!"

Из обращения вице-мэра Москвы Ю. Лужкова, 19 августа, 16.30:

"Власть узурпировала группа лиц, именующих себя государственным комитетом по чрезвычайному положению, не имеющая конституционных полномочий на руководство страной, представляющая тем самым фактически хунту. В ее состав вошли лица, несущие основную и непосредственную ответственность за катастрофическое положение в экономике, общественной безопасности и социальных условиях жизни граждан. <…> Переворот преследует цель свернуть любые демократические преобразования и надолго оставить страну под властью реакционных сил…"

Из обращения Ельцина к военнослужащим 19 августа, 17.00:

"Страна оказалась перед угрозой террора. «Порядок», который нам обещают новоявленные спасители Отечества, обернется трагедией, подавлением инакомыслия, концентрационными лагерями, ночными арестами. "Лучшая жизнь" окажется пропагандистским обманом. Солдаты и офицеры России! В эту трагическую для России, всей страны минуту я обращаюсь к вам. Не дайте поймать себя в сети лжи, обещаний и демагогических рассуждений о воинском долге! Не станьте слепым орудием преступной воли авантюристов, поправших Конституцию и законы СССР. <…>

Над Россией, над всей страной сгустились тучи террора и диктатуры. Они могут превратиться в вечную ночь…"

Из обращения Ельцина к москвичам, 19 августа, 19.00:

"…налицо тягчайшее преступление — измена народу и Конституции страны. Действия путчистов направлены на демонтаж нарождающейся демократии и возврат к тоталитаризму. Члены комитета — главные виновники тяжелейшего кризиса в обществе — действуют как политические авантюристы. Захваченная силой власть в их руках обернется большой бедой для нашего многострадального народа, приведет страну к полной катастрофе. Еще нигде и никогда не удавалось решить экономические и политические проблемы с помощью оружия и насилия…"

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ — ИМИТАЦИЯ ОБОРОНЫ

Первый день переворота начался со страха перед неизвестностью и полной неразберихи. Стосковавшаяся по прямому действию и готовая к лобовой схватке оппозиция выплеснулась на улицы. Пассивное большинство страх погнал по обычному пути — на работу.

Политизированная прослойка столичной публики рванулась на митинги. Их активность подхлестнули бронетранспортеры и танки, появление которых вызвало бурю негодования еще до того, как прояснились намерения военных и поставленные им задачи. Военная техника ожидалась только в составе карательной экспедиции против демократии.

19 августа в 11.30 у здания ТАСС уже стояли десять БТР, а офицер сказал журналисту, что при получении приказа придется стрелять. Ко всему прочему, не вышли газеты, а телевидение непрерывно передавало лишь "Лебединое озеро" и постановления ГКЧП. Типографии отказались принять в набор "Московские новости", "Московский комсомолец", "Российскую газету", «Куранты», "Независимую газету". Это подтверждало догадку: дело закручивается всерьез. В нарастание истерии внесли огромный вклад эмоциональные до вздорности заявления руководства России (см. выше). Еще никто не знал, болен или здоров Горбачев, а действия ГКЧП уже именовались военным переворотом.

Сначала даже здравый очевидец мог не заметить, что военная техника не имела задачи пройти там, где ее встретит людская масса. Страх диктатуры или просто истерическое состояние на время ослепили людей, бросившихся любой ценой остановить эту технику, идущую через город посреди потоков гражданского транспорта. Стремление решить здесь и сейчас конкретную задачу отключило у политизированных москвичей способность задать себе вопросы: почему техника пошла не ночью, почему нужно было проводить ее через центр города, почему же военные так легко послушались и развернули своим колонны от Манежной площади? Позднее можно было бы спросить и о причинах бесперебойной работы всех основных систем связи и электропитания у противников путча, о полном провале объявленного комендантского часа.

В 12.00 стихийный митинг у здания Моссовета остановил колонну БТР, пытавшуюся пройти в сторону Кремля. Военные не знали, что им делать, и через полчаса развернули свои машины. Примерно в то же время начался немногочисленный митинг на Манежной площади. Мегафоны были слабыми, никто ничего не слышал. Да и выступать было не о чем — никто не имел достоверной информации. Выступающие толкались на импровизированной трибуне, торопясь войти в историю.

Люди искали себе применения, чувствуя значимость момента. Они кричали "Фашизм не пройдет!" и призывали отдать под суд членов ГКЧП. Увидев лидера ЛДП Жириновского, по слухам поддержавшего ГКЧП, демонстранты обратили его в бегство с криками "Фашист!". С утра никто еще не успел устать, и кипящая кровь требовала действия.

Примерно в 12.30 со стороны Большого театра появилась бронетехника. Весь митинг побежал ее останавливать. Поскольку движение транспорта до этого никто не прекращал, нашлось немало водителей, пожелавших запереть въезд на Манежную площадь. Техника давить людей и машины не решилась и встала. С полчаса командиры думали, что предпринять и, как и в других случаях, решили отступить. После того, как удалось пресечь проход БТР еще и вдоль Александровского Сада, большая часть разросшегося митинга с чувством выполненного долга ушла к Белому Дому. С этого момента Манежная площадь была плотно взята под контроль военными, перекрывшими все подъезды броней и оцеплением.

Там — у Белого Дома — толпа кружила без дела и оживилась только при появлении колонны военной техники на Новом Арбате. Эта колонна тоже выглядела совершенно беспомощной. Ее остановила вызывающе декоративная баррикада. За баррикадой стояли люди, и головная машина остановилась, словно на стену натолкнулась. Толпа тут же обтекла несколько машин и попыталась вступить в диалог с военными. Ее сначала отгоняли страшным ревом двигателей, но потом моторы заглушили. Измотанные ночным переходом командиры экипажей в растерянности сидели на броне. По их словам, колонна должна была взять под защиту Белый Дом на набережной, и буйное негодование со стороны толпы воспринималось военными с недоумением.

То же самое творилось и со стороны Кутузовского проспекта. Оттуда чуть раньше подошли несколько танков. В то время, как танкисты пытались понять что делать дальше, ретивые молодые люди заталкивали в гусеницы длинные пруты арматуры. Ощущение игры особенно явно было видно на некотором удалении. Одни делали вид, что наступают, другие — что способны им в этом помешать. Причем игра со стороны «защищавшихся» происходила с искренним вдохновением. "Ребята, — кричали молодые мужчины, перетаскивающие на баррикаду садовую скамейку, — помогайте, а то перед детьми будет стыдно!" До вечера было еще далеко. К 16.00 «баррикадники» стали разбирать мостовую.

"ПОДВИГ" ДЕПУТАТОВ

В первый день путча было стыдно по другому поводу. 19 августа депутаты в Моссовете пребывали в состоянии полной растерянности. Так же, как и уличная толпа, они совершенно не знали, что им делать. Противника как такового не было, сессию созвать было невозможно, никаких планов на случай чрезвычайных ситуаций не существовало, и даже отдавать приказы было некому.

Собрание депутатов было организовано уже в 11.00, но многие были в отпусках, а часть народных избранников сразу бросилась в Белый Дом, не думая о судьбе и задачах Моссовета. Взять руководство на себя было некому. Депутаты не смогли ни заняться организаторской работой, ни принять какого-либо обращения против ГКЧП. Одно хорошо — кто-то додумался собирать подписи против переворота. Вот только дорого бы это обошлось, если бы путчисты играли всерьез и до конца. Если бы они победили, то списки активистов сопротивления были бы готовы для "компетентных органов". Кстати, в эти дни погибли в огне многие архивы общественных организаций и частных лиц. В страхе за себя и за других люди уничтожали потенциальный компромат.

Вместо сессии собрался расширенный Президиум Моссовета, председатель которого застрял в Форосе где-то рядом с заблокированным там Горбачевым. За Гончара исполнял обязанности Л. Белов — армейский замполит в прошлом и «конструктивист» при Лужкове в будущем. Его стараниями Президиум решил, что даже в этой ситуации необходимо обеспечить кворум. А без кворума осторожные члены Президиума принимать решения не хотели. Более того, Президиум решил, что ему нужно собираться в узком кругу без остальных депутатов.

Лишь к 21.00 появилось заявление Президиума в поддержку обращения Ельцина к гражданам России и призывом содействовать избранным народом органам власти. Впрочем, обращение в информационные агентства как-то не попало. А на следующий день к полудню вышло странное по стилю обращение к военным: "Братья! Старая партийная верхушка делает последнюю отчаянную попытку сохранить свою власть и привилегии. Те, кто роскошно жил за счет нищего народа в своих особняках и дачах, снова хотят утопить в крови тех, кто борется за право на землю, за право жить по-человечески. <…> Каждый из вас даст ответ перед Богом и людьми за то, как он поступил сегодня. Не убий!" Чувствовалось, что текст авторский и принят второпях. У органа власти такой интонации быть не должно. Президиум как бы расписался в том, что он — не орган власти.

Подвига депутатов не произошло. Реальных рычагов управления, реальной возможности связаться с избирателями у них не было, воли к пользованию властью — тоже. Лишь у части депутатов просматривалось горячее желание послужить делу демократии.

Путч показывал, что советской власти в городе уже не существовало.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ — ПРОДОЛЖЕНИЕ СПЕКТАКЛЯ

В 13.00 Борис Ельцин взобрался на танк и обратился к москвичам. Ничего особенного не сказал. Только потребовал вернуться к нормальному конституционному развитию. Впечатление у присутствующих вызвал огромное. По-видимому, как в свое время потряс толпу Ленин, взобравшийся на броневик.

На исходе дня появился Указ Ельцина о том, что до созыва внеочередного Съезда депутатов СССР все союзные органы исполнительной власти переходят в непосредственное подчинение Президенту РСФСР. Отчаянность и нелепость этого Указа пугала. Коль скоро Ельцин подписывает такие истеричные Указы, дело действительно дрянь.

В 20.00 Ельцин выступил с балкона Белого Дома. Опять минимум новизны и масса эмоций у присутствующих. Заработало радио, расположенное внутри Белого Дома. Успевшим пройти внутрь энтузиастам раздавали автоматы и распределяли по многочисленным подъездам. Москвичей призывали на защиту российского парламента в мегафоны и по радио.

Десять танков Таманской дивизии (как потом выяснилось, без боекомплекта) охраняли «танкоопасные» направления у резиденции российских властей. (Командир этой группы впоследствии сгинул где-то в лабиринтах армейской бюрократической машины.) К 23.00 к ним прибавилась рота десантников во главе с заместителем командующего ВДВ генерал-майором Лебедем. Сам командующий ВДВ генерал Грачев, по всей видимости, уже согласился на пост министра обороны в будущем правительстве и начал выполнять распоряжения Ельцина.

В ночь у Белого Дома горели костры. Пикетчиков подбадривал И. Силаев, пообещавший через громкую связь зачесть дежурство у костров как полный рабочий день и оплатить его в двойном размере.

ВОССТАЛИ БРОКЕРЫ

20 августа с утра была организована демонстрация брокеров (В те дни многим всякий брокер казался демократом). Человеческая начинка из Российской товарно-сырьевой биржи вышла колонной с флагом России размерами 5ґ120 метров. Этот флаг вызвал восторг у мелкорозничной толкучки близ Детского Мира, которая собралась, невзирая на путч. Брокеры, двигаясь к Белому Дому, скандировали: "Долой хунту (КГБ, КПСС)! Ельцин! Россия! Свобода! Победа! Моссовет!"

Отвлечемся на несколько строк от хронологии событий.

Всего через несколько дней те же брокеры удивили Москву полотнищем вдвое большей величины. На сей раз причина их выступления была куда прозаичнее. Они требовали освобождения арестованного собрата и провели митинг перед Белым Домом, исполнив наспех состряпанный "Гимн свободе". На этом митинге (30 августа) брокерский лидер Константин Боровой уже заявил: "Никакой революции не произошло: коммунисты-демократы победили руками народа коммунистов-фашистов".

15 мая 1992 г. Боровой остановил торги на РТСБ: "Партию экономической свободы должны учредить вы, которые остановили путч, которые не побоялись пожертвовать собой ради свободы, которые спасли Россию". Партию учредили брокеры — спасители Отечества. Потом злые языки называли ее Российской товарно-сырьевой партией. Брокерам первой генерации ведь никакой свободы, кроме «экономической», нужно не было. Постепенно отпала необходимость и в партии, и в Боровом. Слишком уж много стало этой золотоносной «свободы», чтобы терять время на митинги и партсобрания.

А еще через год повторить свой маршрут с флагом 18ґ400 м брокерам не позволил Лужков. Они плакали от обиды. Но плакали недолго.

ПАРТИИ НА ЗАЩИТЕ ДЕМОКРАТИИ

Противодействие перевороту требовало от московских организаций политических партий энергичных действий. Но ситуация проявила отсутствие у них какой-либо системы оперативного реагирования на события и организационного ядра. Листовки к концу дня в городе появились, хотя действующих активистов партий заметить среди толпы не удавалось. Как оказалось потом, все они скопились у парламента, чтобы приобщиться к историческому моменту, и вовсе не думали о серьезной работе по организации отпора перевороту.

В убогие комнаты Общественного центра Моссовета пришли единицы партийных активистов, которые обычно тут толклись в изобилии. Часть из них мелькнула лишь на короткое время, чтобы получить информацию и снова смешаться с толпой. Несколько человек остались здесь и работали как подобие информационного центра. Сведения о действиях путчистов и противостоящих им силах в республиках и областях в Белый Дом и Моссовет прорывались с трудом, и Общественный центр образовывал альтернативный канал информации. А пока передавались сообщения об Указах Ельцина и обстановке в Москве, зачитывались в телефонную трубку документы. А с утра 22 августа уже шла проработка подготовительных мероприятий по организации забастовок.

Дальнейшая история показала, что сил одной партии едва хватало, чтобы обеспечить «оборону» одного подъезда Белого Дома. К тому же оказалось, что в политическом спектакле вся эта работа никому не нужна. Сцена и без того переполнена декорациями и героическими персонажами.

ВОКРУГ БЕЛОГО ДОМА

Итоги первого дня большого политического спектакля поддержали у людей высокий уровень страха и ожиданий исторических событий. Путчистами были схвачены средства массовой информации, изданы грозные распоряжения с далеко идущими последствиями, объявлен комендантский час в Москве. Слухи доносили, что вблизи кольцевой дороги наблюдается массовое перемещение войск.

Утренняя картина массового народного гулянья вдоль баррикад перед Белым Домом — с фотографиями на память около танков на фоне голубого неба говорила: совершеннейший спектакль! Это было видно только со стороны. Участники массовки фальши не замечали, они наслаждались призраком Свободы!

С 12.00 здесь начался непрекращающийся многочасовой митинг. Большой праздник требовал большого шума. Снова выступил Ельцин, потом появился вернувшийся из дальних мест отдыха Г. Попов. Позднее раскалившийся микрофон радио российского парламента плотно занял С. Станкевич. Он же первым объявил, что в ближайшее время может быть предпринята попытка штурма Белого Дома.

К вечеру Б. Ельцин, поговорив по телефону с президентом США Дж. Бушем и премьером Великобритании Мейджором, стал звонить председателю ВС СССР А. Лукьянову (через двое суток тот будет объявлен "главным идеологом переворота"). Лукьянов, сославшись на министра обороны Д. Язова и шефа КГБ В. Крючкова, сказал, что ни о каких планах штурма Белого Дома ему не известно. Тут же с Ельциным связался и глава ГКЧП Г. Янаев, заявивший, что ему тоже не известно о каких-либо планах штурма и что он готов отменить такой приказ, если он где-либо существует. Все эти переговоры никому известны не были, и ГКЧП клеймили с прежним усердием.

Совсем уж погружаясь в бред, информационные агентства сообщили, что руководящий «обороной» Белого Дома генерал-полковник К. Кобец направил невесть откуда взявшегося "верховноглавнокомандующего казачьими силами России" в конный полк киностудии «Мосфильм» для получения лошадей и оружия, "необходимых казакам для защиты Президента России".

Информационная истерия нарастала. Всюду искали танки. А между тем, начался вывод войск из столицы. Подступы к Белому Дому в ночь с 20 на 21 августа были совершенно свободны. Жертвенная толпа мокла перед зданием парламента уже совершенно впустую. За нарушение комендантского часа никого не преследовали, Москва мирно смотрела августовские сны.

Ожидая штурма, защитники парламента выстроились вокруг здания плотными рядами и наладили жесткую пропускную систему. По радио голосом Станкевича транслировались сообщения — одно страшнее другого. Люди изматывали себя в крайне взвинченном состоянии, считая, что совершают подвиг и в любой момент могут погибнуть. Наступает кульминация спектакля.

ШТАБ В МОССОВЕТЕ

С 20 августа в Моссовете энергично заработал штаб по чрезвычайному положению, собиравший сведения о перемещениях военной техники по городу и занимавший значительную группу депутатов разговорами на эту тему. Три человека беспрерывно отвечали на телефонные звонки, пытались связываться то с Белым Домом, то с командующим Московским военным округом, то с военным комендантом. Еще человек тридцать напряженно слушали радио, обсуждали слухи, переполнявшие эфир, и анализировали прогнозы, переполнявшие головы. Организовывать полезную деятельность было некому, и депутаты просто ждали появления вооруженных людей, безотчетно желая прославить себя участием в сопротивлении.

Героизм в депутатские сердца нагнетался потоками дезинформации, поступающей по радио из Белого Дома. Целые дивизии входили в город и бесследно исчезали в нем, колонны танков то и дело готовились к штурму, со всех сторон надвигался ОМОН. Пугая друг друга этими слухами, депутаты переполнялись гордостью за собственную стойкость.

Многие московские депутаты пытались работать в индивидуальном порядке на баррикадах, в штабе обороны Белого Дома, в районах. Но оказалось, что "родная мэрия" не собирается делиться славой подавления путча с депутатами. Подвиг подавления путча должен был совершить аппарат и только аппарат. Черновая работа активистов-энтузиастов должна была потонуть в общем торжестве демократии.

Замещающий мэра Лужков поторопился издать распоряжение о прекращении допуска в Моссовет кого-либо, кроме депутатов. Добровольные помощники, решавшие, к примеру, задачу доставки бетонных блоков к Белому Дому, проникали в Моссовет только после напряженных разговоров депутатов с начальником охраны. А В.Шахновский, уполномоченный мэрией выписывать пропуска, из Моссовета исчез — помчался искать славы в направлении Белого Дома. Своеобразно действовал и сам мэр Г.Попов, предложивший на небольшом совещании депутатам не подставлять лбы под пули и идти спать домой. Сам же Гавриил Харитонович обещал оставаться в Моссовете с небольшой группой до конца, но после депутатского собрания тут же уехал в Белый Дом. Тоже за славой и подальше от беззащитного и полупустого Моссовета.

Дело в том, что охрана Моссовета, присланная Грачевым, которую все восприняли за войска ГКЧП, была снята. Несколько милиционеров Моссовет защитить могли только от случайных посетителей. А через некоторое время начальник ГУВД Мыриков предупредил работников мэрии о готовящемся штурме красного здания на Тверской. Чиновники ретировались столь быстро, что не известили об опасности депутатов. Только спасающийся бегством любимец Попова В. Боксер, ныряя в автомобиль, случайно привлек к себе внимание воплями: "Сейчас здесь такое будет!"

И вот сидели то ли испуганные, то ли обрадованные депутаты в своем штабе и готовились принять мученическую судьбу. Депутат-журналист, отправляясь к Белому Дому, надевал бронежилет и на его лице появлялась грустная решимость пойти на смерть. У тех, кто бронежилета не имел, лица были более спокойными.

В моссоветовском штабе отставной генерал важно руководил размещением флажков на карте Москвы. Сообщения о перемещении войск поступали по телефону и тут же превращались во флажки на карте. Сообщений много и флажков много. Только куда девались только что зарегистрированные части, понять было нельзя. После информации о том, что никакой военной техники в районе Белого Дома нет, генерал-консультант заключил, что пространство расчищено для атаки сходу.

Штурма ждали, но его не было и не могло быть.

Утром 21 августа на уставших лицах читалась досада. Так ничего и не произошло.

ПРИЗРАК ШТУРМА

Центральным событием спектакля стал «бой» на пересечении Нового Арбата и Садового Кольца, прозванный потом штурмом Белого Дома. Около полуночи радио сообщило, что начался штурм, и бронетехника в количестве 20 единиц прорвала первую линию обороны. Это была фантазия.

В действительности же, несколько боевых машин пугнули мешающих им проехать баррикадников выстрелами на Садовом Кольце у американского посольства. Потом, уже удаляясь от Белого Дома, они были заблокированы в тоннеле троллейбусами с фронта и тяжелыми поливальными машинами с тыла. Попятившиеся назад БМП не смогли сдвинуть заграждение и, напуганные огромной и агрессивной толпой, решили прорываться вперед — через баррикаду из троллейбусов.

У ненавоевавшихся людей (скорее всего, бывших "афганцев") возникло желание захватить попавшую в ловушку технику. Оказавшись в западне, военные занервничали. И было от чего. Вместо диалога, как это было в других случаях, в ход пошли бутылки с зажигательной смесью с одной стороны и автоматные очереди в воздух — с другой.

Люди погибли при разворотах БМП, пытавшегося предотвратить захват и сбросить с себя накинутый какими-то «умниками» брезентовый полог. Ответственность за пролитую кровь лежит не только на тех, кто отдал приказ ввести войска в город, но и на тех, кто нагнетал по радио истерию, кто бросал бутылки с зажигательной смесью, рискуя не только собственной жизнью, но и жизнью солдат, и жизнью тех, кто стоял у гусениц БМП.

В своих воспоминаниях Ельцин деловито описывает свое пробуждение от выстрелов на Садовом кольце и почти состоявшееся бегство. Всеобщий испуг заставил охрану Президента России приступить к его эвакуации в американское посольство. На него напялили бронежилет и засунули, как бревно, в машину. Американцы уже были готовы оказать помощь. И тут только Ельцин очнулся, похолодев от мысли о том, что о нем подумают его защитники. В октябре 1993 г. ни Хасбулатову, ни Руцкому мысль о бегстве не приходила в голову даже под огнем ельцинских танков. Американцы помощи тоже не предлагали.

В августе 1991 г. рисковали жизнями людей и те, кто призывал москвичей своими телами прикрыть российское правительство и все время занижал данные о защитниках Белого Дома примерно на порядок. Сотни тысяч москвичей по сути дела оказались в зоне огня между двумя вооруженными группировками. Толпа у Белого Дома удерживалась волнами истерии, нагнетаемыми лживой информацией по громкоговорителю. Опровержение одной ложной информации постоянно сопровождалось новой ложью.

Пока шумели о штурме, войска выходили из города. Поначалу, не поняв интриги, помощник мэра Е.Савостьянов сообщил об этом РИА и посетовал на "трагические недоразумения", которые происходят, когда военные случайно сталкиваются с ранее созданными баррикадами и активными пикетчиками. Если же войскам не мешать, то они тихо уйдут, говорил Савостьянов в три часа ночи. А к утру недоразумение на Садовом Кольце стало по версии журналистов бешеным штурмом.

Зато пришлось пожертвовать менее важной информацией (дезинформацией!). В конце концов были без смущения опровергнуты громогласно распространяемые высокими должностными лицами слухи о высадке десанта в районе подмосковной Кубинки и на Ходынкском поле, факт концентрации танков Кантемировской дивизии в районе Кутузовского проспекта, известие о штурме Моссовета, информация об аресте П. Грачева, данные о повальной забастовке шахтеров, остановке ЗИЛа, завода «Калибр» и других крупных предприятий Москвы.

Штурма не было, как не было и баррикад. Был фальшивый штурм и декоративные баррикады, фальшивый путч и фальшивые герои. Лишь кровь человеческая была настоящей.

НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Поверхностный взгляд на трагические события августа 1991 г. в Москве дает однозначные выводы о победившей демократии, о срыве попыток партаппарата вернуть себе власть и т. п. Действительно, опыта ликвидации политических авантюр у граждан России до сих пор не было, и ждать особенной глубины анализа от толпы, скандирующей "Ель-цин! Ель-цин!" не приходится. Зато в частных разговорах недоумение возникает. Путч уж слишком напоминал спектакль, его последствия просматривались буквально с первого дня.

Для придания правдоподобности политическому спектаклю режиссерам пришлось подмешать в события кровь. От этого возникли сложности с изобличением событий путча, как фарса политиканов. Фарс был превращен в трагедию. Эйфория победы, также запрограммированная режиссерами, отшибала трезвое восприятие. Поэтому в те дни как-то не замечалось и постыдное предложение о присвоении Ельцину звания Героя Советского Союза, и утверждение о том, что москвичи отработали свои карточки на баррикадах (автор того и другого, как мы уже упоминали, Г. Х. Попов), и многое другое.

Если мэр Москвы и демократизованные журналисты строили словесные мифы, то подчиненные градоначальства активно создавали собственный героический образ. После ликвидации ГКЧП мэр и его компания старалась всячески подчеркнуть свою роль в сооружении баррикад у Белого Дома. Но, несмотря на распоряжение Лужкова, железобетонные конструкции так и не были доставлены к парламенту России в ощутимом количестве, тяжелая строительная техника лишь обозначила свое присутствие в отдельных точках. Может быть распоряжение и не предполагало ревностного исполнения?

Из дневника автора

"До штаба генерала Кобеца дозвониться оказалось неожиданно легко. "Куда разгружать бетонные блоки?", — спросили мы. "Куда хотите. В любое место.", — был ответ. Это означало, что никаких серьезных баррикад не построено. Одна фикция.

Разговоры о машинах, груженых песком оказались ложью. Там не было ровным счетом никаких машин. По этому поводу через помощника мы пытались найти начальника Мосстройкомитета Ресина. Его радиотелефон в машине упорно не отвечал. молчали и другие телефоны.

От чиновника транспортного отдела администрации мы узнали, что Лужков распорядился метро не останавливать ни в коем случае. Наши попытки подготовить остановку наземного транспорта тоже не вызвали энтузиазма в транспортном отделе. Всерьез сопротивляться ГКЧП никто не хотел."

В итоге театрализованные декорации и словесные мифы привели к вовсе не театральным переживаниям и политическим сдвигам. Не за горами было окончательное перерождение оплодотворенной «демократией» номенклатурной команды в свирепую воровскую шайку.

В одном из телеинтервью (16.03.92) ближайший соратник Ельцина Г. Бурбулис сказал: "Мы создаем новую реальность. Мы вылечим больного вопреки ему самому". Это требуется помнить — они создавали и создают новую реальность!

КАЖДОМУ СВОЕ

После подавления путча ГКЧП было объявлено, что маршал Ахромеев повесился, а шеф МВД Б.Пуго пустил пулю в лоб. Немногим позже поступило сообщение, что выпрыгнул из окна управделами ЦК КПСС. Все эти смерти по официальной версии были самоубийствами. Но знание уходящих таким путем из жизни людей было столь опасным для дальнейшего перераспределения партийного наследства, что эта версия становится весьма сомнительной. (Взять хотя бы тот факт, что дачный городок ЦК и МГК КПСС в Кунцево отошел «Попов-фонду», а одним из учредителей этого фонда стал заместитель управляющего делами ЦК КПСС Лещинский. Кто помогал расхищать добро, остался жить.) Более правдоподобна версия состоит в том, что важным особам намекнули, что по итогам последних событий их ближайшим местом обитания будет общая тюремная камера, в которой присутствие высокопоставленных гостей доставит блатным особое удовольствие (в 1994 г. о таком варианте ведения следствия открыто говорилось в специальной телепередаче).

Что получили в конце концов путчисты? Те, кто понял, что почва уходит из-под ног, что со страной кончено, кто не желал издевательств всякого хамья, торопящегося доказывать свой «демократизм» — те ушли из жизни. Могила маршала Ахромеева на время стала местом паломничества коммунистической оппозиции. Армия Грачева забыла и маршала Ахромеева, и многих-многих других. Забыли и Пуго. Слегка воспрянули от личной катастрофы только А. Лукьянов, да В. Стародубцев. Оба почти сразу из тюремной камеры пересели в кресла депутатов Госдумы.

* * *

Смерть или изоляция высших чиновников, не решившихся включиться в новый номенклатурный клан, была необходима для того, чтобы покрыть мраком происхождение капиталов, намытых из партийного золота. Послепутчевые разговоры — хорошая информация к размышлению о том, кто и как делил наследство КПСС.

Горбачевский "серый кардинал" А. Яковлев утром 21-го августа гулял по Моссовету в очень веселом состоянии. Вероятно, с Г. Поповым они уже обсудили к тому моменту вопрос о создании новой номенклатурной партии — Движения демократических реформ (ДДР). А в появившемся в эфире телеинтервью тот же А. Яковлев раздавал характеристики своим бывшим коллегам по старой номенклатурной партии, опрокинутой в августе. Он говорил о том, что Лукьянов — ястреб (такая оценка, вероятно, позволила засадить Лукьянова в тюрьму), зато Пуго — слабохарактерный, осторожный, совестливый человек. Прожженного политика удивил Язов (как и Яковлев, он был лейтенантом в годы Отечественной войны): "казалось, он останется солдатом". Яковлев добивал не вписавшихся в его команду (говорили, что он будет баллотироваться на скорых выборах в Президенты СССР) — кого в тюрьме, а кого и после смерти.

А ведь Яковлев и те, кого он оценивал, были начальниками одной армии — генералами от номенклатуры КПСС, осуществлявшими совместный контроль за своим главнокомандующим и его генеральным штабом. Всего за год до разгрома ГКЧП Яковлев в другой телепередаче (по поводу демонстрации 1 мая 1990 года) расценивал трехцветный российский флаг, как дурной символ "монархистов с анархистами", а демонстрацию оппозиции — как вылазку ультраправых (он назвал их "ряжеными").

Времена меняются, номенклатура подстраивается под них, а люди забывают ее прошлые мерзости… Теперь клан А. Яковлева победил, и нужны были какие-то новые слова. (К личности А. Яковлева и вопросу о цене его слов мы вернемся в главе "Особый тип нравственности".)

* * *

В послепутчевой дележке собственности и власти не только полузабытое прошлое нужно было покрыть мраком, но и недавние события сохранить в их мифологическом виде. Решая эту задачу, Г. Попов выступил против каких-либо комиссий по расследованию, созданных представительными органами (телеинтервью 27.08.91). Достаточно, мол, комиссий при исполнительных органах. Т. е. истинный сценарий переворота надо было упрятать подальше, чтобы наивные депутаты не раскопали чего-нибудь гадкого. Его стараниями материалы комиссий ВС СССР и Моссовета так никогда и не были опубликованы.

Вместо этого мэр московский призывал к проведению политической чистки для того, чтобы "силы путча" потерпели окончательное поражение ("МК", 24.09.91). Потом еще почти год Г. Попов пугал публику угрозой нового переворота, и лишь к годовщине разгрома ГКЧП успокоился. Его просветленное сознание посетила догадка, что демократы так и не смогли взять власть, что они только и сумели, что расчистить место для реформаторов от номенклатуры. Только не жалел Г. Попов ни о чем: "Я всегда буду гордиться тем, что в дни путча всеми силами помогал свергнуть отживший, угрожающий будущему России строй. Но я никогда не прощу себе того, что мог сделать больше, но не сделал — как демократ, как идеолог и теоретик, как российский интеллигент, просто как гражданин." ("Известия", 24.08.92).

Это было действительно свержение, контрпереворот, а не "демократическая революция". Это был пролог октябрьского переворота 1993 г. Безобразную лживость организаторов того и другого переворота может показать попытка приложить приведенные в начале главы цитаты из документов к октябрьским событиям 1993 г. Почти все слова обращения ГКЧП могут быть приписаны Ельцину и его сторонникам. Откуда ушли, туда и пришли. Одну маску сменили другой. Доверчивые купились на это, а те, кто сохранил память и здравомыслие, многому научились.

* * *

С течением времени членов ГКЧП тихонько выпустили из тюрьмы, и они стали похаживать на митинги «красных». Гэкачеписты превратились в персоны, причастные к болевому моменту отечественной истории, отсидевшиеся в тюрьме, пока общество исчерпывало интерес к героям событий августа. Теперь перед публикой объявились антигерои и интерес на время разгорелся с новой силой.

Гэкачеписты стали выступать в прессе, публиковать воспоминания. Журналистский бомонд даже пригласил их на телепередачу «Пресс-клуб», где долго балансировал в своих оценках и вопросах на грани приличия, а потом сорвался к брани: "Вы — дерьмо!". Настроенный на жесткую перепалку В. Павлов ответил в тон: "В порядочных домах за такие слова морду бьют". После этой отповеди члены ГКЧП с чувством нравственной победы покинули собрание. Журналистам крыть было нечем, и они стали трепать друг друга, чтобы в следующий раз снова найти общего врага.

Организаторы путча в 1994 г. приняли амнистию, формально признав правомерность своего нахождения на скамье подсудимых. Упорствовал только генерал Варенников, известный своими жесткими требованиями к ГКЧП по поводу ареста российского руководства. В конце концов он был оправдан судом (август 1994 г.). Попутно совещание лидеров ГКЧП накануне переворота было определено судом не как заговор, а как обсуждение ситуации, грозящей целостности СССР. Оправдание Варенникова, скорее всего, прошло так легко только потому, что было направлено против Горбачева. Осторожно обретающему новую роль в российской политике экс-президенту «клеили» обвинение в преступной пассивности — якобы он не предпринял все возможное для того, чтобы сбежать из Фороса. Пожалуй, только такого рода интригой можно объяснить вдруг прорезавшуюся принципиальность прокуратуры и суда.

Попутно всплыл такой ценный документ (приводим фрагмент): "Уважаемый Михаил Сергеевич! Надо ли нас держать в тюрьме? Одним под семьдесят, у других плохо со здоровьем. Нужен ли такой масштабный процесс? Кстати, можно было бы подумать об иной мере пресечения. Например, строгий домашний арест. Вообще-то, мне очень стыдно! Вчера прослушал часть (удалось) Вашего интервью о нас. Заслужили или нет (по совокупности), но убивает. К сожалению, заслужили. По-прежнему с глубоким человеческим уважением. В. Крючков. 22.8.91." ("НЕГ", 14.07.94). Вот таковы были покаянные мысли бывшего шефа КГБ…

Надо отметить, что поверженный в октябре 1993 г. А. Руцкой не впал в такое размягчение воли, не был сломлен. И напрасно генерал Лебедь потом (в 1993 г.) заявил, что "Руцкой утратил честь офицера". Руцкому можно предъявить претензии в том, что он оказался для сложившейся в 1993 г. ситуации недостаточно умен и слишком слаб как организатор, но никак не в бесчестии. Бесчестие естественно преимущественно для номенклатурных выкормышей КПСС, независимо от политического профиля — «гэкачеписты» или «ельцинисты». Если имелось ввиду, что Руцкой не пустил себе пулю в лоб, то эта претензия абсурдна, поскольку противоречит русскому национальному мировоззрению.

А БЫЛ ЛИ ПУТЧ?

Подавляющее большинство москвичей были уверены, что "у нас все так плохо, что даже переворот толком организовать не могут". Так ли это? Да и был ли переворот, если до сих пор не известно, кто отдал распоряжение ввести войска в Москву? Скорее всего танки в Москву вызвал сам Ельцин. Именно по его просьбе командующий ВДВ Грачев отдал приказ генералу Лебедю привести батальон десантников для охраны Дома Советов — Белого Дома. Именно Грачев получил и выполнил приказ взять под охрану важные объекты в Москве: Госбанк, Кремль и телецентр. Ни о каком штурме никто не думал.

Номенклатура, конечно же, тренировала своих бойцов. Такие «тренировки» проводились в 1989–1990 гг. в Тбилиси и Баку, в Риге и Вильнюсе. Спецназ отрабатывал «взаимоотношения» с демонстрантами и в Москве. Попутно давили и криминальщину (Баку), и национал-экстремизм (Тбилиси, Фергана, Карабах). Но только попутно. Готовились к главной схватке. Ввод войск в Москву был отработан 26 марта 1991 г. в дни российского Съезда народных депутатов. Десятки БТР по официальной версии почему-то перемещались через столицу транзитом и почему-то именно во время чрезвычайного Съезда, который должен был решить (и решил) вопрос о проведении выборов Президента РСФСР. Ясно было, что все это не случайно.

Августовский путч был липовым — это ясно сегодня почти всем. Так ради чего был разыгран весь этот балаган? Похоже, что настоящий переворот готовили вовсе не члены ГКЧП… Посмотрим повнимательней на действия стороны, победившей в 1991 г.