27 История убийств

27

История убийств

Через два дня после избрания я вошел в кабинет новоиспеченного президента и поздравил его.

Он сидел за огромным письменным столом и глядел на меня с загадочной улыбкой чеширского кота. Я сунул левую руку в карман пиджака и сказал: «Господин президент, здесь у меня пара сотен миллионов долларов. Это для вас и вашей семьи, если будете играть по правилам — ну вы понимаете, о чем я: благосклонность к моим друзьям из нефтяных компаний и почтение к Дяде Сэму». Тут я подошел поближе, сунул правую руку в другой карман и, склонившись почти к его лицу, прошептал: «А здесь у меня пистолет с пулей, на которой выгравировано ваше имя, — на случай, если вам вздумается выполнить ваши предвыборные обещания».

Я отступил назад, уселся в кресло и зачитал коротенький список президентов, начиная с Дьема и заканчивая Норьегой, которые были убиты или свергнуты потому, что в свое время отвергли дружбу Дяди Сэма, — ну вы знаете, как все это было.

Президент внял предостережению.

Бретт отпил пива. «Вот, собственно, и все, — резюмировал он и отвернулся, разглядывая блондинку в соблазнительном бикини, которая вспрыгнула на палубу Waterway Cafe, чудесного ресторанчика-поплавка в Палм-Бич Гарденс, Флорида. — Этот случай говорит сам за себя».

При первом звонке Бретт представился мне как «шакал», который решил кое-что «порассказать об Эквадоре и других латиноамериканских странах». Однако ни по телефону, ни по электронной почте он не пожелал даже словом намекнуть, о чем пройдет речь. Первую встречу мы назначили на пляже невдалеке от моего дома во Флориде. Потом встречались еще несколько раз, уже в ресторанах.

Позже я понял причину его нежелания «светиться»: Бретт все еще состоял в рядах экономических убийц и бросать это дело, судя по всему, не собирался. Однако Бретта все сильнее и сильнее беспокоило и раздражало то, как ведут себя его хозяева. «Сплошная самонадеянность и коррупция. Американским гражданам давно пора узнать правду о тех, кого они избирают на высокие посты. Их безответственное поведение превратило многих наших бывших друзей во врагов». Бретта, правда, вполне устраивало, что в год он имеет до полумиллиона долларов, причем без всяких налогов.

Бретт, по его словам, подался в этот бизнес, потому что боялся коммунистов. Он вырос на Кубе, и когда Кастро погнал диктатора Фульхенсио Батисту, его семья потерпела миллионные убытки. «Комми сгинули, — с сожалением констатировал Бретт, — а работа осталась. И я чертовски хорошо ее делаю. Единственно, что меня бесит, так это безмозглые кретины из Вашингтона, из-за них у нас такая скверная репутация».

Весь облик и манеры Бретта соответствовали образу «шакала». Это был крепкий мускулистый мужчина с аккуратным ежиком волос. В отличие от Нейла, который руководил операциями моего бывшего ведомства в разоренных цунами районах Индонезии, Бретт сильно смахивал на полицейского. Движения его были скупы, а формулировки точны и лаконичны. Оценки, которые он давал людям и событиям, соответствовали и моим собственным впечатлениям. Слушая, как Бретт рассказывает о своих первых шагах на поприще экономического убийцы в Панаме в конце 1970-х годов, о генерале Торрихосе, я мысленно возвращался к тем дням, когда сам варился в этом котле. Бретт, по его словам, намеренно не назвал имени президента, с которым «поработал», — он хотел, чтобы я изобразил это просто как один из типичных примеров работы экономических убийц и «шакалов».

Впрочем, ничто из всего, что он поведал, меня особо не удивило. Я всегда подозревал, что к президентам семи латиноамериканских стран, выступающих против гегемонии США, непременно подсылали кого-то из моих бывших коллег. Такие поначалу держатся в тени, играя роль представителя одного из «центров силы» — Всемирного банка, американского посольства, Агентства международного развития — или консультанта какой-нибудь международной фирмы. Будущий президент до поры до времени даже не подозревает об их истинной роли. И только после выборов они наконец приступают к выполнению своей главной миссии.

Я встречал многих скептиков, которые говорили, что, конечно, знают о заказных убийствах политических деятелей, но при этом сильно сомневались, что экономические убийцы — вроде Бретта, меня и прочих — вообще существуют. Однако, как мне думается, даже несведущий в этих делах человек должен понимать, что, прежде чем «спустить курок», намеченной жертве всегда предлагают выбор. Ни один политик, ни один агент ЦРУ не поступит иначе. Прежде чем использовать последнее средство, будь то заговор с целью физического устранения или организация антиправительственного путча, строптивого президента всегда пробуют склонить к сотрудничеству. Даже самый закоренелый мафиози не станет убивать врага, не попробовав сначала договориться. Хотя бы потому, что это слишком рискованно, да и со стороны выглядит подозрительно. К тому же не очень надежно — слишком много шансов допустить ошибку. Поэтому сначала на сцену всегда выступает эмиссар, посланец. Он предлагает щедрую награду за покладистость, а если посулы не срабатывают, пускает в ход угрозы.

Когда я выступал в роли такого посредника, то обычно действовал более тонко, чем Бретт в том случае, о котором он мне рассказывал. Я всегда допускал, что кабинет высокопоставленного государственного деятеля может быть оборудован подслушивающей аппаратурой. Впрочем, сути дела это не меняло. У президента не оставалось ни малейших сомнений, что остаться у власти, да еще при этом и набить карман, можно только поддерживая дружбу с нами. В противном случае его ожидала расправа — физическая или политическими средствами.

Президент Чавес часто рассказывал по венесуэльскому радио о том, как экономические убийцы и «шакалы» пытались его обрабатывать. Вот как описывала одну из передач на эту тему радиостанция BBC:

Упоминая книгу Джона Перкинса «Исповедь экономического убийцы», президент Чавес заметил, что к нему тоже подкатывались экономические убийцы. По словам Чавеса, в обмен на разрешение разведывательных полетов над Венесуэлой и присутствие в стране американских советников ему предлагали огромный кредит от МВФ… После того как сам Чавес решительно отверг это предложение, экономические убийцы не отказались от своих замыслов и нацелились на ближайшее окружение президента — «менее стойких» правительственных чиновников, законодателей и даже высших военных. Далее Чавес, ссылаясь на книгу Перкинса, пояснил, что, когда экономические убийцы терпят неудачу, на сцене появляются «шакалы» и организуют государственный переворот или политические убийства. «Мы наголову разбили экономических убийц и “шакалов”, сорвали их замыслы. Но если они хотя бы подумают о том, чтобы вернуться, мы снова их разобьем», — сказал в заключение Чавес, вызвав одобрительные возгласы толпы[34].

После того как был смещен президент Гутьеррес, я давал интервью эквадорским журналистам, упомянув среди прочего рассказ Бретта и беседы с другими бывшими коллегами «по цеху». В связи с этим я высказал предположение, что кто-то из людей подобного сорта вполне мог «обработать» бывшего президента Эквадора. При этом я отметил, что, лично зная Бретта и иже с ним, имею основания предполагать, что «шакалы» оказывают давление на всех вновь избранных южноамериканских президентов, бросивших вызов корпоратократии.

Я всегда стараюсь подчеркнуть, что рассказываю о методах экономических убийц и «шакалов» не для того, чтобы лишний раз критиковать политических деятелей Латинской Америки, а для того, чтобы американский народ заставил правительство и корпорации воздержаться от попыток насаждать демократию в других странах.

Одно из таких интервью было перепечатано эквадорской прессой. 3 марта 2006 года со мной по электронной почте связался Билл Твист, председатель правления Pachamama Alliance — я, если помните, состою в правлении этой некоммерческой организации. Он переслал мне письмо от сотрудника нашего представительства в Эквадоре и статью из эквадорской ежедневной газеты El Comercio от 1 марта 2006 года.

Статья называлась «Лусио Гутьеррес обвиняет Перкинса в клевете». В письме наш сотрудник кратко резюмировал статью: «Интервью Джона вызвало здесь бурю страстей! …В сегодняшнем номере Comercio председатель партии Гутьерреса заявил, что экс-президент намерен подать на Джона в суд за клевету. Особую остроту этому делу придает тот факт, что предвыборная гонка здесь уже набирает обороты и на кон поставлено ни много ни мало, а выживание едва оперившейся партии Гутьерреса».

Вскоре со мной на связь вышли и сами корреспонденты El Comercio. Отвечая на их вопросы, я снова подчеркнул, что не имел намерения бросить тень на Гутьерреса, что моя главная цель — убедить американскую общественность, что наше правительство и корпорации слишком часто превышают свои полномочия и что мы должны положить конец этому произволу власти. Я заявил также, что не имею конкретных доказательств того, что к Гутьерресу наведывался кто-то из экономических убийц, но вместе с тем отметил, что по роду своей прежней деятельности сам часто прибегал к подобным методам давления на правительственных чиновников.

Больше по этому поводу меня никто не тревожил. Однако выход в свет «Исповеди» и публикация статьи в El Comercio произвели неожиданный эффект: ко мне обратилась небольшая группа американских военнослужащих. Они поделились со мной фактами перегруппировки наших армейских подразделений в Колумбии, вблизи границ Венесуэлы. С их точки зрения, это могло быть подготовкой к военному вторжению. Этих людей, как и Бретта, сильно беспокоил курс, по которому следует наша страна. Не рискуя выступить публично, они все же хотели, чтобы народ Америки узнал о том, что происходит.

С точки зрения разворачивающегося в Западном полушарии движения против корпоратократии Колумбия представляет собой огорчительное исключение. Она уже доказала, что предпочитает во всем следовать указке Вашингтона. Благодаря неиссякаемому потоку денег американских налогоплательщиков и целой армии наемников, состоящих на жалованье у корпораций, а также официальной военной помощи США Колумбия превратилась в главный плацдарм, на котором Вашингтон пытался вернуть себе былое региональное господство.

И хотя США оправдывают столь массированную поддержку Колумбии благородным намерением борьбы с производством и распространением наркотиков, это лишь ширма. На деле же Вашингтон намерен защитить интересы нефтяных компаний перед лицом нарождающегося сопротивления их господству.

Уругвайский публицист Рауль Зибечи, член редакционного совета еженедельника Brecha de Montevideo и профессор Университетского комплекса францисканцев Латинской Америки, отмечает, что на сегодняшний день Колумбия занимает четвертое место по размерам американской военной помощи, уступая только Израилю, Египту и Ираку (хотя Associated Press ставит ее на третье место)[35].

Посольство США в Боготе относится к числу самых крупных американских посольств в мире — больше только в Ираке. Профессор Зибечи и ряд других аналитиков утверждают, что Вашингтон намерен создать в Южной Америке объединенную военную силу, которой будет управлять Пентагон. Это должно стать своего рода военной проекцией Зоны свободной торговли Америк, на создании которой так настаивают США, с центром управления в Колумбии[36].

То, что рассказала группа военных, о которых я упоминал, — это были двое рядовых и второй лейтенант (младший офицерский чин) — подтверждало гипотезу профессора Зибечи. Они догадывались, что истинная причина их пребывания в Колумбии — стремление закрепить факт военного присутствия США в этой стране и обучать латиноамериканских военных, которые вошли бы в состав южного командования армии США (во всяком случае, это название употребили двое из троих).

«Из-за того, что мы делаем в Колумбии, она становится еще привлекательнее для наркобизнеса, — говорил лейтенант, — а иначе почему, как вы думаете, ситуация там постоянно ухудшается? Потому, что мы так хотим, потому, что за наркотрафиком стоим именно мы. Вернее, ЦРУ — точно так же, как за азиатским “золотым треугольником”. И в Центральной Америке, и в Иране, как показал скандал “Иран-контрас”, точно так же, как Британия стоит за китайским опиумом. Кокаин приносит миллиарды незаконных долларов, которыми можно оплачивать тайные операции, а заодно служит оправданием наращивания нашего присутствия в Колумбии. Неужели неясно? А такие, как я, кто служит в регулярной армии, на самом деле защищают там нефтяные месторождения и готовят вторжение в Венесуэлу. Борьба с наркотиками — это так, всего лишь для прикрытия».

От одного бывшего офицера из подразделения «зеленых беретов» я как-то слышал, что армия наемников создана и в Гайане, рядом с венесуэльской границей. Как он уверял, в ее состав входят закаленные в боях парашютисты-десантники, которые официально числятся как проходящие обучение для ведения боевых действий в условиях джунглей. К тому же они изучают испанский язык.

«Сейчас у нас войска стоят в Афганистане и Ираке, а там, как известно, джунглей и близко нет. И по-испански никто не говорит. Так в чем секрет? А теперь подумайте-ка, где у нас много джунглей? Правильно, в Венесуэле, и говорят там на испанском. А кроме парней вроде меня, наемников из Штатов, Англии и Южной Африки, в Гайане полно латиноамериканских военных, в основном выпускников WHINSEC».

WHINSEC, то есть Институт сотрудничества в области безопасности в Западном полушарии, — это учебное заведение, которое раньше называлось School of the Americas, SOA (Школой двух Америк). Там латиноамериканских военных обучают методам проведения карательных акций, борьбы с партизанами, ведения допросов с применением пыток, учат пользоваться средствами прослушивания и наблюдения, вести разведку, организовывать покушения на политических деятелей. Из стен этой школы вышли некоторые из самых одиозных диктаторов и генералов.

Первоначально SOA размещалась в зоне Панамского канала — до тех пор, пока генерал Торрихос не настоял на том, чтобы ее убрали из его страны. Тот факт, что после смерти Торрихоса его преемник генерал Мануэль Норьега сопротивлялся возвращению Школы двух Америк на прежнее место, возможно, сыграло не последнюю роль в том, что и его имя в конце концов пополнило вашингтонский «список неугодных».

Сами выпускники Школы двух Америк, Торрихос и Норьега хорошо представляли себе огромное влияние этого антидемократического института. В итоге школа осела в Форт-Беннинге, штат Джорджия, а в 2001 году, чтобы избежать нарастающей критики, это одиозное заведение было переименовано в WHINSEC.

В один из дней, когда разгоралась полемика в El Comercio, я получил по электронной почте весточку от Марты Рольдос из Эквадора. Она сообщала, что собирается в Штаты и надеется встретиться со мной, чтобы поговорить о смерти ее отца, Хайме Рольдоса, президента Эквадора. Он погиб в авиакатастрофе 24 мая 1981 года. В новостях сообщалось, что его самолет врезался в гору. Однако более информированные источники сомневались, что это была случайная катастрофа.

Решимость Рольдоса положить конец произволу нефтяных компаний, которой он не скрывал, рождала подозрения, что за этим несчастным случаем стоит ЦРУ. В книге «Исповедь» я писал: «Помимо того, что он вызывал ненависть у Вашингтона и нефтяных компаний, многие обстоятельства его гибели говорили в пользу этих обвинений»[37].

Марта хотела обсудить эти самые обстоятельства.

16 марта 2006 года она прилетела в Майами, и мы встретились в скромном ресторане неподалеку от моего дома в округе Палм-Бич. Я пришел со своей дочерью Джессикой (в то время ей уже исполнилось 23 года). Мы заняли столик в патио и проговорили несколько часов подряд.

Марта сообщила, что приехала в США главным образом в поисках помощи в ее начинании — она хотела создать библиотеку имени своего отца Хайме Рольдоса. Это была бы первая в Эквадоре мемориальная библиотека памяти знаменитого президента, трагически погибшего на своем посту.

«Что-то наподобие библиотеки Дж. Ф. Кеннеди», — сияя, пояснила Марта.

Еще она под большим секретом рассказала, что в библиотеке будет храниться никогда прежде не публиковавшаяся информация о гибели ее отца, и добавила: «Нисколько не сомневаюсь, что это было спланированное убийство. За штурвалом сидел один из лучших летчиков страны, да к тому же друг отца. У него тоже остались семья, дети. Он был очень предан моей матери, которая тоже была на борту. Совершенно не верю, чтобы он мог допустить случайную оплошность. Что бы там ни писали газеты, по нашим эквадорским меркам рельеф местности, над которой они летели, вовсе не считался особо сложным, да и нельзя сказать, чтобы погода была плохой».

Потом она рассказала о некоторых обстоятельствах, которые в те дни были скрыты от внимания общественности. Сразу после крушения самолета место катастрофы оцепили эквадорские военные, а местную полицию туда не допустили — только американских военных специалистов. Два главных свидетеля погибли в автомобильной аварии еще до того, как их успели допросить в ходе разбирательства причин гибели самолета. Один из двигателей позже направили на экспертизу в швейцарскую лабораторию. Как там установили, двигатель заглох еще до удара «о склон горы».

Когда случилась эта трагедия, Марте было всего 17. В одночасье лишившись обоих родителей, она долго не могла оправиться от удара и заставить себя сделать хоть что-то, чтобы выяснить правду. Прошло много времени, и вот ей уже 41 год — она достигла того же возраста, что и ее отец в момент гибели. Марта решила, что настало время действовать.

«В книге вы пишете, что смерть моего отца сильно подействовала на Омара Торрихоса, и я знаю, что это правда. Я вышла замуж за его племянника, у нас подрастает десятилетняя дочь. Омару не давало покоя то, как погиб отец. Нам с мужем, да и многим в своем окружении он не раз говорил о своем предчувствии, что его ждет такой же конец. И добавлял, что готов умереть, потому что исполнил свое предназначение: передал канал в руки панамцев и выгнал из страны Школу двух Америк».

Действительно, Омар Торрихос погиб в авиакатастрофе менее чем через два месяца после Рольдоса, 31 июля того же года.

После встречи с Мартой я тщательно записал ее рассказ. Боясь упустить что-нибудь важное, я привлек к этому делу и Джессику. Мы трудились целую неделю, а после, рассчитав, что Марта должна уже вернуться в Эквадор, я выслал ей свои записи по электронной почте. Ответа не последовало.

Я пытался связаться с ней еще несколько раз, но Марта так и не откликнулась. Потом наступил июнь, и мы с женой перебрались в наш летний дом в Новой Англии. Там я тоже предпринял попытку связаться с Мартой, отправив коротенькое послание с просьбой уточнить ее электронный адрес. «Да, это моя почта, все правильно», — написала она. Тогда я еще раз направил ей запись нашей беседы и спросил, не хочет ли она что-то поправить в тексте, но так и не получил ответа.

Потом недели через две, когда я открыл свой электронный почтовый ящик, там обнаружилось письмо. Обратный адрес указывал, что оно от Марты. Обрадовавшись, что она наконец-то ответила, я тут же открыл письмо. Но увы, мои надежды опять не оправдались: я оказался всего лишь одним из многих адресатов, которым был разослан календарь театральных событий Эквадора! Ударив по кнопке «Ответить», я в который раз запросил замечания на сделанную мною запись. В ответ — ни слова.

А жизнь шла своим чередом. Одна из средних школ пригласила меня принять участие в актовом дне. Планировалось, что я обращусь к выпускникам с напутственной речью. И вот 11 июня 2006 года я направился в школу близ Нортхэмптона в штате Массачусетс. Участвуя в торжествах, я разговорился с учителем испанского языка, эквадорцем по происхождению. Звали его Хуан Карлос Карпио.

Оказалось, что он племянник доктора Хайме Галарза Савала, известного эквадорского интеллектуала, уважаемого автора нескольких книг, одна из которых называлась «Кто убил Хайме Рольдоса» (Who Killed Jaime Roldуs). Кроме того, доктор Савала был президентом отделения Дома эквадорской культуры (одного из ведущих просветительских учреждений страны) в провинции Эль-Оро, главного поставщика бананов на экспорт. В августе 2006 года Хуан Карлос сообщил, что его дядя прибыл в Нью-Йорк для участия в конференции и хотел бы повидаться со мной.

14 августа мы с Уинифред отправились в ресторан La Cazuela в Нортхэмптоне, где была назначена встреча. Как всегда по воскресным вечерам, народу в ресторане почти не было, и все же я не сразу увидел Хуана Карлоса и его спутника. Они заняли столик в дальнем углу зала, в стороне от других посетителей. «Что это? — мельком подумалось мне. — Простое совпадение или эквадорцы намеренно обосновались подальше от лишних ушей?»

Первое время мы говорили на отвлеченные темы, а потом Хайме Савала заметил, что моя «Исповедь» потрясла жителей Эквадора и всколыхнула буквально всю страну. Почти с самого начала ее практически невозможно было купить, добавил Хайме и пояснил: «Как только книга поступает в книжный магазин, тут же появляется некто, кто на корню скупает все экземпляры». Он криво усмехнулся: «Такое происходило и с некоторыми из моих книг, в том числе и с той, где есть намеки, что в убийстве Хайме Рольдоса замешаны и ЦРУ, и израильское правительство, и эквадорская военная верхушка, и наши правые».

Мы заговорили о Рольдосе. По словам Савалы, который называл себя «добрым другом Хайме», Рольдос, как и он сам, в свое время был профессором университета Гуаякиля. После того как Рольдос был избран президентом, в доверительных беседах он не раз говорил Савале, что опасается покушения на свою жизнь. Потом наш собеседник поделился с нами рассказом об одном событии, которое, по его словам, должно быть мне небезынтересно.

«В мае 1981 года Хайме Рольдос летал в Хьюстон, чтобы тайно встретиться с представителями нефтяных компаний. Его сопровождали несколько высокопоставленных чиновников из правительства, один из которых в прошлом работал на нефтяные компании. Рольдос очень рассчитывал, что тот поможет ему отстаивать на переговорах их позиции.

Рольдос видел в нем своего сторонника и возлагал на него большие надежды. Как же он ошибался! — Доктор Галарза печально покачал головой. — Да, так оно и было: с одной стороны — эквадорцы, с другой — люди из нефтяных компаний, которые настаивали на соблюдении строжайшей секретности. Никакой информации в СМИ, никаких официальных сообщений. Американцы изложили свое предложение.

Они, правда, знали, что одним из предвыборных обещаний Рольдоса было положить конец их безраздельному господству в нефтяной промышленности Эквадора, но все же надеялись убедить его сохранить прежние условия, аналогичные тем, к которым они привыкли в других странах региона. За проведение начальных геологоразведочных работ они требовали оплаты либо деньгами, либо нефтью.

На это Рольдос ответил, что готов оплачивать услуги долларами, особенно если цена будет разумной, но категорически отказался предоставлять в качестве оплаты сырую нефть. “Я намерен построить в нашей стране нефтехимические комплексы, что позволит использовать полученную прибыль на благо моего народа, — заявил Рольдос. — Мы хотим сами распоряжаться нашей нефтью”. Американцы пришли в ярость. К такому варианту они явно не были готовы — предшественники Рольдоса были гораздо покладистее. Кроме того, его намерения совершенно не укладывались в глобальную политику нефтяных гигантов.

Как мне потом рассказывал Хайме, после его заявления переговоры превратились в безобразный скандал с обвинениями и угрозами. Наконец Хайме решил, что с него хватит, и поднялся, чтобы покинуть стол переговоров. Он-то рассчитывал, что его спутники последуют за ним, но обманулся — они остались.

Хайме вернулся в Кото один и тут же созвал совещание со своими ближайшими советниками. Они предупреждали президента, что, бросив вызов нефтяным компаниям, он поставил свою жизнь под угрозу. Но Хайме это не устрашило. Он выступил по национальному телевидению с предупреждением, что национализирует иностранные компании, если те не согласятся сотрудничать с ним в его планах проведения социальных реформ на благо народа Эквадора. Потом он произнес пламенную речь на олимпийском стадионе Атахуальпа, четко сформулировав свою программу действий. Он страстно говорил, что помогать своему народу, особенно бедным и обездоленным, — суверенное право государства.

Вскоре после этого и произошла трагедия. Рольдос и его жена взошли на борт их маленького самолета, собираясь совершить поездку в один из уголков страны. Но им не суждено было добраться туда. Их жизни унесла авиакатастрофа 24 мая 1981 года — это случилось меньше чем через месяц после секретных переговоров в Хьюстоне. Не возникает ни малейшего сомнения, что все это было подстроено и речь идет о политическом убийстве».

Никто из нас четверых, сидевших за столиком массачусетского ресторана, долго не мог проронить ни слова. Перед моим мысленным взором возник образ Рольдоса, каким я его запомнил при первой встрече, на одном из приемов в Кито. Тогда огромное впечатление на меня произвели его твердость, обаяние, чувство юмора и глубокая решимость не жалеть сил, чтобы вырвать Эквадор из рядов беднейших стран Западного полушария.

Наконец мои мысли вернулись к действительности, и я рассказал доктору Галарза о встрече с Мартой Рольдос. Я вкратце пересказал некоторые из ее подозрений, которые подтверждали его версию о политическом убийстве президента Эквадора.

«Не правда ли, странно? — обратился Галарза к своему племяннику. — Нашу собственную полицию не подпускают к месту гибели нашего президента, а представителям американских властей никаких препятствий не чинят. Следствие по делу ведет кто угодно, только не эквадорские следователи. Каково, а?»

Потом я рассказал, что неоднократно пытался связаться с Мартой по электронной почте, чтобы обсудить ту нашу беседу. «Я хотел, чтобы она посмотрела сделанную мною запись разговора и, может быть, что-то поправила или дополнила, но она так ни разу и не отозвалась».

В ответ Галарза рассмеялся: «Ее молчание вполне объяснимо. Ведь ее дядя Леон, брат Хайме, выставил свою кандидатуру на президентских выборах, а сама Марта претендует на одну из государственных должностей. После того как Марта и ее брат осиротели, Леон всячески опекал и поддерживал их, став для них вроде приемного отца. Понятно, что случившееся стало для них большим горем, ударом, потрясением. К тому же дети были страшно напуганы. В Эквадоре слишком многое произошло с того времени, когда вы с Джессикой последний раз беседовали с Мартой. Страна бурлит. После изгнания Гутьерреса его место занял бывший вице-президент Паласио, а это человек противоречивый. Никто не может заранее знать, чью сторону он примет в тот или иной момент. Ничего удивительного, что Марта и Леон боятся бередить прошлое. Уж кому-кому, а им хорошо известно, что за убийством ее отца стоят могущественные глобальные интересы. Конечно, теперь Марта не рискнет обсуждать с вами свои подозрения».