37 Израиль: пехотинец Америки
37
Израиль: пехотинец Америки
Итак, мы прибыли в Бендер-Аббас, расположившийся как раз напротив Аравийского полуострова, что рогом вдается в море, образуя Ормузский пролив, связывающий Персидский залив с Аравийским морем. Напротив, на побережье Аравии, располагаются Объединенные Арабские Эмираты, султанат Оман, Бахрейн и Катар — бывшие британские протектораты, провозгласившие независимость в 1971 году после вывода английских войск.
В прошлые времена благодаря своему положению Бендер-Аббас служил базой для жестоких морских пиратов, которые грабили корабли, направлявшиеся из Персидского залива в Аравийское море. Сегодня вблизи Бендер-Аббаса пролегают ключевые морские пути транспортировки нефти, что делает его чуть ли не самым важным стратегическим пунктом мира.
Когда мы прибыли в Бендер-Аббас, он все еще оставался сонной рыболовецкой деревушкой, где, однако, уже был возведен огромный современный отель — на самом берегу, специально для всевозможных иностранных консультантов, рекомендации которых должны были превратить это захолустье в ведущий военно-промышленный центр. Наша пятерка оказалась в числе первых гостей отеля. Мы отобедали в ресторане, где оказались единственными посетителями: если не читать троих прислуживавших нам официантов, просторный зал был в полном нашем распоряжении.
«Приезжайте сюда лет этак через пять, — говорил за обедом иранский инженер, — и вы не узнаете этого места. Кто бы здесь ни закрепился — русские или вы, американцы, в любом случае Бендер-Аббас ожидают крупные перемены».
После обстоятельной трапезы я прикурил сигару и решил в одиночестве прогуляться по берегу пролива. Я шел по недавно построенному длинному молу, который выдавался в мелководье пролива примерно на полмили. Ночь была безлунной, но на небе ярко светили мириады звезд. Я медленно шел по молу. С пролива дул легкий бриз, принося с другого берега сильный запах протухшей рыбы, который не мог заглушить даже аромат моей сигары. Глядя на темные воды по обе стороны мола, я думал, что почти ничего не знаю ни об Объединенных Арабских Эмиратах, ни о других странах, окружающих Саудовскую Аравию.
Пройдя примерно три четверти пути, я заметил в свете звезд темный силуэт человека, стоявшего на самом краю мола. Движущийся по неширокой дуге красный огонек свидетельствовал, что мой визави тоже курил. Я остановился и стал наблюдать. Несомненно, он тоже заметил меня — мое присутствие выдавал огонек сигары.
Первой, подсказанной страхом реакцией было вернуться в отель. Но чем больше я наблюдал за незнакомцем в ночи, тем больше обретал уверенность, к которой примешивалось все возрастающее любопытство. Вряд ли это вор, размышлял я, который в поисках жертвы забрался в такое безлюдное место. Тогда кто этот человек? Я почему-то сразу же вспомнил о русских. Но что он делает здесь в такой поздний час?
Я двинулся вперед, намеренно широко шагая, чтобы произвести впечатление решительности и силы. Когда я оказался метрах в пятнадцати от незнакомца, мне пришло в голову, что он тоже может меня опасаться. Я замедлил шаг.
Он кашлянул. Я остановился.
Он заговорил на каком-то языке, то ли фарси, то ли арабском.
«Я не понимаю», — медленно проговорил я в ответ.
«А, вы американец, — сказал незнакомец по-английски, — ведь вы американец, верно? То, как вы идете, и ваш акцент выдают в вас американца. Я достаточно хорошо знаю английский».
«Да, — подтвердил я, — американец».
«А я — из Турции, такой же приезжий, как и вы, и тоже остановился в отеле. Вы не против присоединиться ко мне?»
Я подошел, и мы обменялись рукопожатием. Он назвал свое имя — Несим. «Я — профессор истории, преподаю в университете, — объяснил мой новый знакомый. — Сейчас собираю материал для книги о старинных торговых путях. Следуя по одному из них, я прибыл сюда из Стамбула».
Мы принялись делиться впечатлениями об Иране. Несим не делал секрета из своего неодобрительного отношения к шаху, называя его властителем-тираном. Я был несколько удивлен — до сего момента ни один из тех иранцев, с которыми я вступал в разговоры, ни разу не позволял себе критиковать шаха. Естественно, я знал, что в Иране есть несогласные — подполье, мечтающее сбросить Резу Пехлеви, но круг моего общения ограничивался теми, кто работал на шахское правительство, так что несогласных среди них не могло быть в принципе. Теперь же я встретил человека с совсем иными взглядами. Несомненно, он был человеком знающим и образованным и не делал секрета из своих убеждений. Мне даже показалось, что он рад заполучить в моем лице слушателя — гуляя на самом краю пустынного мола, да еще среди ночи, вряд ли он мог рассчитывать, что встретит американца, который готов ему внимать. Сам я не всегда бываю склонен слушать незнакомцев, но сейчас к этому располагали то ли ночь, то ли усталость после тяжелого переезда, то ли уединенность места, — во всяком случае я с готовностью принялся слушать, что думает Несим по поводу Ирана и шаха.
«Властитель-тиран обманывает всех вас, — говорил между тем мой новый знакомый, — вернее, почти всех. Уверен, что ваш президент знает правду о нем, да и все прочие, кто находится у руля власти в вашей стране. В конце концов, это их профессия — обманывать, скрывать, вводить в заблуждение. Ваши лидеры, например, скрывают свои имперские устремления. Или пытаются их скрыть. Они скрывают деньги, которые делают, свои действия, то, что они подкупают нужных людей. На словах они выступают за помощь бедным и обездоленным, а на деле защищают интересы богатых. — Несим прервал свою речь, чтобы сделать глубокую затяжку. — Ваша страна скрывает свое истинное лицо маской».
Несколько раз я порывался прервать монолог Несима и заступиться за честь своей страны, оправдывая тем самым и себя самого, но вместо этого продолжал слушать.
«Почему Египет и Сирия напали на Израиль? — риторически вопрошал между тем Несим, имея в виду войну 1973 года в день праздника Йом-Кипур. — Только потому, что у них не было выбора. У вас в стране люди и не подозревают обо всех жестокостях израильтян против арабов, о том, какую угрозу они несут арабскому миру. Ведь это, можно сказать, была ваша война против арабов, а Израилю отводилась роль американской пехоты.
Вам мало было украсть Палестину, эту исконную землю мусульман, которую ее народ называет Дар-эс-Ислам — царство ислама, и отдать ее иудеям. Вам подавай больше. При помощи своих денег вы заставили евреев поверить, будто печетесь о том, чтобы создать им родину. Вы сунули арабов носом в дерьмо истории.
Вы сладко распеваете о демократии. Но здесь, в Иране, хорошо видно, о какой такой демократии идет речь, особенно когда руками своего ЦРУ вы сбросили здешнего народного лидера Моссадыка. Да и Израиль вы создали совсем не ради демократии, не ради защиты прав евреев, пострадавших от Гитлера. Вас интересует только нефть. Ради нее вы не остановитесь перед пытками, ложью, воровством. — Несим прижал к сердцу правую руку с сигаретой. — Я сочувствую евреям в Израиле. Правда. Я не палестинец и могу говорить так, не идя против своей совести.
Конечно, я почти не сомневаюсь, что, если вам захочется сдвинуть границы Израиля на территорию моей страны, я буду убивать израильтян. Но все равно я питаю к ним искреннюю симпатию. Они не виноваты, что вы используете их как стадо овец, которое в древние времена использовали в качестве живого щита. Вы запудрили им мозги, чтобы они жертвовали своими близкими, а ваши корпорации тем временем беспрепятственно выкачивают нефть из арабских земель.
Израильтяне — ваши сторожевые псы. Вы даже снабдили их ядерными боеголовками, чтобы было сподручнее держать мусульман в узде. Вы финансируете израильскую армию. А у палестинцев вообще нет никакой армии, только горстка патриотов. У них нет ни правительства, ни своей земли.
Вы отдали ее Израилю, для вас это инструмент господства на Ближнем Востоке, то, что позволяет вам сохранять контроль над нефтью. Для евреев же Израиль — это сбывшаяся мечта, которая теперь оборачивается иллюзией. Для палестинцев — это их дом, который они были вынуждены отдать другим. Для арабов — вражеская крепость на их землях. А для мусульман всего мира Израиль — вечное напоминание об унижении и оскорблении, источник, питающий нашу ненависть к вам».