Россия – белая ворона

Россия – белая ворона

Старение населения – всемирный процесс, он затрагивает все страны и везде порождает сходные проблемы. В России старение началось позднее, чем в большинстве европейских стран, но тоже продвинулось уже очень далеко (табл. 4).

Стало быть, наши проблемы сродни проблемам всех стареющих обществ? Нельзя ли позаимствовать что-нибудь из их опыта? Кое-что, конечно, можно, но далеко не все. И захотим – не потянем. Хотя какими-то чертами Россия и в самом деле близка к западным странам, во многом она все еще остается среди них белой вороной. Если мы вернемся к табл. 2 и снова сопоставим российские показатели с показателями других стран, то увидим, что, хотя наше отставание по величине фонда рабочего времени поколения за 100 лет заметно сократилось, оно все еще остается немалым. Мы не добираем по сравнению с ними три-четыре года.

Таблица 4. Доля трех крупных возрастных групп в населении России в годы переписей населения, %[147]

Если же взять только мужчин, то разрыв оказывается еще большим (свыше пяти, а то и шести лет).

Жить же мы хотим, как все, с тем же «расписанием» жизненного пути, что и европейцы, американцы или японцы. Хотя пока такое расписание – не по нашему демографическому карману.

Хорошо бы было, конечно, тоже включиться в общую тенденцию «сдвига» рабочего периода с интервала 20–60 на интервал 25–65 лет, удлинив период учебы. И мы как будто и движемся в этом направлении, сейчас вот поговариваем о втором высшем образовании. А за счет какого времени? Сдвигаться-то нам пока особенно некуда. А сдвинемся – прижмем стариков, что нас, конечно, не смущает: предложений о повышении возраста выхода на пенсию до европейского уровня у нас хоть отбавляй. Но понимают ли предлагающие, о чем говорят?

В самом деле, во многих странах законодательный возраст выхода на пенсию выше, чем в России: как правило, для мужчин и даже для женщин – 65 лет, иногда и выше. Но ведь все эти страны добились огромного выигрыша в продолжительности жизни пожилых людей. А мы? У российских женщин тоже был выигрыш, но в 2–3 раза меньший, чем у француженок, американок или японок. У мужчин же (в это трудно поверить) не то что никакого выигрыша в продолжительности жизни пожилых людей за весь XX в. – чистый проигрыш (табл. 5).

Мало того, что в Западной Европе, Северной Америке или Японии до возраста выхода на пенсию доживает гораздо больше людей из каждого поколения, чем в России. Дожившие до пенсии там имеют высокие шансы пользоваться ею на протяжении относительно длительного времени. В 2000 г. «среднему» 65?летнему обитателю «западного» мира предстояла более долгая жизнь, чем «среднему» 60?лет нему россиянину (табл. 6).

Таблица 5. Прирост за XX в. ожидаемой продолжительности жизни мужчин и женщин, достигших 60 и 65 лет в некоторых странах, в годах

Таблица 6. Ожидаемая продолжительность жизни в возрасте 60 и 65 лет в России и некоторых странах, 2000 г., в годах

Учтем еще различия в продолжительности здоровой жизни. Этот показатель стал оцениваться сравнительно недавно, и его нельзя считать столь же точным, как показатель общей продолжительности жизни: достоверность фиксации момента смерти и момента наступления хронического нездоровья, инвалидности, конечно, различна. Но все же методика оценки продолжительности здоровой жизни развивается, и Всемирная организация здравоохранения регулярно производит такую оценку для всех стран. Воспользуемся ею и увидим, что достигший нынешнего пенсионного возраста мужчина в России имеет в среднем шанс прожить, оставаясь здоровым, только примерно три четверти оставшейся ему жизни – на пять-семь лет меньше, чем его сверстник в Европе, Америке или Японии (табл. 7).

Таблица 7. Ожидаемая продолжительность здоровой жизни в 2002 г., по оценке ВОЗ, лет

Но до пенсии надо еще дожить. А у нас шансы на это не слишком велики, и уже на протяжении нескольких десятилетий понижаются. В 1965 г. из каждой 1000 мужчин, достигших 20?летнего возраста, 732 имели шанс дожить до 60 лет. В 1980 г. – всего 644, в 2000?м– и вовсе 563. А соответствующий показатель в США в 2000 г. – 856, во Франции – 868, в Японии – 904, в Швеции – 912. Шансы для 20?летнего мужчины дожить до 65 лет в этих странах тоже немаленькие, намного больше, чем в России дожить до 60: в США – 790, во Франции – 808, в Японии – 854, в Швеции – 862. А у нас до 65?летнего возраста при нынешней смертности могут дожить чуть не вдвое меньше – только 450 из каждой тысячи 20?летних.

И вот эти жалкие остатки проработавших всю жизнь поколений россиян вдруг оказываются непосильным бременем для накачанной небывалыми нефтяными доходами российской экономики, и чуть не каждый день нам объясняют, почему – в целях ее спасения – неизбежно повышение возраста выхода на пенсию.

Нет на вас, друзья, Ивана Андреевича Крылова!

А ведь у вас и так все неплохо складывается. Значительная часть россиян не доживает до пенсии и не использует свой взнос в обеспечение собственной старости, преждевременная смертность компенсирует эффект постарения населения, облегчая жизнь Пенсионного фонда. Чего же вы еще хотите? Повышение возраста выхода на пенсию, конечно, облегчило бы ее еще больше, но ведь если так пойдет, то этот фонд вообще может оказаться ненужным.

Все-таки надо договориться, что для чего существует – люди для Пенсионного фонда или Пенсионный фонд для людей? Или более широко: чего же мы все-таки хотим – чтобы люди умирали пораньше или чтобы жили подольше?

Если второго, то демографического старения не только не избежать – ему надо максимально содействовать. Пока наша возрастная пирамида «стареет» только «снизу» вследствие снижения рождаемости. Снижение смертности в детских возрастах (оно у нас все же идет, хотя и медленно) до поры до времени противостоит старению населения. И только когда начинает снижаться смертность пожилых людей, к «старению снизу» добавляется «старение сверху». Сейчас оно как раз и идет на Западе, и нам надо бы добиваться его всеми силами.

Единственный дозволенный метод борьбы со старением населения – повышение рождаемости. Однако использование этого метода возможно только теоретически, на практике оно совершенно невероятно. Для того чтобы при низкой смертности иметь и низкую долю пожилых в населении – такую, например, какая была в России в первой половине XX в., т. е. на уровне 6–7 %, – нужен огромный рост рождаемости. При ожидаемой продолжительности жизни 75 лет – уровень для нас пока недостижимый, но во многих странах уже превзойденный – нужно было бы иметь общий коэффициент рождаемости на уровне примерно 35 промилле (а не менее 10, как сейчас). Это нынешний уровень Пакистана или Ирака. Но у них средняя продолжительность жизни – 61 год, и темпы роста населения избыточно высоки.

Рождаемость в России сейчас очень низка, и было бы хорошо, конечно, если бы удалось ее повысить. Но Пакистаном или Ираком Россия все равно не станет, а то повышение рождаемости, на которое можно рассчитывать даже при самых благоприятных обстоятельствах, не остановит процесс старения населения «снизу». К старению же населения «сверху» за счет снижения смертности пожилых просто надо стремиться.

Эликсира вечной демографической молодости не существует, да и нужен ли он? Такая молодость – спутник быстрой смены поколений, господствовавшей на протяжении всех минувших веков. На наших глазах она становится достоянием истории. Теперь поколения живут долго, и это небывало расширяет пространство индивидуальной человеческой жизни, время доступных каждому трудов, забот и радостей земных.

Что же в этом плохого?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.