Нужно ли «канонизировать» классика?

Нужно ли «канонизировать» классика?

Литература

Нужно ли «канонизировать» классика?

МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА

Позвольте начать издалека, с поучительной истории. Пусть она не касается Пушкина, но к вопросу о «канонизации» хрестоматийных текстов имеет прямое отношение.

Несколько лет назад мне случилось преподавать литературу в одной из петербургских гимназий. При разборе «Собачьего сердца» произошёл неожиданный казус. Я читал текст, попутно его комментируя, каждый ученик следил за чтением по своей книге. Ребята задавали вопросы, делились наблюдениями, высказывали несогласия – как со мной, так и с Булгаковым, в общем, всё шло как обычно. Но вдруг в какой-то момент половина класса, прервав меня, закричала с восторгом: «А у меня в книге не так!.. и у меня не так!.. у нас по-другому!», другая же половина опешила и недоумённо молчала. Заглянув в книгу ближайшего из возмутителей спокойствия, я обнаружил, что в ней действительно есть расхождения с той, которая была у меня. И такой текст «Собачьего сердца» оказался ровно у половины класса, в книгах другой половины текст повести совпадал с моим.

Сначала я смутился, но потом понял, что у меня появился замечательный повод рассказать о том, что обычно опускается в школьных учебниках и методических пособиях. О тщетных попытках Булгакова издать повесть, о том, что сохранилось несколько её авторизованных машинописных перепечаток и это ставит перед учёными непростую проблему выбора, по какой из них нужно сейчас издавать текст, и, конечно, о том, что филологи решали и решают эту проблему по-разному. Поэтому до сих пор в разных изданиях можно встретить разные варианты повести, в деталях различающиеся между собой. И даже до сих пор, когда о проблеме текста «Собачьего сердца» пишутся статьи и защищаются диссертации, нельзя с достаточной уверенностью сказать, какой из опубликованных вариантов повести максимально приближается к тому, каким бы её хотел видеть в печати сам автор. Здесь, как обыкновенно в текстологии, стоит вопрос не об установлении «идеального» текста для последующей «канонизации», но о выборе варианта, который данному поколению учёных по тем или иным причинам представляется наиболее обоснованным. Прежде всего ещё и потому, что возможны новые находки, которые заставят пересмотреть ранее принятые решения, или новые, более убедительные трактовки спорных случаев и «тёмных» мест. Само слово «канонический» может быть применено лишь к сакральному тексту, который не воспринимается как эстетический объект, будучи использован лишь в ритуальных целях. Напомню, что когда в середине XIX века были сделаны сенсационные находки древнейших рукописей Нового Завета, позволившие прояснить многие неточности, основанные на поздних испорченных рукописях, то менее всего этому обрадовались церковные иерархи.

Пример с «Собачьим сердцем» я привёл потому, что этот случай очень показателен. Перед учёными стоит проблема, которая никогда не может быть решена раз и навсегда. А принудительная «канонизация» того или иного варианта способна лишь свести на нет научный поиск, фактически обесценив накопленные наблюдения и гипотезы, лишив учёных возможности увидеть результаты своей работы и вынести их на широкое научное обсуждение.

В середине ХХ века именно это и произошло с Пушкиным. Выходившее с 1937 по 1949 год так называемое юбилейное большое академическое Полное собрание сочинений Пушкина в 16 томах властями фактически было объявлено «каноническим», а опубликованные в нём тексты – не подлежащими пересмотру. Бесспорно, это издание стало настоящим научным прорывом, что было подготовлено десятилетиями кропотливой работы над рукописями и неторопливого изучения прижизненных изданий, многочисленных списков не опубликованных при жизни Пушкина стихов, мемуарных свидетельств. Однако и сами учёные отказывались считать свою работу неким эталоном – а лишь определённым научным этапом. Прежде всего потому, что отлично понимали: следующее поколение предложит свои решения, выскажет свои гипотезы, обнаружит неизвестные ранее источники или даст новую оценку известным, по-иному прочтёт сложнейшие пушкинские черновики.

К тому же, как бы блестяще ни было подготовлено это Полное собрание сочинений, у него имелись свои недостатки. Самый серьёзный – отсутствие какого-либо комментария. Указание выпускать его без комментария было дано высшими партийными органами (согласно легенде, самим Сталиным), считавшими, что советский народ должен читать Пушкина, а не пушкинистов. Прежде всего это лишило учёных возможности обосновать свой выбор текста, мотивировать исправления, указать на гипотетичность тех или иных прочтений стихов, оставшихся в черновиках. Сейчас нам порой приходится только догадываться, на каком основании было принято то или иное текстологическое решение – следствие это случайной ошибки или за ним стоят неизвестные нам серьёзные основания.

Вслед за юбилейным шестнадцатитомником вышло ещё несколько «малых» собраний сочинений, где были сделаны попытки исправить некоторые ошибки и ввести новые данные. Собственно, тексты именно этих собраний, а не «большого» и брались для большинства последующих перепечаток. За полвека вышло считаное количество научных изданий, где заново проводилась текстологическая подготовка с обращением к рукописям и прижизненным публикациям (стоит назвать трёхтомник «Стихотворений» в серии «Библиотека поэта» под редакцией Б.В. Томашевского, «Медный всадник» под редакцией Н.В. Измайлова, «Капитанскую дочку» под редакцией Ю.Г. Оксмана). Лишь с начала 1990-х годов, когда было принято решение о выпуске нового Полного академического собрания сочинений Пушкина, эта работа стала вестись систематически. И буквально на каждом шагу у текстологов возникают новые и новые вопросы, которых ранее не замечали или предпочитали обходить стороной.

У обычного читателя, далёкого от текстологических проблем и историко-литературных исследований, как правило, существует убеждение, что есть «правильный» пушкинский текст, который Пушкин написал и сам напечатал, и что этот текст можно найти только в изданных при жизни поэта книгах. Поэтому достаточно их грамотно перепечатать – и мы обретём «подлинного» Пушкина, не искажённого разного рода посредниками в лице текстологов. Взгляд этот ошибочен.

Проходя обычным издательским путём – от рукописи к журнальной публикации и от журнальной публикации к книге, – любой текст не только может дорабатываться и совершенствоваться автором, но в него неизбежно вкрадываются ошибки и искажения. Происходит это по разным причинам. Невнимательность переписчика и наборщика, самоуверенность корректора, вмешательство цензуры, редакторский произвол – почти в каждой книге отражается влияние хотя бы одного из этих факторов. Даже самым внимательным писателям, педантично вычитывавшим едва ли не каждую букву своих сочинений, никогда не удавалось выпускать их без опечаток, порой самых смешных и нелепых. Вот характерный пример. В 1880 году вышел в свет первый том десятитомных «Сочинений» И.С. Тургенева, где он в предисловии утверждал, что «текст предстоящего издания тщательно выправлен; издатели сделали со своей стороны всё возможное». Однако в том же томе есть список опечаток ко всему изданию, занимающий четыре страницы в два столбца и содержащий около четырёх сотен номеров. И это в издании, которое готовил сам автор и которое считал «тщательно выправленным»! Что же говорить о книгах, выпущенных не под столь строгим авторским присмотром!..

Здесь надо иметь в виду одну очень важную вещь. Подобно тому как далеко не любое расхождение между двумя изданиями является авторским вариантом, так и далеко не каждая видимая странность в тексте, кажущаяся нам ошибкой или опечаткой, является таковой на самом деле. Это может быть и редкое слово, расходящееся с общеупотребительным всего на одну букву, и особенности авторского произношения, и даже маркировка собственной позиции в литературной полемике. Но самые коварные опечатки – те, которые на поверхностный взгляд дают вполне осмысленное чтение. В способности их обнаружить и исправить и проявляется высшее мастерство текстолога. Однако есть такие случаи, где неясно, является ли расхождение между источниками следствием опечатки или признаком тщательной авторской работы. Обсуждение в научной среде случаев такого рода может выливаться в бурные полемики, длящиеся годами и не убеждающие ни одну из полемизирующих сторон.

Почти все прижизненные издания Пушкина выходили без его участия. Поэт обычно передоверял типографские хлопоты друзьям, сознавая свою неспособность следить за исправностью будущих книг. Так, задумывая издание своих стихотворений, 15 марта 1825 года Пушкин писал из Михайловского брату Льву и поэту Петру Плетнёву, которые занимались его непосредственной подготовкой: «Ошибки правописания, знаки препинания, описки, бессмыслицы – прошу самим исправить – у меня на то глаз недостанет. В порядке пиес держитесь также вашего благоусмотрения. Только не подражайте изданию Батюшкова – исключайте, марайте с плеча. Позволяю, прошу даже». В пушкинское время дружеская редактура стихов не считалась чем-то из ряда вон выходящим, да и требования к точности передачи текста были совсем не такие строгие, как в наши дни. Свою роль играли и придирки цензуры, нелепость которых и тогда поражала воображение. Поэтому сейчас перепечатать прижизненные публикации Пушкина «как есть» – значит сохранять пласты всех тех наслоений, искажений, неточностей, которые накапливались от издания к изданию и которые свидетельствуют не о том, «как писал Пушкин», а о том, сколь небрежны были его издатели и строги цензоры.

Как я писал выше, научная текстология не ставит своей задачей синтез некоего «идеального» текста, претендующего на то, чтобы стать «каноническим» для нескольких следующих поколений читателей. На мой взгляд, правильнее дать два равноценных варианта текста, чем «канонизировать» чтение, которое впоследствии может оказаться ошибочным. Но важно также подробно обосновать, почему принято то или иное решение, откуда возник тот или иной вариант – чтобы он сам мог поверить его своим опытом, своим видением пушкинского текста. И согласиться с выводами учёных или их оспорить.

В письме читателя «Литературной газеты» приводится несколько примеров расхождения издания «Евгения Онегина» 1837 года с книгами, выпущенными за последние годы. Но только три из них являются собственно опечатками или, скорее, следствием ретивости современных корректоров. В остальных приведённых случаях текст новых изданий совпадает с текстом того самого большого Полного собрания сочинений Пушкина, который сам автор письма считает «каноническим». Все его расхождения с изданиями 1837 и 1833 годов имеют своё обоснование; некоторые уже обросли солидной библиографией, о них рассказывается и в популярных комментариях к роману. Останавливаться здесь на каждом из них нет смысла; интересующихся проблемой могу отослать к шестому тому упомянутого «юбилейного» собрания, где опубликованы все черновые и беловые рукописи романа и где можно найти ответ на вопрос, откуда был взят тот или иной вариант. Если же резюмировать совсем коротко, то текстологи 1920–1930-х годов гораздо больше доверяли рукописям, чем печатному тексту, и в сомнительных случаях предпочтение отдавали им. Это была осознанная научная установка, основанная на опыте критического изучения прижизненных изданий русской классики.

Кстати, сейчас появилось как никогда много возможностей для пушкинистов-энтузиастов, поскольку стали доступны те источники, за которыми раньше надо было идти в научные библиотеки или архивы. В «Фундаментальной электронной библиотеке» Пушкину посвящён целый раздел, где размещены как собрания сочинений (в том числе и неоднократно упомянутое выше Большое академическое издание), так и многое из пушкиноведческой литературы прежних лет; на сайте Пушкинского Дома в формате PDF представлены все произведения поэта, увидевшие свет при его жизни: как отдельные издания, так и публикации в журналах и газетах; раздел «Антология пушкинистики» существует на сайте «Рутения»… Это лишь самые важные, самые востребованные электронные ресурсы, где сосредоточена именно пушкиноведческая литература, а есть же ещё и Googlebooks, и Knigafund.

Кроме того, учёные по мере издательских возможностей выпускают новые пушкиноведческие труды. Вышло два тома упомянутого нового академического собрания сочинений (Пушкинский Дом), два тома репринтного комментированного переиздания прижизненных книг Пушкина («Новое издательство»), два тома интересного по замыслу, но спорного по исполнению собрания произведений Пушкина, расположенных в хронологическом порядке (ИМЛИ), четыре тома сборника «Пушкин в прижизненной критике» (полный свод критических высказываний о Пушкине его современников), факсимильные переиздания рукописей, серийные сборники, тома «Пушкинской энциклопедии» и «Онегинской энциклопедии»… И хоть о Пушкине написана целая библиотека, очень многое в нём остаётся недопонятым, многие казавшиеся решёнными вопросы надо ставить заново и заново перечитывать многократно прочитанные рукописи. Но ведь это обычное движение научного познания: чем больше вопросов решается, тем больше возникает новых.

Алексей БАЛАКИН, кандидат филологических наук, учёный секретарь Пушкинской комиссии РАН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: