Лобби: политизация разногласий по энергетическим вопросам и подталкивание США к проведению более жесткой политики

Лобби: политизация разногласий по энергетическим вопросам и подталкивание США к проведению более жесткой политики

Восприятие лобби намерений России в энергетической сфере было точно отражено на обложке номера журнала The Economist от 16 декабря 2006 года. На ней Путин был изображен гангстером с бензиновым насосом. Этот образ отражает представление о России как о новой серьезной угрозе и предполагает энергичные действия, направленные против этой угрозы.

Конгресс США сыграл важную роль в политизации энергетических отношений с Россией. Например, ряд проведенных в сенате и палате представителей слушаний по разведке и внешней политике способствовал тому, что американо-российские отношения в сфере энергетики стали осмысляться в политических категориях, то есть как потенциально вредные для общих двусторонних отношений. В феврале 2006 года директор национальной разведки США Джон Негропонте заявил сенатскому комитету по разведке, что, хотя Россия будет, вероятно, продолжать «сотрудничать с США по представляющим взаимный интерес вопросам (борьба с терроризмом, торговлей наркотиками и с распространением оружия массового уничтожения)», стремление Путина к централизации власти и к установлению контроля над стратегически важными секторами экономики может сделать Россию более трудным для США собеседником92. Два года спустя новый глава национальной разведки Дж. Майкл Макконнелл выразил сходные опасения в связи с «агрессивными попытками России установить контроль над транзитом углеводородов из бассейна Каспийского моря на Запад, ограничивать или блокировать этот транзит»93.

Рассматривать энергетику как элемент общей системы оценки угроз свойственно скорее разведывательному сообществу. Среди политиков и дипломатов, задачи которых не сводятся лишь к оценкам, а предполагают деятельность, направленную на улучшение отношений между странами, подобное отношение должно, казалось бы, иметь куда меньшее хождение. Однако многие члены конгресса США оценивали российскую энергетическую политику как исключительно угрожающую интересам США. Так, сенатор Ричард Лугар поставил Россию в один ряд с «враждебными режимами», такими как Иран и Венесуэла. Рассматривая энергию в качестве «альбатроса национальной безопасности США»94, Лугар зашел настолько далеко, что предложил включить обеспечение энергобезопасности в договор НАТО. Выступая на саммите НАТО в Риге в ноябре 2006 года, Лугар призвал к обновлению основной задачи альянса и к включению в нее защиту энергической безопасности стран — членов НАТО от действий России95. 3 января 2007 года он внес в Сенат США законопроект «Об энергетической дипломатии и безопасности». В нем была предпринята попытка расширить полномочия Белого дома с тем, чтобы оказывать воздействие на другие страны, особенно на те, которые, подобно России, «получают впечатляюще высокие доходы благодаря высоким мировым ценам, повышающим» их способность «действовать образом, создающим угрозу глобальной стабильности»96.

СМИ, как обычно, сыграли исключительно важную роль в распространении крайне политизированного видения энергетических отношений и в представлении вопросов энергетики в качестве коренной причины новой «холодной войны» между США и Россией. Не пытаясь заняться расследованиями и прийти к сбалансированной перспективе, СМИ, выражающие господствующие в США взгляды, попросту «раскручивали» сформулированные правительством тревоги. В редакционных статьях Россию часто сравнивали с мафиозным государством, пытающимся шантажировать других. Газета The Boston Globe в редакционной статье, озаглавленной «Владимир Сопрано», заявляла, что «плутократы из ветеранов КГБ» злоупотребляют иностранными инвесторами вроде Royal Dutch Shell и Кремль проявляет «откровенное стремление к установлению монопольного контроля над энергетическими ресурсами России»97, словно ресурсы России принадлежат всему миру. Продолжая аналогию с мафией, The Wall Street Journal писала о том, что компанию Shell «травят полонием»98, намекая на причастность Кремля к отравлению бежавшего из России в Лондон Александра Литвиненко полонием-210, и что экономические отношения следует рассматривать с позиций политической конфронтации с мафиозным государством. Редакционная статья завершалась «риторической» мольбой: «Пожалуйста, напомните нам, что делает эта страна в клубе «Большой восьмерки», членами которой являются ведущие промышленно развитые демократии?» Касаясь того же вопроса отношений России с иностранными инвесторами, газета Джеймстаунского фонда Eurasia Daily Monitor надрывно писала о «черном вторнике» 12 декабря 2006 года, когда российские официальные лица пытались публично объяснить изменения политики России99.

Некоторые предположили, что Кремль не заботится о коммерческих выгодах или поддержании хороших отношений со странами Запада, а, напротив, вполне комфортно чувствует себя тогда, когда Запад является его врагом100. Другие обозреватели писали, что происходящее доказывает необходимость относиться к энергии как к вопросу национальной безопасности, который следует решать на уровне НАТО101. Русские, имевшие обширные связи с Западом, внесли, иногда сами того не понимая и без злого умысла, огромный вклад в создание образа своей страны как политического громилы. Несмотря на усилия, предпринятые Путиным для экономической интеграции со странами Запада и для устранения угроз общей безопасности, и широкую поддержку этих усилий в России, российские вестернизаторы снабжали лобби новыми зарядами для обвинения Кремля в усилении антизападной политики. Привыкшие рассматривать реальность в черно-белом варианте, сторонники вестернизации России следовали линии, намеченной некоторыми западными аналитиками, и настаивали на том, что если Россия — не демократия западного типа, то она должна быть империей102, или если Россия — великая держава, то должна быть враждебна Западу.

Например, Лилия Шевцова из Московского центра Карнеги говорила о кремлевской паранойе и маниакальном стремлении контролировать экономические активы, а также о том, что ситуация становится все более непредсказуемой. По мнению Шевцовой, вместо того чтобы строить плюралистическую политическую систему и улучшать отношения с Западом, «кремлевская политика превращается в орудие состоящей из представителей энергетических компаний и силовых структур элиты, преследующей лишь собственные интересы. Это, в свою очередь, ведет к дальнейшему ухудшению отношений России с Западом и с новыми независимыми государствами, в том числе с ближайшими союзниками»103. Зависимые от поставок энергоносителей страны вроде Украины, Молдовы и даже верной союзницы Беларуси теперь стремятся выскользнуть из объятий России и ищут альтернативные международные связи. Члены Европейского Союза тоже проявляют нежелание развивать экономические отношения с Москвой.

Не только Шевцова, но и другие ориентированные на Запад аналитики и политики, вроде Гарри Каспарова, Михаила Касьянова, Владимира Рыжкова и Григория Явлинского, были согласны с тем, что Кремль отказался от внутренней модернизации в пользу построения нефтяной державы, превращающей «рыночные отношения в государственные дела, а экономические ресурсы — в политическое оружие»104. По мнению Каспарова, режим Путина благоволит только сверхбогатым россиянам и не имеет никакой реальной поддержки, за исключением той, что обеспечивает цензура и экономическое богатство, созданное «нефтерублями»105. Андрей Пионтковский, приглашенный ученый Хадсоновского института, писал: «Не делайте вид, что он ваш союзник… Путин играет на другой стороне»106. Другой сторонник вестернизации России утверждал, что в период высоких цен на энергоносители единственными союзниками России являются нефть и газ. Это парафраз известных слов правившего в XIX веке царя Александра III о том, что единственные союзники России — ее армия и флот107. Еще один работающий на Западе выходец из России заявлял, что Кремль ненадежен потому, что он умышленно воздерживается от поставок больших объемов нефти с целью поддержания высоких цен на нефть108. Впрочем, по оценкам независимых экспертов, Россия нарастила свою добычу на 40 %, превзойдя по добыче нефти Саудовскую Аравию и приблизившись к истощению возможностей добычи без существенного увеличения инвестиций109.

Сторонники вестернизации России были уверены, что по всем названным выше причинам резкое падение цен на нефть стало бы благом для России, поскольку оно подтолкнет страну к модернизации и демократизации110. В самой России их мнение малозначимо, а предвыборная платформа «Россия без Путина» не нашла отклика у растущего российского среднего класса, скорее вызвала еще большее его отчуждение111. Россияне продемонстрировали сильную поддержку отстаиванию национальных интересов России во внешней политике на мировой арене. Результаты одного из опросов общественного мнения показали, что большинство россиян одобряют подход Путина к энергетическим вопросам. Около 61 % опрошенных считали курс Путина «продуманным и сбалансированным», и только около 40 % считали возможной новую «холодную войну» с Западом, тогда как 48 % считали новую «холодную войну» невозможной112.

В дополнение к СМИ, которые разыгрывали энергетические страхи перед Россией с помощью российских противников Путина, научно-аналитические центры, выражающие господствующие в правящих кругах США взгляды, давали, в сущности, однобокую оценку энергетической политики Кремля. Экспертное сообщество, в общем, разделяло мнение о том, что Россия движется в неверном направлении113 и эксплуатирует свое энергетическое могущество в целях политической конфронтации с Западом. «Энергетическая угроза» со стороны России сплотила американских либералов и консерваторов в решимости помешать Кремлю применять тактику «запугивания». Те же научно-аналитические центры (а часто и те же люди), которые защищали Ходорковского, теперь обрушивались на энергетическую политику, проводимую Россией в Каспийском регионе. Как и в случае со СМИ, их подход часто был просто развитием и оправданием жестких заявлений Белого дома, а не независимым, непредвзятым анализом. Например, нападки вице-президента Чейни на политику Путина оживили экспертов, критически относящихся к России. «Наконец-то Америка на очень высоком уровне заявила что-то вполне ясное и недвусмысленное», — заметила Дэниэлла Плетка, вице-президент института по внешней и оборонной политике114. Зейно Бэран из Хадсоновского института участвовал в турне вице-президента и выражал поддержку попыткам Чейни противостоять энергетической политике России: «Можете говорить все, что пожелаете, о том, как не участвовать в этих серьезных играх, но Россия и Китай ведут игру, и у США есть риск проигрыша в ней»115. Позиция Чейни в отношении России вдохновила и экспертов, связанных с Советом по международным отношениям и другими организациями116. Однобокая критика политики России на Каспии стала стандартным тезисом других научно-аналитических центров, таких как Фонд Карнеги за международный мир, Центр стратегических и международных исследований, Центр политики безопасности, Фонд «Наследие» и «Проект переходных демократий»117.

Почему Россия так «агрессивна» и так «враждебна Западу»? Многие члены лобби согласны с тем, что агрессивность и враждебность к Западу просто встроены в природу России. Как писал один из западных комментаторов, Россия будет безжалостно применять свою энергетическую мощь потому, что «стремление к статусу и влиянию великой державы встроено в ДНК России»118. Таково же мнение сторонников радикальной вестернизации России, которые, как Борис Березовский, склонны возлагать вину за свои неудачи в осуществлении политических изменений на государство и «рабское мышление русского народа»119.

Таким образом, США мало что могут сделать для сотрудничества с такой страной. У США остается единственный вариант — объединиться с другими странами Запада и разработать стратегию сдерживания агрессора120. Такие западные наблюдатели — сторонники жесткой политики в отношении России, как бывший корреспондент журнала The Economist Эдвард Лукас, адвокат Ходорковского Роберт Амстердам и воинствующие противники Путина в России, считают, что Россию надо экономически изолировать и исключить из всех западных институтов121. Однако даже они понимают, что стратегия изоляции России может и не дать результата. «Наша самая страшная слабость — деньги, — сетовал Лукас. — Во время прежней «холодной войны» ведение бизнеса с Советским Союзом было редкой и крайне сомнительной деятельностью. Теперь банкиры, юристы, консультанты и специалисты по репутации и связям с общественностью (и даже, как говорят шепотом, политики) толпой ломятся получить тридцать сребреников за оказание услуг, даже если тот, кто платит, их презирает. До тех пор пока это не изменится, у нас мало шансов на сопротивление Кремлю, — того меньше шансов на убеждение простых россиян в том, что их коррумпированные, циничные, жестокие и некомпетентные правители — предвестники не триумфа, а катастрофы»122.

Как и во время «холодной войны», людям с русофобским мышлением намного удобнее бороться с Россией, чем пытаться интегрировать ее в западный мир.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.