Интересно наблюдать, как у мальчиков меняется с возрастом отношение к матери. И ни один не минует эти природой предусмотренные стадии.
Мальчик трех-четырех лет держит мать за юбку, не отпускает от себя, плачет, если ночью проснулся, а ее нет. Стоит рядом, пока она жарит рыбу, смотрит с интересом, как она пылесосит. Не ложится спать, пока она не пообещает почитать на ночь или посидеть рядом. Любит всеми силами души и толстую маму, и костлявую, и добрую, и сердитую. И богатую, и нищенку. В эту пору отец ему не нужен.
Дошкольник висит у мамы на руке, заглядывает в глаза. В метро норовит сесть матери на колени. Часто дергает за рукав, капризничает: привлекает внимание, ревнует к окружающим. Мальчики, попавшие в этом возрасте в детский дом, рвутся к маме - алкоголичке, наркоманке, проститутке. И убегают из казенного дома, если получится.
Но вот мальчик пошел в школу, и мать ему больше не авторитет. Ну, если она стройна, модно одета и прекрасна собой, то еще ничего. А где такую маму найдешь? Большинство - квадратные, пузатые, с двойным подбородком, плохо одетые. Таких стыдятся и просят к школе не приближаться, чтобы товарищи не увидели. Знакомый семиклассник пошел с мамой в магазин - ему же и покупалась куртка. Шел на расстоянии: я не знаю эту женщину. Мать, выходя с покупкой из магазина, споткнулась, упала и сломала ногу. Лежала, растянувшись на грязном полу магазина, и стонала. Сын, застав маму в таком неприглядном виде, убежал домой. Не смог выдержать позора: подумают, что эта жалкая женщина, валяющаяся на земле в некрасивой позе, имеет к нему какое-то отношение.
К окончанию школы многие мальчики внезапно хорошеют, но сами этого не осознают. Они еще свежи, стройны и белозубы, еще не прокурены и не проспиртованы. Это их цветущий возраст, он больше не вернется. Посмотрите их выпускные фотографии и сравните со снимками через десять лет: цветение заканчивается. Зато наступает сбор урожая. Перед молодым мужчиной открыт весь женский мир. Вокруг - море девушек, и все хотят замуж: пускай гражданский брак, но чтоб крепкий. Каждая женщина хочет свить гнездо и вывести птенцов, и рано или поздно, но мужчина пойдет под венец.
Маленький ребенок может сплотить семью, но может и разрушить. Сколько браков распалось из-за быта. То, с чем раньше молодая жена мирилась, теперь доводит до белого каления: увиливание от домашней работы, требование трехразового питания. И еще, сволочь, делает замечания: в доме беспорядок, белье третьи сутки не стирано, жена целый день ходит нечесаная, в стоптанных тапках. Известны случаи, когда муж, посланный в булочную, домой уже не возвращался, жил у приятелей. Через год-другой некоторые скреблись под дверью, просились обратно. Поразительно, но женщины их прощали и пускали в дом.
Но много и других примеров. Муж молод, пригож, талантлив, хорошо зарабатывает. Кажется, что все в семье замечательно: бытовая техника куплена, дача достраивается, ребенку нашли няню. Жена ухожена, водит машину, учит английский. Но все тщетно. Гормоны заиграли, трубы затрубили - муж нашел новую любовь на стороне. Жена об этом узнает и, в смятении, кидается за советом к подруге, маме, психотерапевту. Ей советуют начать жить его интересами, может быть, в этом все дело. Какие у него увлечения? Альпинизм? Лыжи? Вот и катайтесь вместе.
Она купила слаломные лыжи и поехала за ним в альплагерь, хотела сделать сюрприз. Но там, в горах, у него была другая, загорелая и спортивная, которую, впрочем, он тоже бросил через полгода. Потом он увлекся водными лыжами и влюбился в новую спортсменку, которая родила ему девочку, но и с ней он жить не захотел. Он не пил, не курил, любовные похождения не помешали ему защитить докторскую диссертацию. Он был любящим сыном и таким же отцом, заботился обо всех рожденных от него детях, был добродушным и щедрым. Но над гормонами он был не властен. И каждая новая подруга была уверена: уж от меня-то он не уйдет. Привяжу его молодостью, общим ребенком, своей модельной внешностью. Увы. Он успокоился, когда ему стукнуло семьдесят. Но из своего «Вольво» он снова заглядывается на юных и длинноногих, и пассажиру, сидящему рядом, становится неудобно.
Смотришь на маленького ангелочка и думаешь: вырастешь, покроешься шерстью, станешь таким же козлом, как остальные. Понять это легко, принять - нет.
По супермаркетам бродят особые, смиренные мужчины, которых жены отправили одних за покупками. Идут, надев очки и сверяясь со списком. Без списка их из дома не отпустят. Берут самый простой товар: хлеб, свеклу, кефир. Но овощи я бы им не доверяла, выбирают корнеплоды гигантских размеров, кормовые. И при этом то и дело звонят по мобильнику домой: «Нина, может взять тортик? Нет? А бананы? Тоже нет?»
В Пенсионном фонде всегда полно народу, ждать долго, от нечего делать рассматриваешь публику. Интеллигентных нет. На продавленном диване сидит нелюбезный, неопрятный пенсионер. Со всеми на «ты». Ругает богатых, Грузию, приезжих. Считает, что все блокадники - жулики, а их удостоверения куплены. Уверен, что половина инвалидов - липовые, получили льготы по знакомству. Думаешь: кто же с таким злым, противным дядькой может ужиться? Он ведь и дома брюзжит целый день. Нет, наверное, это вдовец, уж больно неухоженный.
Есть в Питере парк, где встречаются одинокие старики, которые хотят сойтись и жить вместе. По выходным там даже устраивают танцы под гармонь. Собирается человек пятьдесят, мужчин - единицы, они очень ценятся. Ветераны танцуют с орденами на груди. В ушах - слуховые аппараты. Больше всего ценятся военные пенсионеры, инвалиды войны. Но самые желанные - женихи с отдельными квартирами, без родственников. Тогда свою комнату в коммуналке можно оставить дочке, а самой съехаться с женихом. Старики с собственным жильем разборчивы: подавай им крепкую тетку, огневушку-поскакушку. Тут есть одна опасность. Старик может искать подругу с корыстной целью: ему нужна помощница, чтоб мыть его в ванной, стричь, выносить за ним судно, протирать пищу. Ведь никто правду не скажет, все прикидываются бравыми молодцами. Так что сто раз подумаешь, прежде чем съезжаться.
Замечено, что у мужчин в старости появляется какая-то новая, биологическая привязанность к женам. У женщин этого нет и в помине. А старики ходят за женами по квартире, ждут у входной двери, когда жена вернется с улицы, караулят у ванной и туалета. Жизнь идет к концу, страсти давным-давно улеглись, и им уютно не с друзьями, не с детьми, а с той, которая все вытерпела, простила, на многое закрыла глаза и превратилась в их маму. У нее теперь просят разрешения съесть котлету или погулять в саду. И она, великодушная, разрешает.