Андрей Пышный, в 2004 году — первый заместитель председателя правления Ощадбанка

Андрей Пышный, в 2004 году — первый заместитель председателя правления Ощадбанка

Я рад, что у нас был уникальный опыт 2004 года. Уверен, что мои коллеги разделят это убеждение. Радость объясняется тем, что кризис был успешно локализован. Если бы не были предприняты жесткие, своевременные и даже харизматичные меры, мой оптимизм сейчас не был бы таким ярким.

Перед осенне-зимними проблемами состоялась генеральная репетиция. Летом 2004 года в России случился банковский кризис, который имел отголоски в Украине. Пострадали наши банки, которые держали большие остатки на корсчетах в рублях. Национальный банк в тех условиях принял ряд упреждающих мер. Благодаря россиянам было создано некое подобие учебника по преодолению критических ситуаций. К тому же, мы получили соответствующий психологический настрой.

В Украине кризисные явления развивались не одномоментно. Сначала осенью 2004 года возникла проблема с валютой. Часть ликвидности должна была уходить на покупку наличных долларов, чтобы обеспечить стабильность курса. Политическое напряжение возрастало, и банки стали постепенно сворачивать активные операции. В первую очередь, это вылилось в ограничение лимитов по работе друг с другом. Позже сократились объемы кредитования клиентов. В конце ноября некоторые наши клиенты жаловались на неплатежи в банке «Аваль».

Это произошло еще до пика кризиса, который наступил в ноябре. Формировалась критическая масса факторов, детонированная съездом в Северодо-нецке, выступлениями Президента и лидеров политических партий, которые вместо урегулирования ситуации и поддержки банков решили заняться взаимной критикой.

Началось все с Луганской и Донецкой областей. Постепенно кризис распространился на западные регионы, с той разницей, что там обошлось без истерии. Это было в четверг-пятницу, незадолго до съезда в Северодонецке. Начальник Луганского регионального управления Ощадбанка позвонил мне и доложил, что у них идет стратегический отток наличности через сеть банкоматов. Приходилось инкассировать банкоматы два-три раза в день. В субботу мне позвонил Арсений Яценюк и спросил, что у нас в Луганске. Я связался с начальником регионального управления. Он ответил, что проблема только усугубилась — выплаты по платежным карточкам через сеть банкоматов прекратили Пра-вэкс-Банк, «Аваль» и Приватбанк. Естественно, весь поток клиентов хлынул в банкоматы Ощадбанка.

Параллельно в пятницу-субботу начали выстраиваться очереди в наших отделениях. Постепенно банк столкнулся с тем, что наша пропускная способность не позволяла обслуживать всех желающих. Начался истерический лавинообразный процесс.

Позиция Ощадбанка была такова: не допустить повторения ситуации, когда перестали выплачивать вклады граждан в Сбербанке СССР. Мы помнили, что именно этот факт нанес наибольший урон нашей репутации. Любой негатив имел бы синергетический эффект — недовольство поднялось бы из самой души наших вкладчиков: «Вот, опять!»

К тому же, Ощадбанк имеет статус государственного банка. Поэтому было принято решение — выплачивать все и инкассировать в банкоматы ровно столько наличных, сколько необходимо. Нельзя было останавливать процесс, иначе ажиотаж и нервозность нарастали бы. Нужно принимать во внимание специфику нашей клиентуры. Если в Приватбанк, «Аваль» или Правэкс-Банк бежали за своими деньгами достаточно состоятельные люди, то к нам шли пенсионеры, которые объективно ощущали страх повторно потерять нажитое. Впоследствии некоторые из них даже начали возвращать деньги на депозиты. Пенсионеры осознавали государственную гарантию и видели, что банк проводит выплаты без лишней помпы. Специально для них был придуман конверсионный вклад: во избежание курсового риска мы предлагали на месте конвертировать гривну в валюту и оставлять деньги в банке.

Ощадбанк находился в нетипичной ситуации, поскольку имел нестандартную структуру пассивов. В отличие от других учреждений, у нас не было проблем с ликвидностью.

Во-первых, у Ощадбанка был и до сих пор имеется значительный вторичный резерв ликвидных активов — облигаций внутреннего госзайма. Мы могли в любой момент преобразовать их в ликвидные активы через рефинансирование НБУ Наши коллеги были вынуждены получать стабилизационные займы под кредитные портфели — неудобный и громоздкий инструмент, который предусматривает очень сложные процедуры проверки сотрудниками Нацбанка. Это затягивало процесс получения ими денег. Не хвастаясь, могу сказать, что мы не обращались за стабилизационным кредитом. Единственное, о чем мы попросили Национальный банк, — досрочно погасить депозитные сертификаты, которые мы купили до этого в связи с избыточной ликвидностью.

Во-вторых, более 75 % вкладов населения в Ощадбанке — до востребования, тогда как у всех остальных банков такова доля срочных депозитов. Нестандартная пропорция и по юридическим лицам. У всей банковской системы срочные депозиты компаний составляют около 40 %, у нас — 60 %. В условиях кризиса эти соотношения работали на нас.

В-третьих, у Ощадбанка очень большой объем сформированной кассы. На тот момент мы дополнительно увеличили лимиты кассы и старались удовлетворить всех желающих: выплачивали пенсии, компенсации по обесценившимся вкладам в Сбербанке СССР, выдавали заработную плату и возвращали депозиты. Безусловно, чтобы не провоцировать массированный отток средств, еще до вступления в силу постановления № 576 мы дали распоряжение всеми возможными способами тормозить процесс досрочной выплаты депозитов. Например, оформлять дополнительные документы, долго заказывать деньги. При этом мы все же увеличили лимиты кассы.

Шел нормальный управленческий процесс, который позволил Ощадбанку достойно выйти из этой ситуации. Еженедельно мы проводили селекторные совещания с начальниками региональных управлений и управляли ликвидностью в «ручном» режиме. Ежедневно сводили платежный календарь в разрезе регионов и требовали от начальников территориальных управлений формировать и согласовывать с правлением свои платежные календари.

Ощадбанк — системный банк, мы работаем во всех частях страны. Было интересно наблюдать, как произошла поляризация наших коллег в связи с политическими событиями. Те или иные замечания в адрес восточных регионов — Харькова, Донецка, Луганска — люди воспринимали с обидой. Было обостренное чувство справедливости. Кто-то считал, что Киев предвзято трактует возникшую в регионах проблему. Вдруг начали обижаться, что с ними говорят на украинском языке, хотя раньше не обращали на это внимание. Приходилось искать тонкий баланс, потому что мы понимали — политическая ситуация не могла не отразиться на коллективе.

Нацбанк регулярно приглашал руководителей крупнейших учреждений для консультаций. В конце ноября было созвано заседание для обсуждения будущего постановления № 576. За одним столом сидели Борис Тимонькин, Александр Дубилет, Игорь Гиленко, Александр Шлапак, Арсений Яценюк, Сергей Мишта, Игорь Францкевич. От имени остальных банков присутствовали представители АУБ — Александр Сугоняко или Антонина Паламарчук. На какие-то совещания от Ощадбанка ходил Николай Сугоняка, но потом их посещал уже я как исполняющий обязанности председателя правления. Так сложилось, что Арсений Яценюк отстранил Николая Сугоняку от исполнения обязанностей главы Ощадбанка.

Режим секретности соблюдать не приходилось. Не было ничего сверхъестественного в том, что руководители первой десятки банков собираются для обсуждения непростой финансовой ситуации. Тем более что по телевидению об этом сказали политики. Каждый приезжал на своем автомобиле, заходил в здание.

Все собравшиеся вели очень жесткую конкурентную борьбу, регулярно сталкиваясь на одних и тех же сегментах рынка. Однако страх потери своего бизнеса объединяет. Одновременно ко всем пришло осознание возможных негативных последствий. Все понимали: больше других пострадают системные банки. Они напоминают решето: множество точек, через которые идет отток вкладов. Самый большой плюс в той ситуации сыграл против нас. Вмиг перекрыть все каналы было невозможно. Если вопрос с банкоматами решался сравнительно просто, то закрыть филиальную сеть означало спровоцировать еще большее напряжение. Я хорошо понимаю председателя правления банка «Аваль» Александра Деркача, который говорил, что каждый день теряет по 100–200 млн. грн. «Для меня это катастрофа», — говорил он.

Был разработан план мероприятий. Он включал в себя пиар-кампанию, подготовку антикризисного постановления, вопросы поддержания ликвидности и выдачи стабилизационных кредитов. Все обсуждалось в комплексе, потому что отдельные меры не дали бы нужного эффекта.

Чтобы решить проблему, нужно признать ее существование. Это было сделано. Вопрос обсуждался не с каждым отдельно, а под эгидой Нацбанка в кабинете Арсения Яценюка. Неважно, кем предлагался какой пункт постановления № 576. Это было коллективное авторство. Самое главное достоинство НБУ в том, что он не стал пытаться самостоятельно исправлять ситуацию.

Уникальность ситуации была также в отсутствии официоза. Состоялся нормальный мужской разговор. Выглядело это так: сняли пиджаки и, не стесняясь в выражениях, что-то доказывали друг другу. Простым доходчивым языком без купюр. Очень правильную и конструктивную позицию занял Борис Тимонькин. Он жестко и однозначно формулировал возникавшие проблемы.

Говорили о том, что риск-менеджмент в банках несовершенный и не выдерживает напряжения в условиях системного кризиса. Вспоминали, что законодательство неэффективно и нужны изменения в Гражданский кодекс, чтобы ограничить досрочное снятие вкладов. Банкиры предлагали максимально лоббировать эти изменения — у каждого был свой народный депутат, который мог вынести на обсуждение нужный законопроект.

Сработала совокупность факторов: страх коммерческих банков за судьбу учреждений, воля и способность Нацбанка идти на нестандартные решения, творческий подход и умение объединиться ради достижения цели. Нужно понимать, что все руководители банков — талантливые люди. Национальному банку удалось, не задевая амбиций, взять у каждого участника процесса самое важное и создать постановление № 576.

Кризис дал возможность проявиться таким людям, как Арсений Яценюк. Как-то в те дни мы с ним вышли из здания Национального банка и спустились на Майдан. По пути люди кричали ему: «Арсений, держи гривну!» То есть Яценюка идентифицировали как человека, который влияет на процесс, а не просто констатирует проблему. Публичность, открытость, молодое лице со здоровым румянцем, отсутствие паники и трясущихся рук, доступность — все вместе дало свой эффект. Он контрастировал с общей ситуацией, говорил очень уверенно. Люди жали Арсению руку, с ним хотели сфотографироваться. Его воспринимали как человека, который реально способен повлиять на ситуацию.

Мы понимали, что документ с юридической точки зрения не выдерживал критики. Поэтому Игорь Гиленко по просьбе НБУ добился судебного решения, в котором было написано примерно следующее: «Национальному банку предписывается ввести в действие постановление, которым ограничивается право физического лица на досрочное изъятие вклада». Были адвокаты, которые пытались торпедировать постановление. Они добивались заключений о нарушении законодательства, но все четко понимали, что победителей не судят.

Была разработана стратегия пиар-кампании. Распорядителем денег выбрали «Приват-консалтинг», руководителем проекта — Александра Дуби-лета. Председатели правлений банков появлялись на экранах телевизоров и говорили, как все замечательно. Чаще всего выступали руководители НБУ, Приватбанка, Укрсоцбанка, Укрэксимбанка и Ощадбанка.

Помимо публичной части работали еще и внутренние механизмы, направленные на выполнение постановления № 576. Они не могли озвучиваться по определению. Например, было указание проверять все внешнеэкономические контракты, по которым предусматривались платежи за границу. Мы установили внутренние механизмы, по которым часть контрактов по выводу денег за границу отсеивалась еще до анализа их Национальным банком.

Между банками было достигнуто джентльменское соглашение — своеобразное конкурентное перемирие. Это была принципиальная договоренность, и она соблюдалась, хотя не всеми и не всегда. Например, постановлением № 576 было предписано проводить платежи с отсрочкой в один день. По этому поводу на следующих встречах звучали взаимные обвинения. Например, Игорь Францкевич имел претензии к Александру Дубилету за то, что Приватбанк проводил платежи день в день. Аналогичные обвинения звучали со стороны «Аваля».

В нашей позиции тоже было определенное лукавство. Оно состояло в том, что мы выплачивали деньги гражданам, которые сильно скандалили. Это было негласное правило. Стандартно, досрочной выдачи депозита не было, но если вкладчик начинал будоражить персонал банка и клиентов, управляющий отделением имел право пригласить дебошира к себе в кабинет и удовлетворить его требования. Однако таких случаев было немного.

Больше всего запомнился такой эпизод. Однажды вечером я общался с Арсением Яценюком и рассказывал ему о текущей ситуации. В итоге возникла замечательная идея — использовать политику для того, чтобы деньги не уходили, а возвращались в банки. В качестве шутки я предложил внедрить вклад «Оранжевый» со сроком погашения до полной победы революции. По ходу разговора возникла также идея ввести «Бело-синий» вклад, чтобы уже в полной мере использовать поляризацию. При этом динамику остатков по этим вкладам сделать доступной для общественности: показать, например, что по вкладу «Оранжевому» за день остатки в Ощадбанке выросли на столько, а по «Бело-синему» — на столько. Была даже идея показывать это соотношение на большом экране на Майдане Незалежности. Любое колебание воспринималось бы как своеобразный проигрыш. И в том, и в другом лагере были достаточно состоятельные люди, которые захотели бы изменить баланс в свою сторону. А нам это на руку. Хотите политического противостояния — давайте направим его в конструктивное русло.

В развитие идеи возникла мысль под каждый депозитный счет эмитировать платежную карточку с соответствующей символикой. Например, «Тому що» и «Так!». И выдавать их лишь в том случае, если у вкладчика на счете не менее тысячи гривен. Первые карточки обеих эмиссий должны были презентоваться лидерам партий. Прозвучала даже идея вручить Виктору Андреевичу бело-синюю, а Виктору Федоровичу — оранжевую карточку. Это стало бы консолидирующим моментом. Нужно сказать, что внедрить такую программу мог только государственный банк, учитывая государственную гарантию и нейтральность.

Мы написали в штабы письма, но идея не была поддержана, а кризис постепенно начал угасать. Жаль, что проект не удалось реализовать. Думаю, это был бы яркий эпизод в борьбе за стабильность финансовой системы. Каждому было бы сейчас приятно открыть портмоне и увидеть оранжевую или бело-синюю карточку. Я общался с коллегами, и они говорили, что даже для истории положили бы деньги на депозит.