DVIII

В «Дневнике» князя Мещерского я прочел сегодня рассказ его о своем «диспуте» с покойным министром внутренних дел В. К. Плеве. Вот этот рассказ дословно:

«Я говорил о том, как было бы полезно такое центральное учреждение, где бы представители местного правительства сходились с местными представителями земств и с представителями центральных ведомств.

— Это немыслимо, — категорично заявил В. К.

— Отчего?

— Оттого, что представителя правительства нельзя ставить в такое положение, чтобы местный общественный деятель мог доказывать, что он умнее его.

— Отчего?

— Оттого, что это роняло бы престиж правительства.

— Но зато Самодержавие и народ выиграли бы. Самодержавие не может бояться, чтобы какое-нибудь правительственное лицо оказалось по способностям ниже неправительственного, ибо это ведь для него повод искать более способного; во всяком случае, от раскрытия правды путем спора самодержавие всегда выигрывает в своем престиже. Самодержавию одинаково нужны: умный земский человек и умное правительственное лицо, так как оба в одинаковой мере, каждый в своей сфере, служат его задачам. А народ выигрывал бы от спора правительственного лица с земским, например, если один из двух защищал бы правду».

Я решительно не верю, чтоб подобный «диспут» мог происходить между князем Мещерским и В. К. Плеве. Самая форма разговора подозрительна. Оба диспутанта знали друг друга двадцать лет «приятельски». Невозможно себе представить, чтобы министр ограничивался краткими репликами, а приятель говорил монологи слишком общеизвестные, чтобы оставить их без ответа. Приятели так не говорят даже тогда, когда один из них — министр, а другой — журналист. Во всяком случае, из-за могилы покойный министр не может ни отринуть, ни утвердить отчета об этом «диспуте». А то, что говорил князь Мещерский — не углубляюсь в даль годов прошедших — говорил недавно, именно в министерства Д. С. Сипягина и В. К. Плеве, хорошо мне известно, может быть доказано «Дневниками» князя Мещерского, который или тогда притворялся и лицемерил, или теперь притворяется и лицемерит, а, может быть, всегда притворялся и лицемерил. Я склоняюсь в пользу этого последнего вывода, ибо больше всех журналистов полемизировал с этим представителем «консерватизма» и постоянно защищал от его нападок земскую идею в ее историческом и современном развитии. Во время министерства Д. С. Сипягина князь Мещерский печатал, что «честный министр», который не хочет «изменить присяге, чести и совести», должен говорить государю, что «народ угнетен безответственным земством», что народ «стонет от земства». Я очень хорошо помню эти фразы. Почему земство «безответственно» и почему «ответственны» чиновники, этого никак понять нельзя. Почему народ стонет от земства, этого тоже никто не поймет, когда народ действительно стонал от разных неурядиц и крепостного права, столь любезного почтенному князю, который так долго и так упорно отстаивал порядки крепостного времени и теперь не прочь вспоминать о них с удовольствием, упоминая о «либеральных» реформах Александра II. По моему мнению, эти реформы пора перестать называть «либеральными». Они были необходимы в свое время, имели свои недостатки, но они вошли в плоть и кровь нашу и потому они теперь консервативны. А кто называет их «либеральными» с предубеждением против них, тот не консерватор, а только помогает другим усиливать смуту в обществе.

Когда при Д. С. Сипягине составлялось положение для неземских губерний, князь Мещерский писал, что это положение будет таким совершенством, что когда его введут, то «все земские губернии завопиют благим матом, говоря: за что нас разоряют земские учреждения поборами, и все у нас скверно, а там, где нет земских учреждений, все идет лучше и дешевле». Это — подлинные слова издателя «Гражданина». Когда в прошлом году приглашены были председатели губернских земских управ для совещания, кто на них обрушился самым неприличным образом, кто забрасывал их насмешками, по правде сказать, довольно глупыми, и ставил их в угол? Не кто другой, как князь Мещерский. Он дошел до того, что называл г. Шипова «папася», присюсюкивал и игриво изображал, как земцы перед этим «папасей» танцуют «Марсельезу» и не обинуясь называл их Робеспьерами и Маратами, забывая, что Робеспьеры и Мараты совсем в другом месте и что смешивать их с земством — значит все валить в одну кучу, значит заподозревать всех, всю просвещенную Россию чуть ли не в государственных преступлениях. По поводу губернских комитетов, куда предполагалось первоначально пригласить земцев, князь Мещерский говорил:

«Грешный человек, если бы от меня зависело, я бы предоставил губернатору выбирать кого он хочет, потому что между земцами очень мало людей, что-нибудь понимающих».

Это говорил издатель «Гражданина» в декабре прошлого года, и первоначальный проект приглашения земцев в губернские комитеты был оставлен. Сказать, что между земцами очень мало понимающих людей, значит сказать, что таково дворянство, таково купечество, таковы все землевладельцы, т. е. спокойная, способная и разумная часть населения. Откуда же губернатору «выбирать кого он хочет?» Из чиновников, что ли? Но чиновники тоже заподозрены, а многие из них, вероятно, с удовольствием выслушали бы мнения земцев, избранных самими земскими собраниями.

Когда же князь Мещерский говорит серьезно: в «диспуте» с В. К. Плеве, или в своих «Дневниках?» То, что он говорил в своих «Дневниках» — это ненависть к земству, к суду присяжных, к общественной самодеятельности, это — заподозривание всех в неблагонамеренности и в революционных стремлениях. И он выдает себя за политика, за серьезного мыслителя, когда на самом деле это — такой лицемерный человек, что в разговоре с министром говорит за земство, министром нелюбимое — по его словам, — а в печатном своем органе нападал на земство. Когда министр умер, этот «серьезный политик» ссылается на свой апокрифический «диспут» с министром, которого он якобы — пользуясь выражением пророка и царя Давида — наставлял «на путь праведных», тогда как сам он шел по «пути нечестивых».

Далее этот человек плетет такую паутину из слов и фраз, что в ней невозможно разобраться. Не есть ли это полный крах публицистической карьеры журналиста, совершенно запутавшегося в противоречиях и в своей собственной паутине? Паук истощился и весь вышел.

6 (19) августа, №10212