Ярость
Ярость
«С позиции христианской морали я, наверное, неправа. Но я часто повторяю: девочки, вот увидите, придет время, и суд над этими людьми обязательно состоится. Этих людей мы не видим, не знаем и не узнаем никогда. Мы, скорее всего, не увидим, когда и как будет вершиться этот суд. Но я свято верю, что это произойдет.
Я все пытаюсь обрести смирение, я ищу его в религии, но моя ярость столь сильна, что я все равно не могу не думать о возмездии. Не могу не ждать его. Я — настоящая львица. Когда на моих глазах обижают ребенка, я могу руками растерзать обидчика. Это чувство — что ты дрался, боролся, — оно принесло бы хоть какое-то удовлетворение. Но мы не могли драться! Мы не могли кинуться в бой за своего детеныша! Поэтому теперь нас изнутри разрывает эта ярость, этот гнев. Я иногда обращаюсь к Господу: ну неужели ты не накажешь их?
И сама себе отвечаю: конечно, накажет. Суд над теми, кто устроил эту массовую казнь, обязательно наступит. Потому что слишком безнаказанным стал чувствовать себя человек на земле.
Еще я думаю вот о чем… Не сочтите за сумасшедшую, — я мыслю трезво, как никогда. Я думаю, что сами дети не оставят это безнаказанным. Они будут очень многим людям помогать своей доброй энергией, делиться своим светом — с вами, с другими людьми, с детьми и взрослыми, в Осетии и во всем мире, — что для Бога и его ангелов географические границы? Но в то же время они все расставят по своим местам. Им же сейчас все видно — все наши грехи, поступки, мысли… Они укажут Богу на тех, кто творит беззакония…
Это мы здесь, в Беслане, уже привыкли к кладбищу, мы ходим туда каждый день и чувствуем там себя как дома, но недавно — совершенно случайно — я включила телевизор и увидела кадры: наше кладбище сняли сверху, с высоты птичьего полета… Я через стекло экрана почувствовала такую силу, такую энергию! Мне показалось, что сейчас кровь в висках просто разорвет мне голову!
И как все это — вот это кладбище, вот этих детей — списать на какой-то абстрактный терроризм?! Что такое терроризм?! Это ведь мы сами, сами все это делаем!
И поэтому Бог спросит со всех нас за этих детей…»
Марина, мать
