Малява

Малява

Уважаемый господин Главный Надзиратель!

Разрешите поздравить Вас и Министерство юстиции с удачно проведённой операцией по обнаружению у осуждённого Краснокаменской колонии двух лимонов, принадлежащих ранее другому осуждённому. Это злостный проступок, и я удивлён, что виновник понёс столь мягкое наказание — всего десять суток карцера. Я бы карал тех, кто живёт в местах заключения по воровским понятиям, жёстче. Нечего с ними церемониться, тем более что этот, пойманный с лимонами, полученными незаконным путём, не исключение. У меня имеются факты натурального беспредела! Один из них, с Вашего позволения, я приведу прямо сейчас:

«Там, внизу, разворачивает Цезарь бумаги лист, на него одно, другое кладёт, Шухов закрыл матрас, чтоб не видеть и не расстраиваться. А опять у них дела не идут — поднимается Цезарь в рост в проходе, глазами как раз на Шухова, и моргает:

— Денисыч! Там… Десять суток дай!

Это значит, ножичек дай им складной, маленький. И такой у Шухова есть, и тоже он его в щите держит. Если вот палец в средней косточке согнуть, так меньше того ножичек складной, а режет, мерзавец, сало в пять пальцев толщиной. Сам Шухов тот ножичек сделал, обделал и подтачивает сам.

Полез, вынул нож, дал. Цезарь кивнул и вниз скрылся.

Тоже вот и нож — заработок. За храненье его — ведь карцер. Это лишь у кого вовсе человеческой совести нет, тот может так: дай нам, мол, ножичек, мы будем колбасу резать, а тебе хрен в рот.

Теперь Цезарь опять Шухову задолжал.

С хлебом и с ножами разобравшись, следующим делом вытащил Шухов кисет. Сейчас же он взял оттуда щепоть, ровную с той, что занимал, и через проход протянул эстонцу: спасибо, мол.

Эстонец губы растянул, как бы улыбнулся, соседу-брату что-то буркнул, и завернули они эту щепоть отдельно в цигарку — попробовать, значит, что за шуховский табачок.

Да не хуже вашего, пробуйте на здоровье! Шухов бы и сам попробовал, но какими-то часами там, в нутре своём, чует, что осталось до проверки чуть-чуть. Сейчас самое время такое, что надзиратели шастают по баракам. Чтобы курить, сейчас надо в коридор выходить, а Шухову наверху у себя на кровати как будто теплей. В бараке ничуть не тепло, и та же обметь снежная по потолку. Ночью продрогнешь, но пока сносно кажется.

Всё это делал Шухов и хлеб начал помалу отламывать от двухсотграммовки, сам же слушал обневолю, как внизу под ним, чай пья, разговорились кавторанг с Цезарем.

— Кушайте, капитан, кушайте, не стесняйтесь! Берите вот рыбца копчёного. Колбасу берите.

— Спасибо, беру.

— Батон маслом мажьте! Настоящий московский батон!»

Вот так, без преувеличения по-курортному, проводят время после ужина и перед вечерней проверкой осуждённые за госпреступления! Открыто дарят и принимают в дар продукты питания, обмениваются вкусовыми продуктами (табак), пользуются холодным оружием. Не места заключения, а малина!

Господин Главный Надзиратель, я готов предоставить Вам адреса этих малин, а взамен осмелюсь просить Вас оформить мне доппаёк. За это готов служить Вам с ещё большим рвением.

ОТВЕТ

Приведённый вами факт, вне всяких сомнений, вопиющ. Мы благодарны вам за сигнал. Вместе с тем сообщаем, что этот и другие подобные ему факты проявлений так называемой «человеческой совести» нам известны. Они были нормой в местах заключения во времена холодного прошлого — в тёмную эпоху Главного управления лагерей. Сегодня же, когда мы усиленно создаём правовое государство, и особенно после вступления в силу 15-го пункта Правил внутреннего распорядка, незаконный оборот среди осуждённых их личных вещей значительно снизился.

Тем не менее мы учли благородный порыв вашего гражданского самосознания и удовлетворяем вашу просьбу об оформлении вам дополнительного пайка.

Господин Главный Надзиратель.

Октябрь 2006 г.