Глава 3. Возлюбившие смерть

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Возлюбившие смерть

«РОССИЯНСКОЕ» либеральное общество состоит из поголовных социальных некрофилов.

В узко медицинском смысле некрофилией (греч. «любовь к мёртвому») называют специфические сексуальные или психические извращения. Однако в XX веке этот термин получил и более широкое толкование. В частности, он был использован известным немецко-американским социологом и психологом-неофрейдистом Эрихом Фроммом в его книге «Анатомия человеческой деструктивности».

Фромм дал определение некрофилии не в медицинском, а в характерологическом смысле:

«Это — страстное влечение ко всему мёртвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание превратить всё живое в неживое, страсть к разрушению ради разрушения; а также исключительный интерес ко всему чисто механическому (небиологическому). Плюс к тому это страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей.»

Вряд ли сам Фромм понял, что он дал блестящее характерологическое определение современной мировой «элиты», сплошь состоящей из нелюдей. Тем не менее наблюдения Фромма настолько интересны, а его выводы настолько убийственны для капиталистической «элиты», что не могу удержаться от приведения ряда цитат из книги Фромма:

«Сравнительно трудноуловимой чертой некрофильского характера является особая безжизненность при общении. Причём здесь дело не в предмете обсуждения, а в форме высказывания. Умный, образованный некрофил может говорить о вещах, которые сами по себе могли бы быть очень интересными, если бы не манера, в которой он преподносит свои идеи. Он остаётся. холодным, безучастным. Он представляет свою тему. безжизненно. Такие люди не умеют одновременно улыбаться и говорить, их улыбка неорганична — какая-то автоматическая гримаса, символизирующая американский обычай «лучезарного» общения».

Это сказано о манере публичного поведения практически всех современных капиталистических политиков всех стран мира, а значит, и капитализированной «Россиянин»! Сказано с той лишь поправкой, что нынешних политиканствующих некрофилов вряд ли можно назвать умными и образованными.

Президент Буш-старший ещё производил впечатление человека.

Президент Буш-младший уже имел все выраженные поведенческие признаки политического некрофила, что и неудивительно — процесс гниения живого трупа капитализма усиливается.

Ну, а президент Обама вообще может сойти за зомби!

А вот характеристика иного поведения, данная Фроммом:

«Противоположный тип характера, биофил (русский эквивалент — «жизнелюб». — С.К.), напротив, может говорить о переживании, которое само по себе не очень интересно, но он подаёт его столь заинтересованно и живо, что заражает других своим хорошим настроением».

Это — поведение Ленина, Фиделя Кастро, да и вообще любого, ориентированного на созидание управленца.

А Сталин?

Ну, можно ли сомневаться в биофилии (по Фромму) Сталина? Внешне малоэмоциональная манера поведения и речей Сталина была тем не менее полна интереса к жизни и адресовалась к жизни.

Не случайно в статье «Наши цели», написанной в 1912 году как передовица для первого номера газеты «Правда», Сталин, сообщая, что цель «Правды» — «освещать путь русского рабочего движения светом международной социал-демократии» и «сеять правду среди рабочих о друзьях и врагах рабочего класса», далее продолжал (выделение моё. — С.К.):

«Ставя такие цели, мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, — только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»!.»

Такое заявление, противопоставляющее унылому кладбищу полную движения жизнь, мог сделать только, пользуясь термином Фромма, убеждённый биофил, последовательный антагонист идей социальной некрофилии и конформизма.

Фромм точно заключает: «Некрофил действует на группу, как холодный душ или «глушитель» всякой радости, как «ходячая тоска».»

Это и о нынешних «кремлёвских сидельцах».

Ленин же, Сталин и другие выдающиеся лидеры коммунизма воздействовали на аудиторию прямо противоположным образом, воодушевляя людей и мобилизуя их на борьбу за новую жизнь.

Когда мы смотрим на кадры кинохроники, запечатлевшие Ленина, Сталина, сталинских соратников, то мы видим, что они — живые люди, полные жизни. Даже из не лучших по качеству старых документальных съёмок видно, что от них идёт энергия — сильная и чистая.

Просто вид Сталина — беседующего, улыбающегося, выступающего с трибуны или что-то пишущего, вселяет в человека желание быть лучше, наполняет его ощущением причастности к крупной судьбе и великой личности.

А что испытывают «дорогие россияне», когда на телеэкранах появляются Путин, Медведев и их кремлёвские подельники?

СОЦИАЛЬНУЮ некрофилию Фромм определяет и как выражение любви к отжившему, как обострённую тягу к вещам, к владению, к собственности.

Фромм пишет, что «иметь» у социального некрофила господствует над «быть», обладание — над бытием. Но, значит, и в этом отношении капиталисты и сторонники капитализма — классические некрофилы. И это хорошо выразилось в известном и популярном одно время на Западе лозунге: «Лучше быть мёртвым, чем красным».

Для нормального человека лучше быть живым, чем мёртвым. И поэтому, если российское общество не хочет окончательно скончаться, надо научиться ставить верный диагноз политикам, чтобы понять, не болен ли политик, не дай бог, смертельно опасной для нормального общества болезнью — социальной некрофилией.

Достаточно посмотреть на то, как любят вещи нынешние хозяева Кремля, чтобы понять — некрофилы они или биофилы?

Есть, например, фото Медведева на фоне его радиоэлектронной бытовой техники. На свои колонки и плейеры этот кремлёвский «топ-менеджер» смотрит таким взглядом, которым он, я уверен, никогда не смотрел и не будет смотреть на русские леса и поля, на отечественную промышленную продукцию, на новые кварталы российских городов — если бы они вдруг стали там возникать для простого люда.

Для Сталина же в вещи была важна её функциональность, почему он, например, стоптанные, но разношенные ботинки предпочитал новеньким. Вещь для него не была символом престижа, она вообще не была для него символом. Она была просто вещью, обладающей тем или иным качеством, делающим жизнь удобнее.

И — не более того.

Чтобы понять государственный масштаб Гулливера-Сталина и сталинских Гулливеров, широту их взглядов и их компетентность, достаточно почитать деловую переписку Сталина с Кагановичем, Молотовым, Орджоникидзе или, например, — резолюции Берии на тысячах документов, касающихся экономики, организации военного тыла, ведения атомных и ракетных работ.

Что же до «премьера» Медведева, то я не уверен, что он хотя бы слышал о том, что на свете существуют элитные сорта пшеницы.

Вот об элитных сортах виски он наверняка осведомлён.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.