Глава 15 Женщины, презирающие смерть

Глава 15

Женщины, презирающие смерть

Состав пожарных команд в середине войны значительно изменился по сравнению с составом мирного времени, ибо в ряды бойцов огненного фронта пришли женщины. Среди 9716 человек личного состава Ленинградского гарнизона пожарной охраны было 2560 женщин, из них 172 впервые встали в строй в 1943 году.

Ф. Б. Зильберштейн и др. Пожарная охрана Ленинграда в годы Великой Отечественной войны{18}

Говоря о работе пожарных, нельзя не остановиться на той роли, которую играли женщины в борьбе с пожарами во время ленинградской блокады.

Состав команд пожарной охраны города в середине войны значительно изменился. Уже в 1942 году около одной трети бойцов огненного фронта составляли женщины, мобилизованные в пожарную охрану райвоенкоматами города.

Зимой 1942 года повестку с вызовом в райвоенкомат получила и девятнадцатилетняя санитарка одной из ленинградских больниц Анна Яковлевна Тихомирова, Аня Тихомирова. Анка, как ее стали называть товарищи по команде.

Как мир отражается в капле воды, так в судьбе Анки отразилась боевая жизнь женщин-пожарных блокадного Ленинграда. В своем бесхитростном письме, в своих записках эта храбрая девушка вся, как на ладони.

Давайте же дадим ей слово.

г. Воронеж, ул. Революции, 16

Гущиной Александре.

30 августа 1941 г.

Здравствуй, дорогая Шура! Я много тебе писала писем, но ответа не получала с начала войны. Теперь пишу тебе, а отсылать не буду, может быть когда-нибудь и удастся тебе прочитать, после войны, если останемся живы. Сообщаю, что пока наша семья в Ленинграде. Здоровы все. Я рада за тебя, что ты живешь в безопасности. Работать, конечно, приходится много, но сейчас не приходится жалеть свои силы. Нужно, как можно больше помогать Красной Армии, чтобы скорее разгромить ненавистного врага.

Мы, ленинградцы, на все готовы, только скорее бы отстоять наш любимый город Ленина от немецких стервятников. Правда, эти гады окружили крутом нас, разбили все дороги, проходящие от Ленинграда. Сегодня, 30 августа 1941 г., они заняли Колпино, Металлострой и другие станции, которые находятся в 25–40 км от Ленинграда, но за эти 30–40 км немцы много потеряют своих сил, и у Ленинграда немец положит все свои резервы. Умрем, но не сдадимся. «Русский народ можно перебить, всех до одного, но не победить», — говорил знаменитый полководец Суворов. Так и будет, дорогая Шура. Конечно, мы победим.

Может быть, мне не придется никогда тебя увидеть, письмо, может быть, последнее к тебе, но за меня не беспокойся… А все же, как хочется жить, милая Шура. Помнишь ли ты, как мы жили в альпинистском лагере на Кавказе, какое хорошее было время! Даже не верится, что это было совсем недавно. Скорее бы закончилась война и мы снова поедем на Кавказ, в горы, но сейчас не время думать о развлечениях. Я сижу у окна, пишу тебе, а кругом раздаются орудийные выстрелы совсем близко. Сегодня весь день вереницы беженцев, которые недавно проезжали мимо нас со всеми пожитками из Ленинграда, а сейчас едут обратно в Ленинград, потому что все дороги около Ленинграда разрушены и заняты этими гнусными разбойниками…

2 сентября 1941 г.

Дорогая Шура, извини, что прервала письмо на целых три дня, не могла писать, причина уважительная. Сейчас полночь. Пишу и слышу разрывающую сердце канонаду. Наш домик на левом берегу Невы, а за Невой, совсем близко, идет ужасная перестрелка. Ночь темная, поэтому брошенные ракеты и пламя орудийного выстрела освещает нашу квартиру, как днем. Масса прожекторов освещают облачное небо, видимо, наши зенитчики обнаружили неприятеля, конечно, слышен звук самолетов. К окну подойти опасно, но не вытерпеть, чтобы не посмотреть эту жуткую картину. Вся опасность еще впереди.

25 октября 1941 г.

Шура, видимо, письмо мне не закончить. Прошло много времени. Жизнь ленинградцев изменилась очень сильно в худшую сторону. Враг ежедневно делает по несколько налетов в сутки. Разрушает наши жилища, объекты огнем и фугасами. Бывало до 14 налетов в сутки…

Во время ВТ руководство РУПО и двое телеграфистов (дежурный и поддежурный) переходим в КП (в подвал), там в небольшой комнатке находятся нач. РУПО т. Штольцер, врач, зам. нач. РУПО, телеграфисты. По сторонам КП телефонные будки — кабины. Все сообщения из подразделений передаются в кабины. Телеграф связан с центральной станцией, а также с командами нашего Невского района.

Работы в телеграфе много, так как телефонная связь — воздушная и очень часто выходит из строя ввиду обстрелов, бомбежек и по другим причинам. Во время затишья в КП разговор идет только о еде, главное о макаронах и картошке. Часто приходится дежурить на чердаке. Здание четырехэтажное на окраине города, поэтому в ночное время, во время ВТ, очень страшно, но и очень интересно. Город затемнен, но прожектора, частые пожары, канонады и пр. видны хорошо.

28 октября 1941 г.

С питанием хуже и хуже, очень мало. Правда, кушаем каждый день, хлеб тоже получаем каждый день, но какой хлеб? В нем и муки-то нет, да его хватает только на один обед, а завтрак и ужин кое-как без хлеба. Вместо капусты получаем хряпу, т. е. самые зеленые, почти черные листья, которые, когда сваришь, становятся совсем черные. Получаем немного крупы, большей частью чечевицу, только она уж очень вкусная и не такая, как была раньше. Получаем иногда мясо и жиры, но так мало, что я не понимаю их вкуса. В общем с питанием очень плохо. Но несмотря на тяжелые обстоятельства, ленинградцы чувствуют себя хорошо, потому что все уверены, что настанет час разгрома немецких стервятников, а также настанут счастливые дни для всех людей нашей родины…

30 декабря 1941 г.

39-я ВПК выехала на большой пожар в Колпино на Ижорский завод. Там же по ул. Труда горело много домов. Возвратившись с пожара 1 января 1942 г. двоих бойцов привезли мертвыми (замерзли).

3 января 1942 г.

Дорогая Шура, если бы ты знала, в каких тяжелых условиях живут ленинградцы! Работа, обстрелы и налеты врага настолько истощили и утомили людей, что иногда бывает не под силу встать с места. Особенно дает себя знать голод. Дома я бываю очень редко, потому что не дойти, трамваи не ходят: нет току, свету тоже нет, сидим с коптилками, да и эта роскошь не у всех, потому что нет керосина. Мы зажигаем эту священную лампочку только тогда, когда ложимся спать или когда встаем, чтобы раздеться и одеться с огоньком. Дров тоже нет. В телеграфе дежурим в пальто. Замерзают чернила. Морозы 25–30 °C этой зимой. И все же это не так нас беспокоит, как беспокоит голод. Голод ужаснейший. Два месяца назад стояли очереди около лошади, которая не успела еще сдохнуть, сейчас м говорить не приходится о конине. Съели всех кошек и собак. В городе не найдешь подобного животного. На рынках продают подозрительный студень. Хлеб на рынке 500–600 р. кило, а какой хлеб, если бы ты знала, он чернее дуранды. В нем есть и кора древесная, и бумага какая-то, но есть и муки процентов 15. Вот такого хлеба мы получали много времени по 250 г в день, 2 кг крупы в месяц, вот и весь наш паек. (Продолжу после…)

Иждивенцы получали 125 г хлеба в день и 600 г крупы в месяц и почти все, если не считать 100–200 г мяса тоже на месяц. В общем, настолько все истощали, что еле ноги волочим. На четвертый этаж, где располагаются телеграфисты (на казарменном размещении) поднимаемся с трудом. Смертность по городу ужасная. Люди идут, падают и тут же умирают. Окраина города завалена трупами, которых не зарывают в землю, а оставляют так даже без гробов. Во многих местах лежат, как штабеля дров. (Шура, продолжу после…)