Будущее

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Будущее

Проблема будущего. О будущем люди думали и говорили испокон веков. Однако думать и говорить о будущем социальном строе человеческих объединений люди начали сравнительно недавно. Первыми мыслями такого рода, оставившими заметный след в истории, были «Утопия» Томаса Мора и «Государство Солнца» Томазо Кампанеллы. Историческое расстояние между ними было сто лет, если не больше. А мы пишем их рядом, через запятую, как будто никакого времени не проходило! Следующий шаг в этом направлении сделали домарксовские социалисты и коммунисты Сен-Симон, Фурье, Оуэн и другие. И опять на этот шаг ушло не одно столетие! И самый значительный шаг связан с именем Маркса, который стал родоначальником самой грандиозной идеологии социального будущего человечества. Более чем на столетие эта идеология овладела умами и чувствами многих миллионов людей, оказав огромное влияние на социальную эволюцию Запада и всего человечества. Марксистское учение о будущем (для того времени) «полном коммунизме» стало важнейшей частью государственной идеологии коммунистических стран. Его называли «научным коммунизмом», хотя научного в нем не было ни единого слова, во всяком случае — ничуть не больше, чем в сочинениях Мора, Кампанеллы и социалистов-утопистов.

Марксистское учение о коммунистическом обществе было выработано в условиях общества капиталистического, причем — как отрицание того, что марксизм усмотрел в капитализме. Оно строилось как нечто нормативное, т.е. по принципу, что там должно быть и чего не должно быть. В нем не должно быть эксплуататорских классов, отношений господства и подчинения, стихийности и анархии производства, безработицы, экономических кризисов, государственных учреждений, денег, экономического и социального неравенства. Вместо этих зол должны наступить блага. Производительные силы в коммунистическом обществе получат неограниченные возможности для развития, целью производства станет не получение прибыли путем эксплуатации наемного труда, а удовлетворение постоянно растущих потребностей трудящихся, наступит изобилие всех предметов потребления, на место отношений классовой вражды придут отношения дружбы и взаимопомощи.

Марксизм, создавая картину будущего коммунизма, удивительным образом игнорировал обстоятельства, очевидные без всякой науки, уже на уровне здравого смысла, а именно — тот факт, что сложное общество из многих миллионов людей не может существовать без многоступенчатой иерархии социальных позиций, без отношений социального (а не экономического) господства и подчинения, без сложной системы органов государственной власти, без экономического и социального неравенства, обусловленного иерархией социальных позиций и необходимостью управления людьми и коллективами людей. В Советском Союзе осуществилось то, что считалось главным условием для коммунистического рая, а именно — была ликвидирована частная собственность на средства производства, и были уничтожены эксплуататорские классы частных собственников. Но вместо того, что обещал марксизм, во всю мощь развернулись именно те факторы, которые марксизм игнорировал.

Учение о высшей стадии коммунизма (о полном коммунизме) образует своего рода райскую часть коммунистической идеологии. Здесь рай спущен с небес на землю. И обещается он хотя и в неопределенном будущем, но все же не после смерти всех людей, а при жизни наших потомков. Не марксизм изобрел этот земной рай. Еще Томас Мор в своей «Утопии» описал общество всеобщего благоденствия, справедливости и счастья, в котором обобществляется имущество, отмирает государство с его атрибутами, чиновники становятся слугами народа, воцаряется подлинная свобода, всестороннее развитие получают все лучшие качества человека, все потребности людей удовлетворяются.

Возможно ли в реальности такое общество, какое рисует марксизм в качестве полного коммунизма, или нет? Категорический ответ на этот вопрос исключен. Кое-что из того, что он обещает, возможно, а кое-что невозможно никогда и нигде. Но в основном все зависит от истолкования этих предсказаний, что есть прерогатива идеологии. Можно самые фантастические обещания истолковать так, что они наверняка сбудутся или уже сбылись. Например, идеология утверждает, что при коммунизме исчезнут классовые различия между рабочими и крестьянами, а также «существенные» различия между городом и деревней. И это предсказание наверняка сбудется. Они уже не были существенными для советского общества. Возьмем, далее, лозунг коммунизма «Каждому — по потребности». Если этот лозунг понимать буквально, то он никогда не осуществится хотя бы потому, что удовлетворенная потребность рождает новую (согласно самому Марксу), что потребности разнообразны, что желаемые ценности не одинаковы. Но если его понимать научно, т.е. социологически, то он реализуется всегда и во всяком обществе: не сам индивид по себе, а общество определяет, каковы его способности, и каковы должны быть его потребности согласно его положению в обществе. Советская идеология, осознав нелепость лозунга коммунизма в его марксовской безответственной формулировке, пошла именно по этому пути — по пути приближения идеологической сказки к реальности. Стали говорить о здоровых, разумных потребностях. А что это такое? И кто решает, что считать разумным, и что нет? Реализация коммунистического принципа «по потребности» не исключает социальное и экономическое неравенство людей, также как и другие негативные явления реального коммунизма.

Опыт коммунистических стран 20 века показал, что основные предсказания марксизма относительно будущего коммунистического общества (исчезновение классов, материальное и социальное равенство, отмирание денег и государства и т.д.) не сбылись. Сбылось лишь «предсказание» ликвидации частной собственности на средства производства. Но и то это «предсказывали» до Маркса. К тому же это было не предсказание в строгом смысле слова, а идеологический и затем политический лозунг практической деятельности, подобно тому, как призывы к ликвидации монархии были лозунгами буржуазных революций, а не предсказаниями.                             *

После второй мировой войны на Западе возникла особая форма сочинительства, получившая название науки о будущем (футурология). В большом количестве стали появляться романы и фильмы, посвященные будущему и относимые к категории научно-фантастических. Научного в них, как и в сочинениях футорологов, было еще меньше, чем в марксистском учении о «полном коммунизме», над которым на Западе издевались с момента его появления. А основы фантастики оказались теми же, что и основы религиозного мракобесия прошлого, — искажение законов природы и правил логики. Характерной чертой футурологии является полное пренебрежение к правилам логики и методологии науки, к объективным закономерностям социальных явлений и к свойствам конкретных человеческих объединений. Человечество бралось в ней как нечто социально однородное.

Полностью игнорировалась его социальная структура. Выделялись отдельные аспекты жизни людей или сенсационные научные открытия и технические изобретения, им давалась субъективная (тенденциозная) интерпретация, и будущее общество изображалось в таком виде, будто вся жизнь в нем крутится вокруг этого и будто ничего другого в нем нет. Предсказания касались частностей и второстепенных явлений. Предсказания же большого масштаба были заведомо вздорными или вообще бессмысленными. Преобладали методы идеологии, развлека-тельства и бизнеса. Специалисты по «научному коммунизму» делали упор на рост сознательности граждан и трудовой героизм, которые на самом деле эволюционировали в противоположном направлении. Футурологи делали упор на технологию. Вот что, например, предрекали одни из них. Производство и распределение жизненных благ будут осуществляться устройствами, управляемыми компьютерами. Рабочие места не будут оплачиваться. Вместо этого гражданам будет гарантировано основное содержание (оклад). При этом каждый сможет заработать сверх этого гарантированного минимума, по своим потребностям. Все предсказания такого рода суть лишь перефразировка марксистских обещаний общества, в котором люди будут иметь жизненные блага по потребностям, причем — безденежно. Один футуролог предсказал, что к середине 21 века все обитатели планеты будут сыты и иметь бесплатное медицинское обслуживание. Если бы в восторженных отзывах на его книгу не сообщили, что он — один из богатейших людей Европы, то можно было бы подумать, что эту книгу сочинил какой-нибудь специалист по «научному коммунизму» еще в сталинские годы.

Предсказания футурологов охватывали все сферы бытия, начиная от кухонной утвари и приемов секса и кончая мировым обществом и общениями с инопланетянами. Причем, это делалось во всеоружии мощнейших средств сбора, обработки и распространения информации, какие даже не снились примитивным жрецам «научного коммунизма» — марксистам. По сравнению с таким размахом идеологического оболванивания человечества усилия «научного коммунизма» выглядят как наивные плутни дилетантов.

Самой высокой вершиной премудрости, на которую поднялась футурология 20 века, было предсказание постиндустриального или информационного общества. Описание этого общества по степени глупости превзошло даже описание «полного коммунизма» в марксизме. В сочинение этой чепухи были вовлечены многие тысячи специалистов, считавшихся самыми выдающимися умами века. Их сочинения издавались в десятках миллионов экземпляров на всех более или менее значительных языках планеты и пропагандировались во всю мощь средств массовой информации. Футурологи стремились предсказать нечто новое, еще не существовавшее в их время, а фактически «предсказывали» именно то, что уже появилось в то время, только они непомерно преувеличивали эти явления и искажали их до неузнаваемости. Так, футурологи предсказывали, что каждый человек в будущем (для них) информационном обществе будет иметь прибор с мозгом и памятью, в тысячи раз превосходящими таковые человека. Люди будут иметь постоянно с собой в одежде или в виде браслетов, колец и медальонов информационно-интеллектуальные устройства, благодаря которым они тут же могут получать мировую информацию и общаться с любыми другими людьми, с кем захотят. Технические устройства, дававшие материал для таких предсказаний, существовали уже во второй половине 20 века. И уже тогда было очевидно, что доступ к информации был ограничен. На любую желаемую информацию было нелепо рассчитывать, ибо наиболее важная информация является тайной за семью печатями. Превосходство технических устройств над человеческим мозгом касается лишь ограниченного множества логических операций, а не любых. Общаться, когда угодно и с кем захочешь, в принципе исключено. Захотят ли другие общаться с тобой? Позволят ли тебе это? Каким бы ты оборудованием ни располагал, возможности человека к общению и к «перевариванию» информации ограничены. Потребности — тем более. Обещать людям такое изобилие в отношении информации — все равно как обещать каждому возможность питаться сразу во всех ресторанах планеты, причем — выбирать сразу любые блюда из миллионов возможных, не считаясь со стоимостью их изготовления и со своим желудком. В реальности в распределении информации всегда имела, и будет иметь место система, соответствующая социальной структуре членов общества.

Футурологи предсказывали, что благодаря информационной технике резко улучшатся жизненные условия людей, так как они будут разумно управляться. Производительность труда возрастет настолько, что все потребности людей можно будет удовлетворить с незначительной рабочей силой. Сам доступ к информации и использование ее приобретут статус богатства наряду с владением землей и средствами производства.

Тут что ни фраза, то несусветная чушь. Зачем, спрашивается, сто с лишним лет издевались над марксистским «полным коммунизмом», если сами не способны придумать ничего другого, как то же самое удовлетворение всех потребностей, да еще с незначительными затратами труда?! Что касается превращения информации в богатство наряду с богатством материальным, то трудно придумать что-либо более убогое интеллектуально и подлое с моральной точки зрения, чем это утешение для нищих и неимущих. Планета захламлена информацией не меньше, чем отходами индустрии, нанесшими непоправимый ущерб природной среде. Информация стала самым дешевым продуктом жизнедеятельности общества. От этого хлама нет спасения, как от мусора. Но миллиарды людей не стали от этого ощущать себя богачами.

В предсказаниях футурологов совсем выпал из поля внимания социальный аспект разрастания и усовершенствования информационной сферы. А заключался он в том, что уже к концу 20 века наличных информационных средств оказалось вполне достаточно для того, чтобы взять под контроль и включить в сферу своего действия поголовно все население западных стран. Решающим стало не количество, а содержание информации, которою стали снабжать людей, организация системы изготовления и распространения потоков информации, роль информационной системы в организации жизни общества в целом. В обществе появилась новая социально-политическая и идеологическая сила наряду с государством, банками и концернами, подчинившая себе все общество. И те новые технические изобретения, которые предсказывали футурологи, могли лишь дать ей новые средства господства над людьми.

Другая вершина футурологической мудрости — предсказание превращения человечества в единое Глобальное Общество с единым мировым правительством и прочими атрибутами целостного общества (наподобие «национальных государств» Запада), только размером побольше (тогда было около 6 миллиардов человек!). Опять-таки формирование такого «общества» шло полным ходом. Ему давалось соответствующее идеологическое обоснование. Обычно ссылались на проблемы, которые якобы можно было решить лишь совместными усилиями всех стран планеты, на формирование мировой экономики, якобы ломавшей границы национальных государств, и на образование сети неполитических и неэкономических организаций и учреждений, уже опутавших все человечество. В мире фактически не осталось ни одного более или менее значительного региона, где люди вели бы изолированную жизнь. Осуществилась глобализация средств массовой информации, начала складываться единая мировая культура. Средства коммуникации устранили большие расстояния и природные условия как препятствия для перемещения людей, для общения и распространения материальных и духовных ценностей по всей планете.

Все идеологи Глобального Общества, включая футурологов, умалчивали о том, что упомянутые выше мировые проблемы возникли в результате прогресса западной цивилизации, прежде всего, что идея глобализации человечества была идеей западной, а не абстрактно мировой. В основе ее лежало не столько стремление различных народов к объединению, сколько стремление определенных сил Запада, занять господствующее положение на планете и использовать все ее ресурсы и все человечество в своих эгоистических интересах, а не в интересах некоего абстрактного человечества. Мировая экономика складывалась, прежде всего, как завоевание планеты транснациональными западными компаниями и банками. Некоммерческие международные организации были, как правило, западными или контролируемыми западными силами. Мировой информационный порядок устанавливался странами Запада. Мировая культура возникала и укреплялась как американизация культуры других народов. Новый мировой порядок устанавливался как навязывание всем народам американской системы ценностей. При этом использовались все средства, включая военные.

Ни в одном сочинении на тему о будущем я не встречал определения понятия будущего и описания свойств суждений (высказываний, утверждений) о будущем, т.е. предсказаний или прогнозов будущего. Будущее считается чем-то очевидным и само собой разумеющимся: это — то, что будет существовать и происходить после того времени, в которое заходит речь о будущем и которое считается настоящим. Но ясность тут кажущаяся. Можно ли отнести к будущему завтрашний день? А предстоящий год? Или десятилетие? Смотря для кого и смотря, с какой точки зрения. Тут примитивной очевидностью нельзя удовольствоваться. Тут требуется уточнение понятий. Аналогично обстоит дело с прогнозами. Можно ли считать прогнозом утверждение кандидата в президенты, что в будущие два-три года благодаря его умной политике безработица сократится вдвое? Можно ли считать прогнозом утверждение мудреца, что рано или поздно наша планета разрушится? Необходимо хотя бы кратко сказать о логическом аспекте такого рода проблем, ибо без соблюдения элементарных правил на этот счет всякие разговоры о будущем превращаются в словоблудие.

История. Надо различать физический и социальный аспекты времени. В первом из них предполагаются эмпирические события и их последовательность в качестве опорных точек для абстрагирования, осознания и измерения времени, но сами эти события не являются объектами исследования. В социальном же смысле предполагается, что время как-то осознается людьми, принимается во внимание и измеряется, но внимание ориентируется на реальную жизнь людей во времени.

В физическом аспекте вводятся и употребляются понятия одновременности и последовательности событий во времени (раньше, позже). В разговорной практике, когда говорят о прошлом, имеют в виду события, имевшие место до времени, в которое говорят о прошлом и которое считают настоящим, а, говоря о будущем, имеют в виду события после этого настоящего. При этом смысл временных понятий зависит от ситуации. Прошлым может быть вчера, прошлый год, прошлое столетие. Будущим может быть завтра, будущий год, будущее столетие. Настоящим может быть сегодня, текущий год, текущее столетие. В таком словоупотреблении термины времени обозначают именно время.

Физическое настоящее есть либо «миг», т.е. точка отсчета времени, протяженность которой не принимается во внимание, либо интервал времени, играющий ту же роль. Что происходит в этом интервале, во внимание не принимается. Если отвлечься от субъекта, который рассматривает события во временном порядке (как следующие одно за другим) и выбирает какой-то способ установления порядка (в том числе выбирает точку отсчета), то понятия физического настоящего, прошлого и будущего теряют смысл. А обычно в рассуждениях о времени именно так и поступают, загоняя себя (и других) в ловушки словоблудия. Физическое прошлое есть то, что уже не существует относительно данного настоящего, и никогда существовать не будет, — прошлое невозвратимо. Физическое будущее есть то, чего еще нет относительно данного настоящего, но что будет обязательно, — будущее, неотвратимо. Это не значит, что будущие конкретные события предопределены, — в физическом смысле от конкретных событий вообще отвлекаются. Это означает, что после данной точки отсчета (данного настоящего) неизбежны какие-то события. По самому смыслу понятий нельзя путешествовать в прошлое и в будущее, — нельзя побывать физически там, чего уже нет, и там, чего еще нет. Побывать в будущем можно лишь в том смысле, в каком оно само наступит. Но тогда оно уже не будущее, а настоящее. Нельзя повернуть время вспять, ускорить или замедлить. И дело тут не в какой-то природе времени, а в тех логических средствах, с помощью которых образуются понятия времени.

Для отношения прошлого, настоящего и будущего в социальном смысле мало сказать, что они следуют друг за другом во времени. Тут предполагается некий эмпирический субъект, который живет во времени, осознает свою жизнь во временном аспекте и как-то учитывает это в своей жизнедеятельности. Таким субъектом является человек и объединение людей, живущее как единое целое. Назовем его социальным субъектом. Для него прошлое, настоящее и будущее суть его жизнь в различные периоды времени, а не сами эти периоды времени как таковые.

Это — его состояния в физическом прошлом, настоящем и будущем. Различия этих состояний определяются не периодами времени, а факторами жизни социального субъекта. Он осознает свою жизнь, используя понятия времени, осуществляя деление времени и измеряя время. Но деление времени этим субъектом на прошлое, настоящее и будущее определяется не часами и календарем, а этими эмпирическими факторами. Оно может совпадать с календарными датами и может специально к ним приурочиваться, но как символическое явление или случайное совпадение.

Для социального субъекта физическое настоящее не есть лишь миг, не имеющий протяженности. Для него это — протяженный временной интервал, в котором он рассчитывает и совершает свои действия так, как будто время не уходит в прошлое и не приходит из будущего, — как будто время есть нечто застывшее. Эту свою жизнь он считает настоящим по отношению к тем событиям в физическом прошлом, о которых он помнит или узнает от других, но которые не принимает в расчет в настоящем, а также по отношению к событиям, которые мыслимы в физическом будущем и с которыми он тоже не считается как с реальностью в своем настоящем. Для него настоящее время неразрывно связано с его определенным состоянием, определенным образом его жизнедеятельности. Именно факторы этого состояния определяют границы его социального настоящего в физическом времени.

Благодаря сознанию настоящее для социального субъекта оказывается растянутым в физическом времени множеством событий, часть которых «уходит» в физическое прошлое и другая часть «приходит» из физического будущего. Но они не переживаются как события из социального прошлого и, соответственно, социального будущего. Социальным прошлым для социального субъекта становятся события в физическом прошлом, которые уже не включаются в его социальное настоящее, не принимаются в расчет в социальном настоящем. Социальным будущим для него являются события в физическом будущем, которые еще не включаются в его социальное настоящее, точно также не принимаются в расчет в его жизнедеятельности в его настоящем.

История, таким образом, разделяется на историю прошлого, историю настоящего и историю будущего. Под историей в узком смысле слова обычно понимают историю прошлого или, короче, прошлое.

Разделение на социальное прошлое, настоящее и будущее не является абсолютно четким, неизменным и одинаковым для всех. Это — часть исторической жизнедеятельности людей, подверженная перипетиям живого процесса. Но оно, так или иначе, имеет место. Социальная история разделяется на прошлое, настоящее и будущее относительно каких-то социальных субъектов. По мере прохождения физического времени социальное настоящее сдвигается так, что часть настоящего уходит в прошлое и часть будущего включается в настоящее. Хотя какая-то часть бывшего настоящего перестает играть роль фактора социального настоящего в жизни социального субъекта, можно сказать, — становится достоянием истории, кое-что из нее сохраняется в памяти людей. Но большая часть забывается совсем или оставляет фрагментарные и неявные следы, так что в случае потребности, припомнить прошлое, приходится прилагать особые усилия. Возникает особая сфера познания, называемая наукой историей. Слово «история» употребляется для обозначения этой сферы познания. Основной целью ее является мысленная (знаковая, языковая) реставрация прошлого как эмпирического процесса, как совокупности упорядоченных в пространстве и времени индивидуальных событий. Для этого используются и изобретаются средства, соответствующие цели и условиям познания.

Настоящее наблюдается непосредственно. Фиксирование в сознании конкретных событий принципиально непреодолимых трудностей не встречает. Основной целью познания становится обдумывание наличного эмпирического материала. Используются научные средства познания: абстрагирование, обобщение, анализ, синтез, классификация, гипотезы и т.д. Со временем возникает особая наука — социология. Хотя будущее еще не входит в настоящее, неотвратимость его осознается, и возникает потребность, заглянуть в него. Для этого также используются и изобретаются подходящие средства познания. Строятся прогнозы — предсказания того, чего еще нет в реальности. Сравнительно недавно сложилась особая сфера познания — футурология. Так что с точки зрения интересов и условий познания достаточно отчетливо различаются три его подразделения — история (в узком смысле слова), социология и футурология.

Для всех трех подразделений познания имеют силу универсальные правила методологии. Но между этими подразделениями имеют место отличия, которые порождают различные познавательные проблемы. Для научного решения этих проблем требуются средства, практически приложимые по преимуществу в том или ином подразделении или даже не используемые в других в силу отсутствия соответствующих проблем. В историческом исследовании, например, приобретает большое значение проблема идентификации событий и их пространственно-временной локализации. Для историков важны индивидуальные личности и события, и конкретные места и времена их жизни и осуществления. Для социологии важны классы личностей и событий, их пространственно-временные характеристики, не зависящие от конкретных пространственно-временных координат. В футурологии важнейшее значение приобретают прогнозы. Так что ее можно назвать прогностикой. Тут разрабатывается особая методология.

Устремленность во времени. По мере прохождения физического времени социальное настоящее сдвигается в физическое будущее. Интервал физического будущего, включаемого в настоящее, может увеличиваться. Это означает, что люди все дальше и дальше заглядывают в физическое будущее, все больше в своей жизнедеятельности ориентируются на предполагаемые в будущем события, в наступлении которых они более или менее уверены. Они как бы устремляются в будущее. Для них ход исторического процесса как бы ускоряется. Но возможно и такое, что по мере перемещения социального настоящего в физическом времени граница физического прошлого, включаемого в социальное настоящее, остается той же или сдвигается настолько медленно, что расширение социального настоящего происходит в основном за счет физического прошлого. Ход исторического времени как бы замедляется. Возможно даже такое, что в настоящее начинают включать факторы еще более отдаленного прошлого, и тогда социальное настоящее как бы устремляется в прошлое. Возможно также такое, что у людей вообще не появляется или исчезает отношение к своему социальному бытию как к бытию в социальном времени. Их жизнь при этом есть бытие в бесконечно (в их восприятии) длящемся социальном настоящем. В этом случае возникает ситуация, которую можно считать остановкой исторического времени для данной человеческой общности. Физическое время при этом проходит, но люди не переживают свою жизнь как ориентированную во времени в будущее. Подавляющее большинство народов, живших и живущих на планете, является именно таким. В том, о чем шла речь, никакого ускорения, замедления, остановки и обратного хода физического времени не происходит. Тут в жизни социальных субъектов происходит нечто такое, что связано с их памятью о прошлом, со способностью сохранять традиции и избегать новшеств, со способностью предвидеть будущие события и последствия своей деятельности, со способностью считаться с ними в их настоящем. Это происходит в их социальном настоящем, которое может охватывать жизнь множества поколений в течение десятилетий, столетий и порою тысячелетий.

Устремленность в будущее есть не извечное и не всеобщее явление, а сравнительно молодое, исключительное и преходящие. Думаю, что оно суть изобретение западноевропейской цивилизации. Запад не всегда был устремлен в будущее. Как и прочие народы, западные народы жили настоящим. Христианская религия вообще снимала проблему будущего как проблему социальную, отнеся ее в сферу загробного бытия и религиозной морали. Практические расчеты не выходили за рамки жизни в настоящем. Начало ориентации Запада на будущее относится, по всей вероятности, к эпохе Возрождения, когда будущее как фактор социальный было из сферы потустороннего спущено на землю, в обычную человеческую жизнь в настоящем.

Самого высокого, на мой взгляд, уровня устремленность в будущее достигала в сталинские годы в Советском Союзе. Основная масса населения жила будущим в полном смысле слова. Подчеркиваю, не просто мечтала (мечтали-то не все, и даже не большинство, а немногие!), а именно жила. Весь образ жизни их был построен так, что исследователь, наблюдающий их как независимое от него, объективное явление бытия, должен был бы обнаружить фактор устремленности в будущее (для наблюдаемых людей, а не для исследователя) как существенный социальный фактор, игнорируя который, он не смог бы объяснить поведение этих людей. В послесталинские годы начался спад в этом отношении. К концу брежневского периода этот спад завершился идейным кризисом советского общества и после 1985 года полным идейным крахом. В посткоммунистический период устремленность в будущее вообще исчезла как социально значимое явление. Зато усилилась устремленность в прошлое.

Возврат в физическое прошлое логически (а значит и эмпирически, в реальности) невозможен. Время необратимо: если некоторый момент или интервал времени следует за другим относительно любого способа установления временного порядка событий, то невозможно, чтобы их отношение переменилось на противоположное относительно какого-то способа установления временного порядка событий (отсчета времени). В социальном же настоящем для данного социального субъекта возможно оживление и возрождение явлений, которые считались явлениями социального прошлого, так что эволюция этого субъекта воспринимается как устремленность в социальное прошлое. В 20 веке такое явление приняло грандиозные глобальные масштабы как реакция на устремленность в будущее. Произошла как бы дифференциация человечества в его отношении к социальному времени на устремленных в будущее и устремленных в прошлое. Устремленность в прошлое стала важным фактором жизни в частях человечества, страдающих от западнизации и глобализации. Характерным ее проявлением может служить фундаментализм. В посткоммунистической России она приняла гротескные формы, причем не только как реакция на тяжкие последствия западнизации, но и как реакция на коммунистическое прошлое.

Прогнозы будущего. Предсказания или прогнозы будущего суть суждения (высказывания, утверждения), которые обладают такими признаками. Во-первых, в них говорится, что нечто будет иметь место или произойдет в будущем. Во-вторых, они относятся к числу эмпирических суждений, т.е. таких, которые подтверждаются или опровергаются не путем логического доказательства, а путем сопоставления с эмпирической реальностью. Они высказываются во время, когда такая реальность еще не существует. Это означает, что в это время они не являются ни истинными, ни ложными. Они в это время оцениваются как обоснованные или необоснованные, как более или менее вероятные, как более или менее надежные, как принимаемые на веру. Когда наступает время, к которому они относятся, то говорят, что они подтверждаются или не подтверждаются, сбываются или не сбываются, сбываются приблизительно или частично. Если прогноз сбылся, это не означает, что он был истинным в то время, когда высказывался. Если прогноз не сбылся, это не означает, что он был ложным во время, когда он высказывался. Да и во время, к которому относится прогноз, его нельзя оценивать как истинный или ложный. Только лишив его статуса прогноза, т.е. изъяв из него суждение о данной реальности, можно такое суждение оценивать как истинное или ложное.

Не любые суждения, в которых фигурирует будущее время, суть прогнозы. Например, суждение о том, что «А» хочет в будущем году поступить в университет, относится вроде бы к будущему. Но оно не есть прогноз, так как на самом деле относится к настоящему и может быть проверено путем обращения к существующей реальности: для этого достаточно спросить Иванова, собирается он в будущем году поступать в университет или нет. А вот суждение: «А» в будущем году поступит в университет» есть прогноз, ибо будущий год еще не наступил, и доказать логически это суждение невозможно. Суждение же: «А» в будущем году либо поступит, либо не поступит в университет» не является прогнозом, так как оно логически истинно, т.е. истинно в силу свойств логических операторов «либо» и «не» и может быть логически доказано.

Прогнозы различаются по многим признакам, в том числе — по содержанию, по степени обоснованности, по методам обоснования. Одно дело — предсказание моды женской одежды в предстоящем сезоне, и другое дело — предсказание состояния человечества через сто лет. Одно дело — гадание о будущем по линиям на руке или по звездам, и другое дело — расчеты с использованием современной информационной технологии и с участием большого числа квалифицированных специалистов.

Степень обоснованности прогнозов колеблется в диапазоне от нуля до единицы, часто достигая нуля и никогда не достигая единицы. Она зависит от многих факторов, в том числе от характера объекта предсказания, от имеющейся информации, от отдаленности времени, к которому относится предсказание, от данных науки и т.п. Человеческое поведение основывается на прогнозах достаточно высокой степени надежности, но эти прогнозы сравнительно примитивны, и обоснованность их обычно не выражается явно или вообще сводится к привычке.

Надо различать степень обоснованности прогнозов и степень доверия к ним людей. Одни прогнозы люди воспринимают как бесспорные, в других сомневаются, а в третьи вообще не верят. При этом степень доверия к прогнозам зависит не столько от степени их обоснованности, сколько от субъективного отношения людей к тому, что, как и кем предсказывается. Люди чаще верят в нелепые и необоснованные прогнозы, сильно воздействующие на их сознание и чувства, соответствующие их желаниям, ожиданиям, опасениям и т.п., чем обоснованным предсказаниям, не соответствующим их умонастроениям и способностям понимания. В наш век баснословных научных открытий массы образованных людей больше верят средневековым и современным шарлатанам и всякого рода демагогам, чем трезво мыслящим ученым. Феномен Кассандры сохраняет силу и в наше время. Всеобщая враждебность к научной истине в отношении социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня) феноменов нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в эпоху средневекового мракобесия.

Прогноз будущего с таким «поворотом мозгов», о котором речь идет в этой статье, руководствуется такими методологическими установками. Прежде всего, должен быть четко выделен социальный субъект (в рассмотренном выше смысле). Для нас это — наиболее развитые в социальном отношении человеческие объединения, играющие решающую роль в социальной эволюции человечества, и в отношении которых есть основания предположить, что они эту роль не упустят в обозримом будущем.

Социальное будущее данного субъекта есть результат двух совокупностей факторов. К первой совокупности относятся факторы социального настоящего, материал субъекта и объективные социальные законы. С этой точки зрения социальное будущее есть реализация тенденций и потенций настоящего. В этом и только в этом смысле будущее предопределяется настоящим. В этом и только в этом смысле будущее предсказуемо с нашим «поворотом мозгов».

Ко второй группе факторов, о которых идет речь, относятся те, которые не зависят от настоящего и не содержатся в нем. Их невозможно обнаружить путем анализа настоящего, поскольку их там вообще нет. От этих факторов зависит то, в какой мере, и в какой форме реализуются потенции и тенденции настоящего, как будет жить материал настоящего, в какой форме проявляются объективные социальные законы. В этом смысле будущее не предопределено настоящим и не может быть предсказано с нашим «поворотом мозгов». Более того, исследование с такой ориентацией должно сознательно отвлечься от факторов второй совокупности. Так что его результат может быть лишь условным. С логической точки зрения результат этот будет иметь такой вид: если рассмотренные в прогнозе тенденции и потенции настоящего не встретят серьезного препятствия в своем дальнейшем действии, то результатом их развития будет то-то и то-то. Ход исторического процесса может быть нарушен и прерван непредвиденными обстоятельствами, но это не будет опровержением прогноза такого логического типа.

Во всех известных мне прогнозах будущего социальных явлений будущее рассматривается как нечто статичное, как раз навсегда данное, как свершившееся, т.е. вне времени. Такой подход оправдан в отношении индивидуальных событий, интересующих нас исключительно с одной точки зрения — совершаются (происходят) они или нет. Это, например, результат выборов президента или парламента, начало или исход войны. Но он непригоден в тех случаях, когда прогноз касается социальных субъектов, которым предстоит жить в будущем длительное время, — когда прогноз касается социального будущего. Социальное будущее есть явление в физическом будущем относительно времени, когда делается прогноз. Но оно станет социальным настоящим для социального субъекта, к которому относится прогноз. В том будущем состоянии этот субъект будет воспроизводиться, изменяться и эволюционировать во времени. То, что решающим образом определит это состояние данного субъекта в его будущей жизни, зарождается и до известной степени формируется в его социальном настоящем. Задача прогноза в этом случае — не просто предсказать, произойдет что-то или нет, а выяснить, на какой основе будет происходить жизнь интересующего нас субъекта в социальном будущем.

При такой ориентации исследования главная задача социального прогноза состоит не в гадании по поводу того, что будет в будущем такого, чего нет в настоящем, а в выделении в современной социальной реальности того эмбриона будущего, которого человечество уже носит в своем чреве, т.е. в установлении и описании социальных явлений, уже зародившихся и существующих в настоящем и имеющих шансы, сыграть решающую роль в будущей судьбе человечества. При этом необходимо знать законы эволюции социальных объектов, предопределяющие судьбу эмбриона будущего.

Прогнозы будущего. Коммунисты не просто высказывали идеи относительно устройства человеческих объединений в будущем, но и выдвигали проекты переустройства реальности в соответствии с их идеалами. Особенно отчетливо это выразил Маркс. Он превратил проблему дума-ния о будущем в проблему делания будущего по заранее придуманному проекту. Мыслители, говорил он, до сих пор стремились объяснить мир, задача же состоит в том, чтобы изменить его. Маркс и его последователи (особенно Ленин) разработали программу и стратегию преобразования социальной реальности по своему проекту.

И это были не только слова. 20 век был веком колоссальных успехов реального коммунизма. Последний стремительно овладевал планетой, угрожая существованию западного мира. Он на самом деле имел шансы, стать будущим для всего человечества, как предсказывали коммунисты. Опасения одних и надежды других, что именно так и будет, доминировали в умонастроениях человечества. Победа западного мира в «холодной» войне против Советского Союза и возглавлявшегося им коммунистического мира, я полагаю, положила этому конец. Во всяком случае, надолго отложило реализацию этого идеала.

Западные футурологи и в этом отношении последовали примеру марксистов. Они занялись не только прогнозированием будущего, которое им представлялось, естественно, не в коммунистическом, а в западообразном виде, но также разработкой проектов будущего и стратегии их осуществления. Возникли специальные учреждения для этого. Стали проводиться конференции на эту тему и публиковаться всякого рода материалы.

Деятельность футурологов в этом направлении, имея много общего с деятельностью коммунистов, отличается от нее по ряду признаков. В коммунистическом учении был один проект, в футурологии — множество. Коммунистический проект видел причину всех зол в социальном строе западных стран, видел спасение от этих зол и достижение всеобщего благоденствия в новом социальном строе, главный источник достижения этого — в совершенствовании социальных отношений, человека и условий труда. Футурологические проекты игнорируют социальный строй вообще или обращают внимание лишь на его отдельные проявления, оставляя без внимания их причины. О переделке социального строя в них нет даже намеков — этот строй предполагается вечным и в основе своей неизменным. Главное средство преодоления всех зол и установления всеобщего благоденствия усматривается в научном и техническом прогрессе. Они исходят из убеждения, будто западный мир обладает технической и экономической мощью, достаточной для осуществления задуманных проектов. Коммунистический проект сыграл идеологическую роль в возникновении коммунистических обществ. Но последние оказались весьма далекими от проекта. То же самое происходит с футурологическими проектами. Они возникают и функционируют как часть западной идеологии, как-то влияя на творцов истории. Но создаваемое благодаря усилиям этих творцов здание человечества оказывается лишь внешне и лишь по второстепенным признакам похожим на то, как оно изображается и проектируется футурологами.

Хотя различие прогнозов и проектов .будущего кажется само собой разумеющимся, практически они смешиваются. Проект будущего может включать в себя элементы прогноза и наоборот. Тем не менее, это — различные явления, как с логической, так и с социологической точки зрения. Прогноз есть явление.в сфере познания, а проект — а сфере практической деятельности людей.

Действия людей в соответствии с заранее намеченными планами (проектами) того, что они собираются создавать и вообще делать, есть обычное явление в человеческой жизни. Но в нашем случае речь идет о проектах социальных, причем касающихся больших объединений людей, и даже всего человечества, и требующих для своей реализации огромных усилий большого числа людей в течение длительного времени. Самым грандиозным проектом такого рода в истории человечества является марксистский проект будущего коммунистического общества. В попытку реализации его была вовлечена чуть ли не половина человечества. И пока еще рано говорить, что эта попытка провалилась полностью.

Социальный проект будущего в принципе не может быть наукой. Наука в данном случае может появиться только как опытная, т.е. исходящая из факта существования человеческого объединения в реальности, а не только на бумаге. А проект создается тогда, когда такого объекта в реальности нет и нет стопроцентной гарантии, что он будет создан и создан именно таким, каким проектируется. Опыт реализации коммунистического проекта показал, что объект, создаваемый по данному проекту, в силу условий и объективных социальных законов оказывается весьма далеким от проекта. У людей вообще возникает сомнение в том, что это и есть неизбежная реальность воплощения проекта в жизнь. Построить новое общество — это не дом построить!

При построении социального проекта наука может использоваться, как это произошло с марксистским проектом, но лишь в той мере, в какой она подкрепляет соблазнительные обещания изобретателей проекта. Предвидение последствий реализации проекта ограничено интересами вовлечения масс людей в деятельность по преобразованию их объединения. Если людям сообщать все то, что может предвидеть научное исследование в отношении последствий реализации проекта, он успеха иметь не будет. С этой точки зрения социальный проект есть явление идеологическое. Он играет роль средства манипулирования большими массами людей.

Москва, 2003