Планирование и творение истории

Планирование и творение истории

В двадцатом веке произошел великий эволюционный перелом в истории человечества. В основе его лежит то, что стали возникать и задавать тон в жизни человечества объединения людей (человейники) более высокого уровня социальной организации, чем привычные общества, — сверхобщества. Описание этого социального феномена дано в моей книге «На пути к сверхобществу» (1999). Одним из важнейших проявлений этого перелома является превращение исторического процесса в планируемый и управляемый. Ниже я изложу некоторые общие соображения на этот счет. Отдельно взятые сознательные действия людей характеризуются наличием цели, плана и управляемости. Разумеется, все это — в той или иной степени. Множества сознательных действий множества людей, как-то связанных в единое целое и совершающихся во временной последовательности, образуют социальные процессы. Эти процессы можно рассматривать с точки зрения целенаправленности, плановости и управляемости. При этом предполагаются какие-то люди или объединения людей, которые определяют цели процессов, строят планы (проекты) достижения целей и предпринимают сознательные действия, имеющие целью управление людьми для осуществления этих планов. Когда такие свойства процессов выражены слабо или отсутствуют совсем, мы говорим, что такие процессы происходят как стихийные или как естественно-исторические. Когда степень целенаправленности, плановости и управляемости процессов оказывается достаточно высокой, мы говорим, что они являются сознательными.

Все известные теории социальной эволюции исходили из явного или неявного взгляда на эволюцию человечества как на стихийный, не планируемый, не подконтрольный воле и сознанию людей естественно-исторический процесс. Этот взгляд сложился, когда люди слишком мало знали о закономерностях своей социальной жизни и имели слишком мало средств, чтобы оказывать заметное влияние на ее эволюцию и контролировать эту эволюцию. Силы человечества еще были не настолько велики, чтобы допустить самую мысль о возможности сознательного управления ходом истории. Вернее, такая мысль возникала только в сказках, в религиозных учениях и в головах облеченных властью фанатиков. Человечество было раздроблено на огромное число враждующих объединений, и мысль о мировом единстве выглядела неосуществимой утопией. Существовали регионы с высокой степенью автономности эволюции. На значительные эволюционные перемены требовались века и даже тысячелетия. Даже марксизм, выдвинувший идею переделки социальной организации человеческих объединений в соответствии с заранее построенным проектом, фактически разделял рассматриваемый взгляд на эволюцию человечества. Он лишь приспосабливал идею сознательной переделки мира к некоему естественному ходу истории в соответствии с некими объективными законами, действующими якобы в пользу трудящихся.

Эти типы процессов имеют общие черты. Но и различаются с точки зрения социальных законов, доминирующих в них. В отношении планируемых и управляемых процессов доминирующими являются осознаваемые законы постановки целей, планирования и управления действиями множеств людей, вовлекаемых в них. В отношении стихийных (естественно-исторических) процессов доминируют неосознанные социальные законы, имеющие силу в отношении множеств действий людей в пространстве и времени, и в их числе — законы диалектики и социальной комбинаторики.

В истории человечества происходило увеличение степени сознательности действий, а также масштабов таких действий. Такой же прогресс имел место в отношении сознательных процессов. Увеличивались масштабы планируемых и управляемых процессов, и возрастала их роль в жизни людей. В наше время прогресс в этом отношении оказался настолько грандиозным, что охватил эволюцию человечества в целом, причем произошел качественный перелом на этот счет. Рассмотренный выше взгляд на социальную эволюцию стал анахронизмом. Человечество вступило в эпоху, когда эволюционный процесс стал происходить в значительной степени не по своему капризу, не стихийно. Сознательный и планомерный элемент в нем приобрел такую силу, что стал доминирующим в комплексе факторов эволюции. В связи с тем, что теперь в эволюционный процесс вовлекаются гигантские массы людей в качестве активных участников событий и гигантские ресурсы, субъективные факторы эволюции приобрели неизмеримо большее значение, чем раньше. Возросла степень запланированности, изученности и осознанности социальных явлений и поведения людей, возросла степень контроля за ходом процессов и следования планам. Неимоверно усилились средства манипулирования массами людей и коммуникации, а также средства решения проблем большого масштаба. Возникли бесчисленные проблемы, которые в принципе не могут быть решены сами по себе, без участия огромных интеллектуальных сил и без использования огромных материальных средств (экологические и демографические проблемы, например). Все это в совокупности дало новое качество в самом характере эволюции человечества. Степень непредвиденности и неожиданности исторических событий резко сократилась сравнительно с резко возросшей степенью предсказуемости и запланированности. «Холодная» война Запада, возглавляемого США, против коммунистического Востока, возглавляемого Советским Союзом, была с самого начала запланированной операцией, а по затратам, размаху и результатам — грандиозной операцией глобального масштаба. В ней было много незапланированного, непредвиденного и неподконтрольного, что неизбежно даже в мелких операциях. Но в целом и в главном, в определяющих ход процесса решениях стратегов войны она была именно такой, как я сказал выше. А самой грандиозной попыткой планируемой и управляемой социальной эволюции был коммунистический эксперимент в Советском Союзе. Чем бы он ни кончился, он оказал неизгладимое влияние на эволюцию всего человечества. Происходящий на наших глазах эволюционный перелом происходит именно как сознательное и планируемое стремление организовать все человечество по принципам западнизма и под эгидой Запада. Он происходит с использованием баснословных ресурсов, какие были немыслимы даже в первой половине прошлого века. Причем происходит настолько успешно, что уже возникла иллюзия полной подвластности хода истории воле и желаниям его вдохновителей и исполнителей.

В сознательно проектируемом и делаемом по этому проекту будущем используется наука. Но какая наука и как используется? Научного понимания западнизма нет, и вряд ли когда-либо будет в распоряжении творцов истории. Нет и научного понимания создаваемого человеческого объединения, поскольку оно еще не создано, а то, что строится, научному изображению вообще не подлежит. Но есть совокупность знаний о том, как разрушать те или иные нежелательные социальные системы. Так, во второй половине 20 века развилась советология, сыгравшая большую роль в разрушении СССР и советского коммунизма. В ней не было никакого научного понимания коммунистического социального строя. Но оно и не требовалось. Более того, оно даже мешало. Чтобы убивать китов, не требуется биологическая наука о животных, нужна наука обнаружения, убийства и разделывания китов. В науку о строении и образе жизни китов не входит описание гарпуна и способа оперирования им.

Помимо науки разрушения, складываются науки создания человеческих объединений в соответствии с практическими интересами созидателей и с конкретными условиями созидания, скажем практические науки. Так, реальный коммунизм в Советском Союзе был построен не в строгом соответствии с марксистским проектом и с научным подходом к коммунизму, а сообразно с конкретными условиями страны и планами строителей. Пятилетние планы (пятилетки) не были проектами общества и фрагментами науки о нем. Это были конкретные планы деятельности, подобные проектам домов, заводов, каналов и т.п., только более грандиозного масштаба. Они имели конкретные цели. Масштабы и характер их целей придавали им видимость реализации социального проекта. Но при этом создавалось нечто такое, чего не было ни в каком проекте, а то, что напоминало социальный проект, в реальности оказывалось чем-то качественно иным. Опыт практической деятельности, однако, закреплялся как особая наука и использовался в новых планах и их свершениях.

В сознательном делании будущего используются, далее, многочисленные науки, касающиеся различных явлений природы, людей и отдельных явлений человеческой жизни. Это общеизвестно и очевидно. Наконец, и отдельные элементы научного понимания социальных явлений используются, так или иначе, в составе всего того интеллектуального материала, который участвует в делании будущего. Можно сказать, что эти элементы научности содержатся в «растворенном» виде в этом материале, в который включается и идеология. Люди «глотают» частички научности, «пожирая» совсем не научную интеллектуальную «пищу», подобно тому, как они поедают витамины в составе привычной пищи, не подозревая об этом или не выделяя витамины из массы еды.

Сказанное выше вовсе не означает, будто роль объективных социальных законов становится менее важной или исчезает совсем. Возрастает значение субъективных факторов, имеющих свои объективные законы. И роль последних возрастает. Их действие становится близким к их абстрактному описанию и к действию законов природы. Например, раньше казалось, что чем больше и сложнее объединение людей, тем менее оно контролируемо. Это убеждение сложилось на основе условий своего времени. Тогда не принимали во внимание стремительный прогресс средств сбора, обработки и распространения информации, прогресс средств коммуникации, манипулирования массами людей и других факторов контроля за людьми. А в результате совокупного действия этих факторов степень контролируемости человеческих объединений резко возросла. Но это, повторяю, не означает, будто история стала жертвой произвола каких-то сил. Проектируемая и управляемая история имеет свои объективные законы, отличные от стихийного исторического процесса, но все-таки законы. И следствием этих законов является, как бы парадоксально это ни выглядело на первый взгляд, возрастание степени вынужденности социальных действий людей и степени предопределенности эволюции человечества. Творцы истории оказываются в гораздо большей мере детерминированными в своей деятельности по проектированию истории, чем ранее. Они сами управляются тем рулем истории, с помощью которого они управляют историей, в гораздо большей мере, чем их предшественники. Президенты могущественных стран нашего времени, наделенные колоссальной властью, не могут позволить себе капризы, бывшие обычными для королей и императоров прошлого.

Рост сознательно-волевого аспекта социальности вполне уживается с ростом степени принудительности и непослушности исторического процесса в целом ряде его аспектов. Если бы во власти людей было исключить преступность, нищету, инфляцию, безработицу, войны и прочие общеизвестные язвы современного общества, они сделали бы это. Но пока это не в их силах. Приобретая власть над одними явлениями, люди порождают другие не подвластные им явления.

Современный человейник есть эмпирическая система из огромного числа различного рода явлений. Для ее нормального существования требуется определенная мера того, что привносится сознательно-волевой деятельностью людей (скажем, искусственности), и того, что складывается само собой, независимо от этой деятельности (скажем, естественным путем). Для элементов системы требуется известная непредопределенность, свобода случайного выбора, достаточно широкий диапазон вариаций и колебаний (скажем, люфт). Это нужно в интересах самоорганизации, для сглаживания ущерба, привносимого сознательно-волевой, но отнюдь не всегда разумной активностью людей. В современном западном мире это условие уже нарушено. Тут происходит нечто, подобное тому, что происходит с мощной рекой, загоняемой в бетонное русло и перегораживаемой плотинами. Какой-то прок от этого, конечно, есть — не зря же это делается. Но и потери неизбежны. Порою потери превосходят приобретения. В отношении проектируемой и управляемой истории потери уже начинают пересиливать приобретения.

Не все то, что планируется и делается для осуществления планов, делается к лучшему, на благо людей. Человечество и входящие в него объединения людей не есть нечто однородное. Интересы людей и их объединений различны, зачастую противоположны. Проектируемость и управляемость эволюции в реальности осуществляются в борьбе враждебных сил, в пользу одних и во вред другим, причем с точки зрения интересов и соотношения сил в настоящем, не считаясь с последствиями в будущем. В 1917 году в России начался грандиозный исторический эксперимент по созданию коммунистического общества, во многом оказавшийся успешным. Одновременно становилось все более очевидным, что самые соблазнительные идеалы коммунистического проекта практически невыполнимы, а те, которые оказались выполнимыми, порождали негативные следствия, не предусмотренные в проекте. Если советские коммунисты стремились перестроить весь мир по коммунистическому образцу, то после сокрушительного поражения советского коммунизма западный мир перехватил инициативу и начал преобразование образа жизни народов и стран планеты по своему, западному образцу. Но и он подвластен тем же самым объективным законам социальной эволюции, как бы велика ни была степень ее проектируемости и управляемости. Активные и могущественные творцы современной истории, действуя в своих интересах, упорно загоняют поток истории в ограниченное искусственное русло, всяческими мерами, исключая неподконтрольные ответвления от основного течения. Тем самым, они делают исторический поток предопределенным, а значит, уже не зависящим от их воли. Задача их сознательно-волевой деятельности сводится теперь к тому, чтобы достроить до конца единственное искусственное русло исторического потока, охранять его, следить за тем, чтобы в нем не возникали трещины, чтобы какие-нибудь злоумышленники не проделали дыры в нем.

Средства массовой информации запугивают общество последствиями вторжения в биологический механизм наследственности людей и в механизм развития зародышевых клеток зрелых организмов. Но уже произошло нечто более страшное, а именно — люди вторглись в механизм социальной эволюции человечества. Разрушительные последствия этого вторжения дают знать о себе очевидным образом уже теперь, а о причинах их не говорится ни слова. Более того, выяснение этих причин и предание их широкой гласности является фактически запретным или настолько затрудненным, что те сведения, которые как-то доходят до сознания масс, остаются без всяких последствий.

Москва, 2003