Освободить снова музыку

Освободить снова музыку

Сражение, которое так распалило всю эту войну, велось из-за музыки, поэтому было бы несправедливо заканчивать эту книгу, не уделив этой волнующей стольких людей теме должного внимания. Нет такого аспекта правовой политики, который подтверждал бы уроки данной книги лучше, чем схватки вокруг обмена музыкой. Привлекательность музыкального файлообмена была сильнейшим допингом в росте интернета. Она поднимала спрос на доступ в интернет мощнее любого другого применения. Она, возможно, и стала убийственной, в обоих смыслах этого слова. Несомненно, музыкальный файлообмен подгонял развитие широкополосных сетей, но, вполне вероятно, что он же усиливает необходимость регулирования, которое, в конце концов, уничтожит инновационный механизм в Сети. Целью копирайта, в отношении контента в целом и музыки в частности, является создание стимулов для сочинения, исполнения и, самое главное, распространения музыки. Закон добивается этого, наделяя композитора исключительным правом контроля за публичными исполнениями его произведения, а артиста – контролем над копиями его выступлений. Файлообменные сети усложняют данную модель, обеспечивая такой способ распространения контента, в котором исполнитель не получает прибыли. Разумеется, этим возможности пиринга не исчерпываются. Как я описывал в пятой главе, р2р-сети предлагают четыре разных вида фалообмена:

A. Некоторые используют файлообменные сети вместо покупки компакт-дисков.

B. Некоторые используют файлообменные сети для ознакомления перед приобретением дисков.

C. Многие используют пиринговые сети для того, чтобы иметь доступ к контенту, который больше не продается, но все еще охраняется копирайтом, или же его хлопотно покупать вне Сети.

D. Многие используют р2р-сети для доступа к контенту, который не охраняется копирайтом или явно выложен самим правообладателем во всеобщий доступ.

Всякая реформа права должна учитывать эти разные виды пользования. Следует избегать обременения четвертого вида использования в стремлении уничтожить использование первого типа. Более того, рвение, с которым закон обрушился на обмен первого вида, должно зависеть от величины использования второго типа. Как и в случае с видеомагнитофонами, если конечный эффект от обмена, в действительности, не очень вреден, необходимость в регулировании значительно ослабевает. Как я уже говорил в пятой главе, реальный ущерб от файлообмена неоднозначен. Однако допустим здесь, что вред вполне реален. Другими словами, предположим, что обмен первого вида значительно больше второго типа и доминирует среди клиентов файлообменных сетей. Тем не менее, в текущем технологическом контексте присутствует один ключевой момент, который мы должны учитывать, чтобы понять, как право должно реагировать на происходящее.

Сегодня файлообмен вызвал привыкание, а через десять лет его уже не будет. Сегодня он так популярен, потому что является простейшим способом доступа к широкому ассортименту контента. А через десять лет пиринг уже не будет самым легким средством доступа к различным материалам. Сейчас интернет-доступ громоздок и медлителен. Нам, американцам, еще повезло с нашим широкополосным подключением на 1,5 Мбит/с, да и у нас самих очень редко данный сервис обеспечивает такую скорость как для входящего, так и для исходящего трафика. Хотя развивается беспроводной доступ, большинство из нас по-прежнему выходит в сеть по проводам. Многие получают доступ только посредством машины с клавиатурой. Идея всегда работающего, всегда подключенного интернета – пока, главным образом, всего лишь идея. Но она станет реальностью, и это значит, что нынешние наши средства доступа в интернет являются переходной технологией. Те, кто определяет политику, не должны основываться на переходной технологии. Они обязаны исходить из будущего технологии. Вопрос следует ставить не о том, «как вообще регулировать файлообмен», а «какой закон нам потребуется, когда Сеть станет тем, чем обещает стать». Сетью, в которой, по сути, работает каждая необесточенная машина, в которой, где бы вы ни находились (кроме, быть может, диких районов в Скалистых горах), вы будете подключены к интернету. Представьте, что интернет повсюду, как лучшая сотовая связь, позволяющая соединиться с кем угодно нажатием одной кнопки.

В таком мире будет чрезвычайно просто подключаться к сервисам, предоставляющим доступ к контенту «на лету» – к онлайновому радио, например, которое транслируется пользователю по первому его требованию. Вот тут мы и подошли к критическому моменту. К моменту, когда подключиться к сервисам, предоставляющим доступ к контенту, станет необычайно просто, легче будет соединиться с ними, чем загрузить и хранить контент на множестве устройств, предназначенных для его проигрывания. Будет проще, другими словами, подписаться на платный контент, нежели управлять базой данных, как это приходится делать всем в загрузочно-обменном мире напстероподобных технологий. Контент-сервисы будут конкурировать с файлообменом – даже несмотря на то, что будут брать деньги за доступ к контенту. Сотовые операторы в Японии уже предлагают трансляции музыки (за плату) на телефоны (которые можно снабдить наушниками). Японцы за это платят, несмотря на весь доступный в Сети «бесплатный» контент в виде МР3-файлов[256]. Такие размышления о будущем требуют рассматривать настоящее в перспективе: последнее на сегодня – всего лишь временное положение дел. «Проблема» файлообмена – на уровне настоящей проблемы – будет проявляться все меньше по мере того, как легче станет подключаться к интернету. Таким образом, это непростительная ошибка тех, кто определяет нынешнюю политику. Они «решают» данный вопрос в свете технологии, которой завтра уже не будет. Цель, которую следует ставить – это не урегулировать интернет для уничтожения файлообмена (Сеть все равно перерастет эту проблему), а удостовериться в том, что артисты получают свои деньги в этот период, переходный от бизнес-моделей двадцатого века к технологиям века двадцать первого. Ответ начинается с осознания того факта, что здесь надо решать разные «проблемы». Давайте начнем с контента четвертого типа – не охраняющегося копирайтом или охраняющегося, но предоставленного самим артистом в пользование. «Проблема» с этим контентом заключается в том, чтобы технология, обеспечивающая данный вид обмена, ни за что не была признана незаконной. Можете судить об этом с такой позиции: таксофоны используют похитители, чтобы при их помощи требовать выкуп, в этом нет сомнения. Но есть же много людей, которым необходимы такие телефоны, и они не имеют ничего общего с преступниками. Было бы неразумно запрещать платные телефонные автоматы, лишь бы искоренить похищение людей.

Контент третьего типа поднимает другую «проблему». Этот контент когда-то издавался, но более уже недоступен. Возможно, его не достать, потому что артист не слишком ценен, чтобы записывающий лейбл, с которым он подписывал контракт, выпускал его. А может быть, о нем просто забыли. В обоих случаях целью закона должно быть облегчение доступа к этому контенту, в идеале – вместе с вознаграждением самому артисту. Опять-таки, указанная модель сходна с букинистической. Когда книгу перестают печатать, ее все еще можно найти в библиотеках и букинистических магазинах. Но библиотеки и букинисты не выплачивают правообладателям за то, что кто-либо читает или покупает переставшую издаваться книгу. Конечно, это совершенно нормально, так как любая другая система была бы столь обременительной, что устранила бы саму возможность существования букинистических магазинов. Однако с точки зрения автора такой «обмен» его контентом без компенсации далек от идеала. Букинистическая модель предполагает, что закон мог бы просто признать не издающуюся музыку честной добычей. Если издатель не делает копий, доступных в продаже, то коммерческие и некоммерческие провайдеры должны по такому правилу свободно «обменивать» этот контент, пусть такой обмен и подразумевает создание копии. Копирование в данном случае будет побочным продуктом торговли. В контексте прекратившегося коммерческого издания обмен музыкой должен быть свободным, как и обмен книгами.

В качестве альтернативы право могло бы создать статутную лицензию, которая гарантировала бы артистам определенные доходы от торговли их произведениями. Например, если закон установит низкий статутный взнос за коммерческий обмен контентом, отсутствующим в продаже у коммерческого издателя, и если эти отчисления автоматически переводятся артисту, тогда вокруг идеи обмена таким контентом могли бы развиться бизнес-модели, и артисты выгадали бы от такой торговли. Данная система создала бы также для издателей стимул сохранять произведения в коммерческом доступе. Все, чего там нет, под такую лицензию не попадало бы. Таким образом, издатели могли бы сохранить за собой право назначать любую цену за контент, если он остается в коммерческом доступе. Но если они этим не занимаются, а вместо этого их произведения живут на жестких дисках поклонников по всему миру, то любые отчисления за подобное копирование должны быть намного ниже тех, что выплачиваются коммерческому издателю. Сложная ситуация с контентом первого и второго типа, но, опять-таки, сложна она потому, что острота проблемы со временем притупится вместе с изменением технологий получения доступа к контенту. Правовое решение в данном случае должно быть столь же гибким, как и сама проблема. Следует понимать, что мы живем в разгар коренной трансформации технологий доставки контента и предоставления доступа к нему. Так вот вам решение, которое поначалу покажется странным обеим противоборствующим сторонам, но по размышлении, я уверен, оно будет воспринято как вполне разумное.

Если опустить риторику о святости собственности, основное требование контентной индустрии таково: новая технология (интернет) нанесла урон ряду прав, которые обеспечивают копирайт. Если эти права подлежат защите, то индустрия контента обязана получить компенсацию за нанесенный ущерб. Как технология табачного производства причинила вред здоровью миллионов американцев, или технология добычи асбеста послужила причиной серьезных заболеваний у тысяч шахтеров, так и технология цифровых сетей нанесла урон интересам контентной индустрии. Я люблю интернет, и потому я не хочу его сравнивать с табаком или асбестом. Но аналогия с точки зрения права верна. И она предполагает верный ответный ход: чем искать способы уничтожения интернета или пиринговых технологий, вредящих ныне провайдерам контента в Сети, следует найти относительно простой способ компенсировать причиненный ущерб. Идея представляет собой модификацию предложения, вынесенного гарвардским профессором права Уильямом Фишером[257]. Фишер предлагает очень хитрый способ обойти нынешний интернет-тупик. Согласно его плану, весь контент, который можно транслировать в цифровом формате, должен, во-первых, маркироваться цифровой меткой (не беспокойтесь о способе обхода этих меток – как вы сами увидите, повода избегать их просто нет). Во-вторых, после маркировки контента предприниматели разрабатывают системы мониторинга, подсчитывающие количество распространенных единиц любого контента. В-третьих, на основе полученных данных артистам выплачиваются компенсации. В-четвертых, компенсация выплачивается посредством подходящего налога. Предложение Фишера тщательно сформулировано и вполне исчерпывающе. Оно вызывает миллион вопросов, на большинство из них он убедительно отвечает в своей выходящей книге «Обещания, которые надо сдержать». Модификация, которую предлагаю я, довольно проста. Фишер представляет свое предложение как замену существующей системы копирайта. Я представляю свое как дополнение к ней. Цель его – упростить систему вознаграждения до того уровня, когда ущерб станет очевиден. Это будет временное вознаграждение для переходного периода между двумя режимами, и оно потребует пересмотра через какой-то период времени. Если свободному обмену контентом все еще нужно будет содействовать через систему налогообложения, такую практику можно будет продлить. Если же данная форма защиты окажется более не нужной, тогда можно будет вернуться к старой системе контроля доступа. Фишер воспротивился бы идее о возвращении к старому режиму. Он преследует цель не просто гарантировать авторам их гонорары, но и установить систему, поддерживающую, по возможности, самый широкий спектр «семиотической демократии». Однако цели семиотической демократии будут достигнуты, если завершатся прочие изменения, мною описанные, в частности, ограничения на производное использование.

Система, которая просто взимает плату за доступ, не слишком обременит семиотическую демократию, если бы не существовало столько ограничений на то, что позволено делать с самим контентом. Несомненно, будет сложно определить точный размер «урона» индустрии. Но выгода от содействия новаторству перевешивает трудности такого подсчета. Эта фоновая система компенсации также не будет конфликтовать с иноовационными предложениями наподобие музыкального магазина Apple. Как предсказывали специалисты, в момент запуска MusicStore этот магазин одержит верх над «бесплатным», сделавшись проще него. Расчеты оказались верны: Apple продала миллионы песен даже по весьма высокой цене в 99 центов за трек. (По такому тарифу стоимость эквивалентна попесенной цене компакт-диска, хотя лейблам и не приходится оплачивать себестоимость CD). На предложение Apple появилось встречное от Real Networks, которая стала продавать музыку по 79 центов за композицию. Несомненно, главная борьба на рынке онлайновых музыкальных продаж еще впереди. Эта конкуренция завязалась уже на фоне «бесплатной» музыки в пиринговых сетях. Как хорошо выучили провайдеры кабельного телевидения за тридцать лет, а продавцы бутилированной воды – за еще более долгий срок, нет совершенно ничего невозможного в «соревновании с бесплатным». В самом деле, конкуренция, как ничто другое, подстегивает соперников к предложению новых улучшенных продуктов. Вот именно таким и должен быть конкурентный рынок. Так и в Сингапуре, несмотря на разгул пиратства, кинотеатры зачастую процветают – в них есть места «первого класса», и даже еду подают прямо во время просмотра. Они борются и добиваются успеха в стремлении найти способ соперничать с «бесплатным». Этот режим соревнования с надежным оплотом в виде гарантированного дохода артистов будет мощно содействовать инновациям в сфере доставки контента. Эта конкуренция продолжит сокращать обмен первого типа и вдохновит самый широкий круг новаторов, тех, у кого появятся права на контент, и исчезнет страх перед неопределенными и варварски жестокими карами закона. Свое предложение я резюмирую следующим образом. Интернет в переходной стадии. Не следует регулировать переходную технологию. Вместо этого надо направить все усилия на минимизацию урона интересом, который порожден данным технологическим изменением, одновременно обеспечивая и поддерживая наиболее эффективную технологию, какую только можно создать. Минимизировать ущерб можно, максимально увеличив пользу для инноваций путем:

– гарантированного права на участие в обмене четвертого типа;

– разрешения некоммерческого обмена третьего типа без привлечения к ответственности и коммерческого обмена третьего типа по низкому и фиксированному статутом тарифу;

– налогообложения и компенсаций за обмен первого типа в переходный период на уровне фактически нанесенного ущерба.

Но что если «пиратство» не исчезнет? Что если есть конкурентный рынок, предоставляющий контент по низким ценам, но значительное число потребителей продолжают использовать контент задаром? Должен ли закон тогда что-то с этим делать?

Да, должен. Но, опять-таки, это будет зависеть от того, как будет развиваться ситуация. Изменения, возможно, не приведут к исчезновению обмена первого типа, но суть не в абстрактном уничтожении обмена. Все дело в воздействии на рынок. Разве лучше иметь на 95% надежную технологию, образующую рынок размера X, чем на 50% надежную технологию, создающую рынок впятеро больше X? Менее надежное может породить больше незаконного обмена, но оно также гарантированно создаст куда больший рынок легального обмена. Самая важная вещь – обеспечение компенсаций артистам без развала интернета. Как только это будет сделано, настанет, быть может, подходящий момент искать способы выслеживания жалких пиратов.

Но мы еще далеки от низведения проблемы к этому подклассу любителей обмена первого типа. И пока нам следует фокусировать внимание не на поиске средств для разгрома Сети, а на том, как гарантировать оплату труда артистов, одновременно сохраняя онлайновое пространство для инноваций и творчества.