Предисловие

Предисловие

Посвящается Эрику Элдреду, чья работа направила меня на этот путь, и ради которого я продолжаю это дело.

Дэвид Поуг, блестящий писатель и автор бесчисленных технических статей и материалов по компьютерным наукам, так завершил рецензию на мою первую книгу «Код и другие законы киберпространства»:

«В отличие от действующего закона сетевое программное обеспечение не способно наказывать. Оно не распространяется на людей вне онлайна (где пребывает лишь жалкое меньшинство населения мира). А если не нравится система интернета, всегда можно отключить модем»[35].

Поуг скептически отнесся к ключевому посылу книги, что программное обеспечение, или «код», функционирует как своего рода закон. В его отзыве высказана замечательная мысль: если дела в киберпространстве пойдут из рук вон плохо, всегда можно будет сказать «крибле-крабле-бумс!» и, например, щелкнуть выключателем и вернуться домой. Отсоединить модем, вырубить компьютер. И вот мы уже «недосягаемы» для всех неприятностей, постигших нас в том пространстве.

Поуг, должно быть, не ошибался, когда писал это в 1999 году. Я не совсем в этом уверен, но, может, оно и так. Однако даже если он и был прав тогда, теперь уже речь идет о другом. «Свободная культура» рассказывает о неприятностях, порождаемых интернетом даже после выключения модема. Это книга о том, как неутихающие баталии вокруг сетевой жизни коренным образом повлияли на «тех, кто не в он-лайне». И нет такого выключателя, который изолирует нас от воздействия интернета.

Эта книга, в отличие от «Кода», написана уже не столько о самом интернете, сколько о том, как он повлиял на куда более фундаментальную черту нашей традиции. Черту куда более важную, хоть и не пристало мне, «гику»[36], это признавать.

Речь идет о процессе формирования культуры. Как я поясню ниже, мы основываемся на традиции «свободной культуры». Свободной, но не «бесплатной», как пиво за счет заведения (позаимствую фразу у основоположника движения за свободное программное обеспечение)[37]. «Свободной» – в смысле свободы слова, свободного рынка, свободной торговли, свободы предпринимательства, свободы воли и свободных выборов. Свободная культура поддерживает и защищает творцов и новаторов. Она делает это напрямую, наделяя правами на интеллектуальную собственность. Но она действует и косвенно, ограничивая область действия таких прав. Это гарантирует будущим творцам и новаторам должную степень свободы от контроля со стороны авторов прошлых достижений. Свободная культура – не культура без собственности, так же как свободный рынок не означает, что все бесплатно. Противоположностью свободной культуры является «разрешительная культура», где творцы вольны созидать лишь с позволения всевластных авторов прошлого.

Если бы мы осознали эту перемену, я уверен, мы бы воспротивились ей. Речь не конкретно о ком-то, речь идет обо всех нас, кто не имеет капиталов в ряде отраслей массовой культуры, появившихся в XX веке. Каких бы политических взглядов, правых или левых, вы ни придерживались, если в данном вопросе у вас нет своего коммерческого интереса, то, что я рассказываю, не оставит вас равнодушным. Потому что изменения, которые я описываю, угрожают ценностям, которые оба крыла нашей политической культуры считают основополагающими.

Намек на это непривычное двухпартийное действие мы наблюдали в начале лета 2003 года. Пока Федеральная комиссия США по связи обдумывала изменения в правилах собственности, которые призваны были ослабить ограничения на концентрацию средств информации, небывалая по составу коалиция направила в комиссию свыше 700000 писем с протестами. Уильям Сафир описывал это как «неловкость маршировать бок о бок с активистками организации «CodePink Женщины за мир», членами Национальной ассоциации любителей стрелкового оружия, где-то между либералкой Олимпией Сноу и консерватором Тедом Стивенсом». В своей статье журналист наиболее, пожалуй, четко сформулировал остро вставший перед обществом вопрос концентрации власти:

«Это недостаточно консервативно? Только не для меня. Концентрация власти – политической, корпоративной, медийной, культурной – должна быть проклята консерваторами. Рассеивание власти через местное самоуправление, поощряющее индивидуальное участие, служит ядром федерализма и является истинным отражением демократии»[38].

Эта идея стала неотъемлемым элементом «Свободной культуры». И все же я обращаю внимание не только на концентрацию власти, порожденную концентрацией собственности. Что гораздо важнее (ибо не так очевидно) – это концентрация власти, проистекающая из радикальных сдвигов в масштабах применения права. Закон меняется, и эти изменения воздействуют на процесс формирования культуры, и они должны вас беспокоить – интересует вас интернет или нет, мыслите ли вы себя справа от Сафира или слева. На название книги и большую часть того, что в ней написано, меня вдохновила деятельность Ричарда Столлмена и Фонда свободного программного обеспечения. В самом деле, перечитывая книгу Столлмена, особенно части, касающиеся свободного программного кода, свободного общества, я осознаю, что все теоретические выкладки, разработанные мной в этой книге, сформулированы Столлменом несколько лет тому назад. Таким образом, данную работу можно считать «чисто» производной.

Я принимаю такую критику, если это вообще критика. Труд адвоката всегда производен, и этой книгой я собираюсь всего лишь напомнить нынешней культуре о традиции, которой она всегда питалась. Как и Столлмен, я отстаиваю традицию с позиций ценностей. Как Столлмен, я исповедую ценности свободы. И, подобно Столлмену, я верю, что эти ценности нашего прошлого следует отстаивать в будущем. В былые времена наша культура была свободной, но в будущем она останется таковой, только если мы сойдем с пути, которым движемся сейчас.

Как и аргументы Столлмена за свободное программное обеспечение, довод в пользу свободной культуры упирается в путаницу, которой трудно избежать, а еще сложнее осознать. Свободная культура не означает культуру без собственности, это не та культура, где художнику не платят. Культура без собственности, в которой творцам не платят, – это анархия, а не свобода. Я не ратую за анархию. Напротив, свободная культура, которую я отстаиваю в данной книге, – это компромисс между анархией и контролем. Свободная культура, как и свободный рынок, опирается на собственность. Она движима законами собственности и договорных отношений, принятыми государством. Но как феодальная собственность извращает свободный рынок, так и свободную культуру калечат нынешние экстремальные права собственности. Вот что беспокоит меня в современной культуре. Вот против какого экстремизма направлена моя книга.