Возвращение старой науки, которая заставляет гордиться своими предками или стыдиться их поступков

Возвращение старой науки, которая заставляет гордиться своими предками или стыдиться их поступков

Маленький Ваня Аверинцев, когда его спросили: «Что такое человек?», сказал: «Это тот, у кого есть папа и мама» и потом добавил: «И бабушка и дедушка». В его добавлении — то, что не хватало, та самая истина, которую умеют изрекать дети.

Наверное, его слова можно было поставить эпиграфом к Международной генеалогической конференции, которая происходила в Санкт-Петербурге, в сентябре-октябре 1992 года.

Животные не пользуются понятиями бабушек и дедушек, это привилегия человека, память о своем прошлом есть отличие человека.

Советские люди на протяжении жизни уже двух, а то и трех поколений старались не вспоминать свое реальное прошлое. Прежде детям рассказывали про дедушек, прадедушек и пра-пра, в советское время сведения эти родители тщательно скрывали. В роду могли оказаться чиновники, дворяне, купцы, священники, офицеры, кулаки, заводчики да мало ли еще кто. Лучше было происходить из массовидно-безликого, утратить индивидуальность. Семейные архивы уничтожались. В анкетах врали, прятали свое прошлое.

Организатор конференции Игорь Васильевич Сахаров, энтузиаст генеалогии, положивший на восстановление этой науки все силы, с горечью признавался мне, что он также вырос без бабушки и дедушки, а ведь именно бабушка и дедушка создают коренную культурную среду.

…Забыть, забыть! — и успешно забывали, и пришло время когда некого спросить о своих предках. Корни отрублены, неизвестны. Наступила коллективная всеобщая амнезия. Люди хотят и не знают, как искать, где найти свое прошлое.

Сейчас множество людей устремилось в архивы, к источникам истории собственной семьи, своего рода, произошел взрыв интереса к генеалогии — любительского интереса, но интереса.

Атмосфера генеалогической конференции резко отличалась от прочих конференций, конгрессов, на которых мне приходилось бывать. Взволнованность и соучастие всех присутствующих, один доклад заманчивей другого. Почти не было просто слушателей, все были участниками. Хотелось побывать на всех секциях.

350 человек предложили 400 докладов. Если кто не мог приехать, особенно из Сибири и Дальнего Востока, то потому, что оказалось это не по средствам, учитывая нынешние цены. И все же было 250 участников из двадцати пяти городов. Состоялось двести докладов! Приехали из Татарстана, Украины, Коми, Беларуси, Латвии, США, Швейцарии… Все были в полном смысле хозяева, ибо у каждого живой интерес. Большинство выступало с конкретными сообщениями. История облекалась в судьбы отдельных людей, обретала фамилии.

Для меня генеалогия представлялась до сих пор наукой исключительно об истории дворянских родов, то есть сугубо специальной, элитарной и, честно говоря, малонужной. То было расхожее представление, сразу опровергнутое программой конференции.

На конференции работали секции по генеалогии крестьянских родов, генеалогии священников, ученых, промышленников, военных… В сущности, охвачены были все сословия, все слои общества, генеалогия открылась как самая демократическая наука.

Аркадий Ступников, ученый-ветеринар, сделал, например, насыщенный фактами доклад о генеалогии государственных крестьян. Он занимался этим двадцать лет на материалах своей родной вятской деревни.

Генеалогия татар и башкир. Происхождение купеческих фамилий. Семейные усыпальницы как источник генеалогической информации. Генеалогия в общественном сознании России. Пушкин и генеалогия. Пензенские дворяне такие-то. История рода такого-то и такого-то, Бенедиктовы, Лермонтовы, Аксаковы, Четверухины, Шевелевы, Флоренские — какие только фамилии не мелькали!

Историю нам всегда преподносили как историю масс, массовых революционных движений. Здесь, на конференции, она обретала фамилии, судьбы.

Безликий фон исторического процесса, гомогенная среда оживала, распадалась на конкретных людей с портретами и характерами. История России наполнялась красочной жизнью, не классов, даже не сословий, а жизнью отдельного рядового человека, его предков и потомков, его родословной, в которой бурлила, творилась история Отечества. Замелькали лица, формы, появились Христофор Колумб, появились Бурбоны, гербы.

Конкретная история рода не укладывалась в концепции наших историков. Ах, не укладывалась, мешала — значит, ее выбрасывали. Личностей опасались. Современники опасались предков. Историки опасались потомков.

Слушая некоторые доклады, я убеждался, что генеалогия имеет отдельный этический ход к человеческой душе. Генеалогия заставляет гордиться своими предками или стыдиться их поступков. Она заставляет вспоминать о традициях фамильной чести, трудолюбия, храбрости.

В нормальном обществе люди хранят память своих трех-четырех поколений. Они соблюдают родственные обязанности и связи — дяди, племянники, двоюродные братья, сестры. Поздравляют друг друга с днем рождения, семейными праздниками. Сложная, разветвленная сеть родичей создает этические обязательства. С детства учат любить родных хотя бы только за то, что они родные. Любить и по горизонтали, и по вертикали. Помогать им, отвечать за них, за то, что мой родственник плохо обращается со своими родителями, за то, что опозорил фамилию. В таком сообществе ответственность за личное поведение, опасения — как оценит родня тот или иной поступок.

Жена Сахарова, Наталья Юрьевна, вспоминает, как ее дед, депутат двух государственных дум, не подавал руку черносотенцам-антисемитам. «Может быть, я бы не научилась так уважать другие народы, если бы мне с детства не рассказывали о моем деде». Она вырастала на рассказах о своих родных. Так возникают понятия рода и его традиции.

Генеалогия семьи, где соединились армяне, русские, грузины и абхазы, поразила актуальностью в разгар национальных распрей, когда повсюду обостряется отношение к инородцам.

Вот русский человек, и он убежден, что полностью русский, имеет чистую кровь. Но генеалогия отучает от такого примитивного взгляда, ибо на самом деле у каждого есть примесь чужой крови.

Тысячи родословных предо мной проходят, говорит Игорь Васильевич Сахаров, и даже в самых антисемитских семьях часто есть еврейская кровь, они об этом не знают, в аристократических семьях есть, например, связи с Шафировыми, которые породнились с десятками семей, или с французскими графами, у многих петербуржцев есть шведская, немецкая кровь, у многих татарская. Это ведь то же самое, что быть христианином. То есть это значит всего лишь назвать себя христианином. Быть русским — значит назвать себя русским. В этом есть великая радость для страны, что кто-то назвал себя русским. Генеалогия учит не столько биологическому родству, сколько широте и духовному выбору.

Сам перечень докладов примечателен. Не знаешь, что предпочесть. Стоит упомянуть хотя бы некоторые из них.

Доклад внука Павла Флоренского об учении его деда о назначении рода, то есть какой замысел вкладывает Господь Бог в понятие семьи и рода. Генеалогия армян, генеалогия белорусских семей. Династии горных инженеров, в том числе знаменитая династия Карпинских. Преподавание генеалогии. Наследственные профессии. Пушкин как генеалог. Архив гениальности, то есть предки русских гениев. Взаимоотношения генетики и генеалогии. Рассказ о четырех поколениях работавших в одной газете «Петербургский листок». Доклады о купеческих родах, где позавчерашний мужик становится купчиной, а в следующем поколении — негоциантом, в следующем уже интеллигент, покровитель искусств, сам ученый. Мобильность русского купечества типична и дает примеров куда больше, чем те, что вошли последнее время в обойму известных фамилий.

Доклад, где прослежены истории репрессированных советской властью более чем двадцати представителей фамилии Бенуа.

Родословная Короленко.

Курские купцы.

Отец Александр Сорокин сделал доклад о генеалогическом аспекте в практике поминовения усопших в православной церкви. Он открыл, как система поминовения формирует генеалогическое сознание людей.

Доклад за докладом, как на Высшем суде, свидетельствовали о том, что все люди братья. Так или иначе они перевязаны между собой родственностью, о которой они часто ничего не знают. Это наглядно представало на секциях. Вдруг оказалось, что генеалогия — какая-то всепроникающая наука, она полна тайн, лукавства, сквозь ее магический кристалл иначе видятся история и собственная жизнь, свои необъяснимые пристрастия и поступки. Скрытые их источники обнаруживаешь где-то в глубине веков.

— Мой предок был мурза Тенишев, — рассказывала мне Наталья Юрьевна Сахарова. — Это открыл мне муж, который занялся моей генеалогией. Один из предков крестился в начале XVIII века. Так что религиозная нетерпимость для меня невозможна. Да и для всех почти, ибо мы где-то в прошлом и мусульмане, и католики, и протестанты. Некоторые люди думают, что генеалогия подтвердит их русские корни, чуть ли не социальные и биологические привилегии. Генеалогия разрушает этот миф. Чем дальше я уходила в свое прошлое, тем более пестрая картина возникала. На уровне прапрапра все мои предки разъединились по разным местностям, сословиям, вероисповеданиям. Прапрапрадед был губернатором Казани, его вторая жена была из крепостных. Моя бабушка — болгарка, из рода Каравеловых, ее дядя был премьер-министром Болгарии, их предки были разбойники, настоящие разбойники с большой дороги, и грабили, и бились с турками. Нельзя из родословной выбирать только престижное или модное. В меня входит все, синтезируется.

Рассказ Сахаровой я привожу потому, что она занималась своей родословной. Подобные открытия, несомненно, ожидают каждого. Доклады на конференции доказывали, что у всех людей корни неожиданны, удивительны и по горизонтали и по вертикали.

Генеалогия причудливо смыкалась с генетикой. Известна, например, легенда про полководца Сципиона Африканского, победителя Ганнибала, что он был шестипалый. Его потомки, итальянские дворяне Де Кампо Сципионе, до сих пор, уже пять поколений, имеют шестипалость как наследственный признак.

В одной старинной летописи говорится о некоем слепом витязе из рода Рюриковичей, который храбро воевал и во время боя потерял «золотую луду». Какой-то предмет на голове, никто не может объяснить, что это такое. От этого витязя пошли Воронцовы-Вельяминовы. В роду их до сих пор есть наследственная болезнь «поникость». Это когда не держатся веки, чтобы видеть, надо их придерживать. Предполагают, что «луда» было приспособление, которым витязь придерживал веки.

Отечественная генеалогия. Науку эту, в сущности, репрессировали. Специалистов увольняли, сажали, память о них истребили. Чернопятов умер от голода, Артемьев эмигрировал, Григорьев, который составил родословные костромских семей, провел двадцать лет в лагерях. Сейчас непросто восстанавливать генеалогию как концепцию. Она пока развивается как бы на эмпирическом уровне.

Семейные легенды, изустные предания — каким-то чудом люди сумели пронести сквозь лагерь, ссылки, страхи. Можно лишь поклоняться энтузиазму ревнителей этой науки, еще никак не престижной, не приносящей ни выгод, ни доходов, ни званий. В Казани, Саратове, Великих Луках, Тернополе, Каменец-Уральске подвижники генеалогии извлекают из небытия родственные связи, образы и облики ушедших, восстанавливают порванную связь времен.

Некоторые из докладчиков представляли здесь свои роды — Тенишевых, Сумароковых, Лобач-Жученко, Благово, Шаховских. Как на старинных портретах, проступали в этой обстановке спокойствие и благородство. Может, действовало мое воображение, но было ощущение алмазного фонда России, заблестевшего огнями.

Генеалогия оживает, возрождается, обретает все больше старателей. Создан Российский институт генеалогических исследований. Ему надо помочь. Генеалогия обладает способностью затронуть каждого человека, кем бы он ни был, пробиться к нему сквозь безверие и цинизм, это счастливая наука. Казалось бы погибшая, она вдруг вынырнула из пены морской, возродилась, полная любви и братства, желая связать всех людей родственностью.

1992