ГОРОД МЕТАЛЛУРГОВ

ГОРОД МЕТАЛЛУРГОВ

Мы едем из Кемерова на юг области по шоссе, так нагретому солнцем, что на нем отпечатываются следы автомобильных шин. За деревней Березовкой, километрах в тридцати от Кемерова, начинаются предгорья Кузнецкого Алатау, вдоль которых идет Томь, мутная, вспухшая от воды, хлынувшей в ее верховья, где сейчас тают на кручах снега.

Первый город на пути — Ленинск-Кузнецкий — в ста километрах от Кемерова. Трехэтажные дома, аллеи берез и кленов. Но сразу чувствуется гарь угля да смолы: заводы дымят вовсю. И снова вспаханные поля, шелково блестящая травка, деревья, покрытые яркой зеленью.

За Ленинском — тоже промышленный город Белово: куда ни глянь — заводы и шахты. Прокопьевск с красиво отстроенной травматологической больницей. Киселевск в горной впадине, с улицами, обсаженными деревьями, с большими каменными зданиями. Величавый драматический театр. Терриконы. Копры. Новая гостиница. Они так слились, что граница городов делит пополам сады, огороды и даже дома.

Часов шесть в пути, и мы въезжаем в Новокузнецк — город, созданный в тайге первой пятилеткой. Плавку чугуна здешний доменный цех выдал впервые в апреле 1931 года.

Писатель Федор Панферов, побывавший здесь в те времена, в своей повести «Родное прошлое» говорит: «Представьте себе на минуточку в глухом краю под горами Кузнецкого Алатау, в районе пятен вечной мерзлоты и непроходимых лесов, гигантский котлован, на площадке которого растут корпуса цехов будущего металлургического комбината, а края этого котлована, горы, изрыты землянками и заселены теми, кто „сорвался“ из деревни. Тут их десятки тысяч».

Вот эти-то десятки, а потом и сотни тысяч людей в течение тридцати пяти лет так заполнили «гигантский котлован» домами, парками, копрами, терриконами шахт и корпусами заводов, что он как бы выровнялся.

Река Томь бурно идет под мостами, связывающими застроенные берега. Тенистые аллеи-улицы многолюдны. В центре очень красиво, большие деревья образуют высокие коридоры вдоль тротуаров, почти смыкаясь кронами и над асфальтом мостовой. Здесь находится клуб и всегда очень оживленный сад металлургов КМК[7]. Но особенно славится красотой Дом культуры гигантского алюминиевого завода. Вообще здесь царство металлургов, хотя шахтеров тоже предостаточно. Все такие славные парни. Многие из них приехали прямо из армии, отслужив срок.

— Пусть к нам на работу присылают больше женщин, — говорят они не шутя. — Мы здесь ссоримся из-за девушек.

В городском районе Шахтерском — обогатительная фабрика на семь шахт. Издалека видна бурая пирамида террикона, а возле нее улочки деревянных домов, кипень цветущей черемухи, ранетки и яблони широко распростерли белоснежные ветви, просвечивающие розовостью. Бывших землянок нет и в помине.

В городе очень много детей. Потому нам сразу предложили побывать в пионерском лагере, расположенном среди дремучих лесов на притоке Оби — реке Чумыш. Был яркий солнечный день, когда мы поехали на автобусе в горы. Тайга цвела. Кругом нежились густые травы с россыпью оранжево-красных в Сибири купальниц, набухали готовые лопнуть бутоны диких пионов — марьиных кореньев. Навострив поднятые, словно ушки, лилово-сиреневые лепестки, опустив беленькие мордочки с золотыми подвесками, цвел в не просохших еще логах кандык, похожий на летящих бабочек.

Пионерский лагерь раскинулся легкими, светлыми постройками и палатками на солнечных полянах среди больших деревьев.

Мы выступили перед многочисленной детской аудиторией на открытом воздухе и, можно сказать, на славу потрудились, тысячи раз подписав свои фамилии на открытках и просто листках бумаги. Потом, в сопровождении любителей автографов, отправились взглянуть на Чумыш.

Дорожка к нему из лагеря вела среди густого до темноты леса. Но вдруг посветлело. Слева таежная деревенька на косогоре за дремуче заросшим оврагом, — сказочно высматривают крутые тесовые крыши среди еловых пик, — а впереди, в девственно дикой долине, бежит по валунам и гальке широкая говорливая речка Чумыш. Кругом лесистые горы тянутся к небу. Невиданно узкие, хотя и высоченные сибирские ели. Красуются среди них очень стройные, но пышные пихты. Вода без умолку звенит, урчит в круто падающем русле, радуясь величию не тронутой топором тайги.

Но ведь Новокузнецк с его заводами, домнами, шахтами совсем недалеко отсюда, километрах в семидесяти. Не так давно там была такая же тайга… Спасибо строителям! До чего хорошо, просто необходимо иногда, из пыли, дыма и грохота окунуться в зеленую свежесть лесных дебрей, в знобящую прохладу речной струи. Половить пескарей, окуней и хариусов, поохотиться, набрать короб брусники, просто посидеть у реки, слушая ее веселый говор, и с новыми силами за работу.

А работа у металлургов горячая. У доменщиков особенно.

Знакомимся с мастером доменной печи Георгием Яковлевичем Анненковым. Он среднего роста, с твердыми, как бы подсушенными чертами лица. Вдумчивый, серьезный. На КМК уже восемнадцать лет.

— Особенность нашего комбината — постоянство кадров, — говорит он. — Плавка чугуна, конечно, дело не легкое, но текучки у нас нет, народ держится потому, что работают здесь только самые упорные и сильные. Ведь доменная печь — очень сложный агрегат: высокие давления, газ, раскаленный металл. Малейшее нарушение техники смертельно опасно.

Сейчас у печи стоит старший горновой Виталий Порываев, недавно награжденный орденом Трудового Красного Знамени. Буровая машина, очень облегчившая труд доменщиков, пробуривает летку. Оставшуюся перемычку горновые пробивают вручную длинными изогнутыми пиками. Из летки вырывается синее жало огня. Фонтаном бьют во все стороны голубые звезды — раскаленные хлопья графита. И потоком ярко-красной пламенеющей лавы пошел чугун, покатился по канаве, обрушился вниз по желобу, под которым стоит громадная бадья — ковш. До верхних перекрытий корпуса заклубились облака розовато-бурого дыма, в котором вьются, летят голубые звезды — искры чугуна; загорелся остаток шлака в ковше.

Чугун льется с высоты доменного двора в другой ковш, остатки шлака опять вспыхивают. Шум льющегося металла напоминает глухой гул водопада.

Совсем не похоже это на выпуск плавки на мартенах, где сталь льется из печей прямо в ковш белой тугой струей, осыпая все золотым дождем мелких искр, а отсветы играют под крышей цеха, как зарницы.

Кажется, невозможно человеку находиться в такой жаре, где все озарено огнем, но горновые с пиками и черпаками на длинных рукоятках на своем посту. Они берут пробы, меняют направление расплавленной массы в канавах и, наконец, подкатывают электропушку, чтобы зарядом огнеупорной глины с давлением до семи атмосфер закрыть жерло летки. Снопы светящихся брызг, как взрыв, до самого потолка — и летка закрыта. Раскаленное ложе канавы просвечивает словно стекло, шлак на бушующей поверхности ковша темнеет и трескается, по красным трещинам порхают голубые огоньки, создается такое впечатление, что они чуть ли не пушистые. Теперь доменщики начнут готовиться к следующей плавке.

— До девяти выпусков даем за сутки, — говорит Анненков. — А раньше давали не больше семи.

Он угощает нас подсоленной минеральной водой: на литейном дворе дикая жара, хотя все окна раскрыты и сквозняк свободно гуляет по цеху, выталкивая угарный дым. Мы идем на пульт управления, расположенный за печью, и здесь металлурги рассказывают нам о проблемах, стоящих перед коллективом комбината.

Проблемы важные и, конечно, первоочередные! Комбинат с 1964 года строит у себя рельсоотделочный цех, который будет выпускать тяжелые рельсы, длиной двадцать пять метров, то есть в два раза длиннее обычных. Это даст прибыли миллион рублей в год.

В 1966 году подали ходатайство, чтобы вывозить отсюда готовую продукцию, а не слитки, которые на любом другом заводе снова надо разогревать в особых печах при огромной температуре, прежде чем пускать в прокат.

Зачем тратить зря столько сил и средств? Однако даже запланированный рельсоотделочный строится со скрином: мало средств. В феврале 1966 года приезжала специальная комиссия. В ее составе были заместители министров путей сообщения, строительства и черной металлургии. Комиссия изучала вопрос и нашла, что нужно пускать рельсоотделку. И тоже вошла с ходатайством об отпуске девяти миллионов для ускорения строительства. Раз нужно — все равно будет сделано, только досада берет на разные помехи и проволочки!

На КМК коллектив мощный, чувствуется сила рабочего класса, его верность героическим традициям.

Подвиг Александра Матросова был совершен гораздо раньше тремя металлургами из Новокузнецка: в январе 1944 года в одном бою на Волховском направлении они закрыли своими телами амбразуры вражеских дзотов. Это были Леонтий Черемнов, Александр Красилов, Иван Герасименко. Всем им посмертно присвоено звание Героев Советского Союза.

Поэт Николай Тихонов написал «Балладу о трех коммунистах». Многие слышали песню о них Александра Смердова, и Вячеслав Шишков отметил их подвиг в очерке «Россия поднялась во весь рост».

Сейчас звание бригады коммунистического труда имени Героя Советского Союза Черемнова присвоено передовой бригаде молодых монтажников Геннадия Коржавина и бригаде плотников Ивана Фролова, которые в течение десяти месяцев не уступали первенства ни одной бригаде. Такое — при сибирских морозах и лютых буранах — могут совершить люди, действительно достойные быть в бригаде героя!

Когда мы вышли с завода, уже наступил вечер. По улицам, похожим на аллеи, шли толпы гуляющих. И почти все это была молодежь. Красиво одетые девушки, стройные парни. Везде слышался смех. Сквозь ветви высоких развесистых деревьев, придававших сибирскому городу вид южного курорта, светились огни больших домов, ярко освещенные фасады кинотеатров и рабочих клубов. В парках звучала музыка. Юные отцы и матери прогуливались с детишками на руках. Многотысячные ночные смены на заводах и в шахтах работали, а здесь народ отдыхал, набираясь сил для новых свершений.

Когда мы уезжали из этого города, мне показалось, что я покидаю родные места, где снова осталась часть души, которая всегда будет тревожить и напоминать о себе издалека.

1966–1969