Сам себе сторож

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сам себе сторож

Поднимаюсь с третьего этажа на четвертый. Где-то в самом торце, как рассказали мне, живет 58-летний Николай Блохин, тоже выселенный сюда за коммунальные долги. Но соседка Блохина Аня («по отчеству не привыкла, хоть и шестой десяток пошел»), говорит: «Коля плохо слышит, да и, скорее всего, пьяный спит, потому стучать в его дверь бессмысленно. Да и вообще его третий день не видно, может, в торговом комплексе „Москва“, что в Люблино, заночевал - он так часто делает.»

В коридоре стоит пианино, и женщина по имени Галина, обитательница общежития, играет «Ламбаду». Вокруг пианино приплясывают дети, кто-то подпевает, только один мальчик на трехколесном велосипеде не пляшет. «Да он и не разговаривает даже», - поясняет Галина. О коммунальных должниках, переселенных к ней в общежитие, отзывается с брезгливой гримасой: «А, дармоеды… Я вот двадцать лет вкалываю, и ни у кого в долг никогда не брала! А они, значит, не плати за квартиру. А что в итоге? Они жируй, а мне на их долги могли бы квартиру дать. А не дали. Вон, там они! Рядом с кухней!»

Елена Зотова, за коммунальный долг в 38 тысяч 700 рублей выселенная сюда из двухкомнатной квартиры на Рязанском проспекте, не лучше отзывается о соседке Галине: «Шланги от стиральной машины мне повыдергивала. А на душевые кабины повесила замок, и всем ключи от него дала, кроме нас, переселенцев. Мы ей как кость в горле!»

У Зотовой на троих - она, муж, 6-летний сын - всего 12 кв.м, в отличие от гуляевских девятнадцати. Правительство Москвы обещало, что всем переселенцам положены их законные 6 кв. м на человека, а тут вроде бы обещания не сдержало. «Это потому что я пока тут не прописана. И не буду прописываться, пусть обратно квартиру отдают!», - объясняет Елена. Год назад ей дали три дня для ликвидации задолженности, она собрала деньги только через пять дней, и ей объяснил судебный исполнитель, что уже ничего исправить нельзя. Недавно она сходила посмотреть, что стало с ее бывшей квартирой, и оказалось, что власти уже продали жилье с аукциона азербайджанцам. «В мою квартиру уже не вселят, так жалко: чешская стенка там стояла - я ее сюда не взяла, некуда, а когда на кухне сидишь, слышишь как дерево скрипит. Но и здесь, в Капотне, деревьев хватает!» - раздражение от воспоминания о прошлом куда-то неожиданно уходит. Елене тоже сказали, что она может весной брать огород под окнами, и она тоже уверяет, что здесь похоже на курорт: «На Рязанском проспекте одни машины и гарь. А тут река: мы прошлым летом часто ходили туда на шашлыки». Нефтеперерабатывающий завод ей не мешает, говорит, что выхлопами дышать привыкла, а вот таких рощиц давно в Москве не видела.

Елена не работает с 2000 года, говорит, здоровье, пусть ей и 43, не позволяет: как на улицу выйдет, иногда как раз собираясь на работу устраиваться, так сразу от увиденного наваливается депрессия. Чуть позже она признается, что бороться за возвращение ей квартиры станет потом, а сейчас для нее главная задача - оставить сына при себе. Органы опеки уже не раз грозили ей, что ребенок живет в неподобающих жилищных условиях, плохо ест и не развивается. «Вон сколько поводов набрали, чтобы отобрать сына. В этом году ему ведь уже в школу, боюсь, с урока прям и заберут в детдом. Вот и не знаю - отпускать его учиться или нет, тут-то, в комнате, как-то безопасней держать». Это для Елены, кстати, еще один повод не устраиваться на работу - кто тогда сына сторожить будет?