КУЛЬТУРА КАК ОШИБКА

КУЛЬТУРА КАК ОШИБКА

Так называется изящное эссе Станислава Лема (1921–2006), включенное им в книгу «Идеальный вакуум» — сочинение оригинального жанра, представляющее собой сборник рецензий на несуществующие книги. На первый взгляд, феномен человеческой культуры далеко выходит за рамки нашего повествования, но это только на первый взгляд. Поскольку культура, понимаемая в широком смысле этого слова, является уникальным адаптационным механизмом вида Homo sapiens, история ее зарождения и становления непременно должна быть рассмотрена, хотя бы конспективно. Иной придирчивый эрудит, быть может, скажет, что апелляция к Лему в данном случае не совсем уместна. Однако весьма недальновидно числить знаменитого польского писателя исключительно по ведомству научной фантастики и остроумных парадоксов, ибо его перу принадлежат вполне серьезные философские, социологические и футурологические работы. Чего стоит одна только «Сумма технологии», удостоившаяся в свое время внимания специалистов самого разного профиля и вызвавшая оживленную полемику в печати.

Итак, перед нами лежит двухтомный труд фантомного приват-доцента Вильгельма Клоппера под названием «Культура как ошибка». Автор далек от мысли объявить себя первопроходцем: он справедливо отмечает, что в качестве несовершенного инструмента адаптации культуру задолго до него рассматривали многие ученые. Особенно преуспела в этом английская школа, с выводами которой Клоппер, тем не менее, никак не может согласиться. Признавая бесспорность исходного тезиса англичан, он полагает, что они неверно расставили акценты и тем самым превратили свою теорию в сухую нежизнеспособную схему. Разумеется, он не ограничивается голой констатацией этого факта, но, будучи педантичным немцем, обстоятельно разбирает аргументацию оппонентов.

Предположим, говорят британцы, некий пожилой павиан поедал птиц, как правило, с левой стороны. Совершенно неважно, почему он поступал именно так: допустим, у него были искалечены пальцы правой руки, и ему было удобнее подносить добычу ко рту, держа ее в левой. Поскольку поведение вожака является для молодых павианов образцом, они старательно копировали его манеру, и через короткое время вся популяция управлялась с пойманной птицей вполне определенным образом. Другими словами, всего через одно поколение сложился новый стереотип поведения, абсолютно бессмысленный с точки зрения адаптации, ибо павианы с одинаковой для себя пользой могут поедать птиц с любой стороны. Подобный устойчивый стереотип, не имеющий приспособительного значения и возникший совершенно случайно, представляет собой не что иное, как своего рода протокультуру. По мнению английских авторов, формирование культуры в человеческих сообществах происходит схожим образом — в результате ошибок, заблуждений и недоразумений.

Не умея отделить случайное от закономерного и толкуя явления окружающего мира предельно неадекватно, люди приходят к самым нелепым представлениям о сущности вещей. Путаясь в хитросплетении причин и следствий, они наугад выхватывают что-то из многоцветной реальности и немедленно возводят это что-то в ранг абсолюта. Находя изъяны в строении собственного тела (особенно органов размножения), создают понятия греха и добродетели. Как известно, органы телесного низа выполняют сразу две функции, причем одна из них малопочтенна. Если бы природа предусмотрительно развела выделительную и репродуктивную системы, а оплодотворение было бы подобно, скажем, пению, эти понятия не возникли бы вовсе или оказались совсем другими.

Неверно и поверхностно оценивая природные феномены, принимая закономерное за случайное, а случайное и мимолетное, напротив, возводя на пьедестал строгого детерминизма, ошибочно толкуя поведение других людей и свои собственные побуждения, люди постепенно окружают себя частоколом обычаев, нравов, разнообразных табу и святынь.

Со временем эта мешанина из нелепых домыслов, грубейших промахов и добросовестных заблуждений обрастает байками и мифологизируется, а вакантное место наверху занимает метафизическое нечто, управляющее всей жизнью на земле. Вот так, шаг за шагом, человечество обстраивается культурой и по ее кривой логике, не имеющей ровным счетом никакого отношения к реальности, творит иллюзорную картину мира.

«Начинается это всегда невинно и на первый взгляд даже несерьезно, вот как у тех павианов, что съедают птичек, надкусывая их всегда с левой стороны. Но когда из этих пустяков возникает система понятий и ценностей, когда ошибок, несуразностей и недоразумений наберется достаточно, чтобы, говоря языком математики, они смогли создать замкнутую систему, человек уже сам станет пленником того, что, являясь, по сути, совершенно случайным собранием всякой всячины, представляется ему высшей необходимостью».

Один из представителей английской школы приводит следующий выразительный пример того, как закономерное превращается в случайное, а случайность, наоборот, возводится в ранг железной необходимости. Хорошо известно, что любой человек смертен. Это незыблемый закон мироздания. Более того, он сплошь и рядом внезапно смертен, как говаривал булгаковский Воланд. А вот очень многие культуры с таким порядком вещей решительно не согласны и настаивают на том, что человек смертен в силу некой случайности. Давным-давно, в благословенном золотом веке, он был, конечно же, существом бессмертным, а потом бессмертия лишился в наказание за собственные грехи. Или бессмертие подло умыкнул враг рода человеческого — суть дела от этого не меняется. С другой стороны, абсолютную случайность — сформировавшийся в ходе эволюции физический облик человека — культура расценивает как проявление высшей необходимости, ибо Господь сотворил людей по своему образу и подобию.

Вот так, в общих чертах, английской школе видится зарождение и становление человеческой культуры. Приват-доцент Вильгельм Клоппер согласен с англичанами только в одном пункте: культура действительно является ошибкой, но ошибкой совершенно особого рода. По мнению Клоппера, британским ученым не удалось вскрыть истинные корни генезиса культуры, они трактуют ее ошибочность чересчур расширительно, не умея угадать подлинного ее смысла. Клоппер выдвигает свою собственную встречную гипотезу и начинает ее изложение с наглядного примера.

Как известно, разные виды птиц вьют гнезда, различающиеся не только по форме, но и по задействованному при их сооружении строительному материалу. Гнезда даже одной и той же породы птиц никогда не будут точной копией друг друга по материалу, поскольку птица пускает в дело то, что может найти поблизости. В одних гнездах будет больше ракушек, в других — камешков, в третьих — листьев и веточек, в четвертых — полосок коры и сухих стеблей травянистых растений и т. д. Очевидно, что преобладание того или иного строительного материала обусловлено в данном случае случайностью. Хотя строительный материал не может не влиять и на форму гнезда, было бы большой ошибкой утверждать, что птичье гнездо может принять любую мыслимую форму. Поскольку гнездо является орудием адаптации, оно в обязательном порядке должно отвечать некоторому минимальному набору требований и никогда не будет случайным сооружением. Так же и культура — орудие адаптации и в этом смысле отнюдь не случайна. Английская школа ищет «культурные» ошибки совсем не там, где они в действительности лежат.

Какова же точка зрения на сей предмет самого Вильгельма Клоппера? Истинное положение дел заключается в следующем: в физическом облике человека нет ничего заранее заданного, предопределенного. Согласно современной биологии, род Homo в своем эволюционном развитии проделал сложный зигзагообразный путь, который не был предрешен с самого начала. Нет никаких оснований считать, что многотрудный путь обезьян в люди — столбовая дорога прогресса, единственная из всех возможных. Эволюция — слепой конструктор, и козырная карта могла лечь совсем по-иному. Например, вполне мыслима такая ситуация, когда у точки «икс» оказались бы не приматы, а скажем, грызуны или какой-то другой отряд млекопитающих. Развитие органического мира на Земле — это многовариантный процесс, подверженный разным случайным возмущениям, и к финишу вполне могло прийти разумное существо, ничуть на нас не похожее. Другими словами, физический облик венца творения во многом случаен. Человек мог оказаться совсем не таким, каким он является в действительности. У него могла быть иная продолжительность жизни, по-другому устроенные конечности и туловище, иначе организованные пищеварительный аппарат и репродуктивная система и т. д. Например, он мог оказаться строгим вегетарианцем, двоякодышащим, яйцекладущим…

Эволюция горазда изыскивать обходные пути. Она похожа не на стрелу, летящую точно в цель, а скорее на реку, огибающую всевозможные препятствия. У человека есть только один-единственный признак, наличие которого совершенно необходимо: сложно организованный мозг, способный к созданию мышления и речи (или, скажем шире, системы эффективной коммуникации). Но по иронии судьбы этот замечательный орган абстрактного мышления, этот гомеостат второго рода, как говорят кибернетики, сыграл с человеком дурную шутку. Чем пристальнее он вглядывался в свое тело, данное ему природой, тем больше разочаровывался и приходил в негодование. (Почти как у Радищева: «Оглянулся я окрест, и душа моя страданиями уязвлена стала».) В самом деле, зрелище удручающее: живет человек сравнительно недолго, да при этом еще и бестолковое детство отнимает уйму времени, а годы сознательной и активной жизни пролетают стремительно. Жизнь течет меж пальчиков паутинкой тонкою. Казалось бы, только-только достиг расцвета, бодр и свеж, полон замыслов, а на горизонте уже маячит старость. И что самое печальное, человек (в отличие от всех прочих животных) прекрасно знает, чем она кончается. Да и сама жизнь как таковая в условиях естественной эволюции — отнюдь не подарок. Проблемы подстерегают человека на каждом шагу. Нужно каждый день в поте лица добывать хлеб, укрываться от холода и непогоды, по возможности повышать социальный статус внутри сообщества, завоевывать в острой конкурентной борьбе самку, а после появления на свет потомства обеспечивать его по мере сил пропитанием. При этом приходится все время быть настороже, ибо неприветливый большой мир за порогом хижины полон смертельно опасных угроз. Конечно, в жизни есть и приятные вещи, но сумма страданий гораздо больше всех удовольствий.

Эволюция сурова, она не знает снисхождения и не озабочена вопросами справедливой компенсации. Люди осознали этот вопиющий дисбаланс давным-давно, и некоторые религии (например, буддизм) совсем не случайно рисуют земное существование как сплошное инферно, непрерывную череду страданий, а высшей целью человека полагают освобождение от них на мистическом пути недеяния.

А какое отношение ко всему этому имеет культура? По Клопперу, культура — это орудие адаптации, но совсем особого рода и принципиально отличается от адаптационных механизмов в животном и растительном мире. Можно даже сказать, что она — орудие адаптации нового типа, ибо не столько сама возникает из случайностей, как полагают наивные англичане, сколько стремится вывернуть действительно случайное наизнанку, чтобы оно засияло в ореоле высшей и безусловной необходимости. Другими словами, посредством законов, обычаев и разнообразных табу культура стремится превратить минусы в плюсы, недостатки в достоинства, убогость в совершенство. Она воздвигает сверкающий идеал там, где ему никогда не было места.

«Ваши страдания нестерпимы? Да, но ведь они облагораживают и даже спасают. Жизнь коротка? Да, но зато загробная жизнь длится вечно. Детство убого и бессмысленно? Да, но зато невинно, ангелоподобно и почти свято. Старость отвратительна? Да, но это приготовление к вечности, а кроме того, стариков надо почитать за то, что они старые. Человек — это чудовище? Да, но ведь он в том не виноват, тому виною грехи предков или же дьявол, который вмешался в деяния божьи. Человек не знает, к чему стремиться, ищет смысл жизни, несчастлив? Да, но это оборотная сторона свободы, ведь свобода является наивысшим благом, и не беда, если за нее приходится дорого платить, ибо человек, лишенный свободы, был бы еще более несчастным!»

Культура — это фиговый листок на человеческих несуразностях, розовые очки, через которые человек взирает на собственное несовершенство, ловкий велеречивый адвокат, стремящийся всеми правдами и неправдами черное выдать за белое. Она навевает золотые сны и сладко нашептывает на ухо, стелется и юлит, любовно тасуя огрехи, накопившиеся за миллионы лет естественной эволюции, и старательно раскладывает их по полочкам. Каждый экспонат — на своем месте, снабжен соответствующей биркой и умело подсвечен, и все это для того, чтобы унылый необработанный голыш мог вдруг вспыхнуть разноцветным огнем, как редкий драгоценный камень. Перебирая содержимое своих сундуков, культура озабочена только одним: как половчее втереть клиенту очки и заменить ужасный минус на веселый плюс, обернув наше убожество добродетелью и торжеством высшего совершенства.

Культура — это ошибка, утверждает приват-доцент Вильгельм Клоппер, но отнюдь не в том смысле, что она якобы возникла случайно. Напротив, ее возникновение было совершенно неизбежно, поскольку она является имманентной чертой нашего вида.

Культура — инструмент адаптации, и без нее мы подобны слепым котятам, тыкающимся во все углы. Эта великая утешительница взрывает реальность, переворачивает мир вверх тормашками, а потом вновь собирает рассыпанную мозаику в удобоваримый узор. Беда только в том, что она работает исключительно в сфере толкований и интерпретаций: она не врачует недугов, не утишает боль, не переделывает человека физически (не делает его сильнее, увереннее, долговечнее), а без конца водит его за нос, раз за разом отодвигая исполнение своих посулов.

Культура — это оборотень, ежеминутно меняющий обличия и наполняющий смыслом пустые конструкции, не имеющие никакого смысла.

Но проходит время, и техническая цивилизация, еще вчера подбиравшая крохи с барского стола традиционной культуры, начинает все более властно заявлять о себе. Пока она еще только расправляет крылья, как стрекоза, обсыхающая на солнце, но уже умеет многое из того, что и не снилось великой обманщице. Она избавляет человека от вполне реальных страданий, ставит на ноги увечных, а в перспективе обещает еще больше: окончательное и бесповоротное искоренение не только благоприобретенных (случайных) недугов в виде болезней и травм, но даже победу над старческой немощью. Вторгаясь в святая святых человеческого организма — заковыристую вязь генов, технология вполне серьезно начинает подумывать о таких ранее немыслимых вещах, как исцеление наследственных хворей, оптимизация души и тела и программирование характера и талантов. В полной мере отдавая себе отчет в невероятной сложности этих проблем (как технического, так и этического порядка), она, тем не менее, уже почти не сомневается в принципиальной осуществимости задуманного.

Казалось бы, дело не стоит выеденного яйца. Если впереди открываются столь радужные перспективы, отжившая свое ветхая культура должна быть выброшена на свалку истории, как ненужный хлам. Для чего нужны пудовые вериги, пригибающие нас к земле, если набирающая обороты технология обещает скорое и счастливое избавление от мук и горестей? Раньше культура сеяла разумное, доброе, вечное и помогала бесчисленным поколениям смириться с неотвратимостью. Просто таково было положение вещей.

Лем пишет об этом весьма торжественно:

«Она примиряла с ним, более того, это она, как доказывает автор, превращала изъяны в преимущества, недостатки в достоинства, подобно тому как если бы некто, обреченный ездить на разваливающейся на ходу, скверной и жалкой машине, постепенно полюбил бы ее убогость, стал искать в ее неуклюжести — воплощения высшего идеала, в ее непрестанных поломках — законы природы и мироздания, в ее чихающем моторе и скрежещущих шестернях — деяния самого Господа Бога. Пока на примете нет никакой другой машины, это вполне правильная, вполне подходящая, единственно верная и даже разумная политика. Несомненно! Но теперь, когда на горизонте появился сверкающий лимузин? Теперь цепляться за поломанные спицы, приходить в отчаяние от одной только мысли, что придется расстаться с этим уродством, взывать о помощи при виде безупречной красоты новой модели? Конечно, психологически это понятно. Ибо слишком долго — тысячелетиями! — длился процесс подчинения человека собственному эволюционно сложившемуся естеству, это гигантское многовековое усилие, направленное на то, чтобы полюбить данную форму существования во всей ее нищете и безобразии, в ее убожестве и физиологических бессмыслицах».

В самом деле: какой прок, например, от порченой крови и жабьего зуба, если у постели больного хлопочет профессиональный врач в окружении мониторов? Логика немецкого ученого безупречна. В свете нового знания традиционную культуру следует немедленно сдать в утиль, ибо толку от нее — чуть, а вот вреда она может принести немало. Клоппер абсолютно прав: незачем штопать расползающуюся по швам культуру, ибо она уже давно превратилась в систему протезов и представляет сугубо исторический интерес. Наступающая ей на пятки технология размывает Непреходящие Ценности, и с этим, увы, ничего не поделаешь. Можно немного повздыхать и даже пустить скупую слезу, но отворачиваться от очевидного — не самая умная позиция. На смену биологическому деспотизму идет царство свободы, причем свободы настоящей, а не декларативной пустышки, к которой простирает руки традиционная культура.

При всем при том Вильгельм Клоппер не отрицает ценности культуры, а только подчеркивает ее мимолетность. Наступает время, когда привычный порядок вещей вдруг меняется до неузнаваемости. Не следует забывать, что культура — это в первую очередь инструмент адаптации, бессменный поводырь человечества на протяжении тысячелетий. Именно культура помогла нашему виду сначала оптимально приспособиться к среде обитания, а потом начать ее перекраивать в желаемом направлении.

Человек не может изменять мир, не изменяя при этом самого себя. Как только он сравняется в своих умениях и навыках с природой, на повестку дня немедленно встанет биотехнологическая реконструкция нашего вида. Человек в физиологическом отношении — весьма несовершенное существо, и когда в его руках окажутся надежные инструменты для переделки собственного тела, он непременно ими воспользуется. Маловероятно, что помешают этические рогатки, ибо от традиционной культуры к тому времени останутся рожки да ножки. Конечно, такая перспектива выглядит жутковато, потому что радикальный биотехнологический переворот не только уничтожит вид Homo sapiens, но и выбросит за борт все его духовное наследие. Однако почему это плохо? Новый мир не будет ни плохим, ни хорошим — он будет совершенно другим. Братья Стругацкие однажды написали, что будущее творится тобой, но не для тебя, и приходится признать, что в реальной жизни сплошь и рядом бывает именно так. Во всяком случае, Вильгельма Клоппера грядущие перемены ничуть не страшат. «Долой эволюцию, да здравствует самосозидание!» — восклицает он в финале своего труда.

В какой мере Станислав Лем разделял точку зрения своего персонажа? Рискну предположить, что подобный сценарий далекого будущего не представлялся ему чем-то невероятным. В его нашумевшей «Сумме технологии» проблематике автоэволюции и биотехнологического конструирования посвящена целая глава, которая называется весьма симптоматично — «Пасквиль на эволюцию». Если человечество двинется по пути, указанному Лемом, техноэволюция все равно не станет панацеей от всех бед. Во всяком случае, на этом пути нас будет подстерегать такое количество ловушек, что прежние кризисы покажутся детскими шалостями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.