Глава 12 Возрождение стратегической воздушной мощи

Глава 12

Возрождение стратегической воздушной мощи

В январе 1945 года, после пяти лет все более и более разрушительных англо-американских воздушных бомбардировок, Берлин был опустошен, и его государственные здания и жилые дома в центральных районах превратились в обгоревшие руины, в то время как в пригородах много фабрик и складов осталось без крыш и стен. Но нацистский министр пропаганды Йозеф Геббельс все еще мог вещать как внутри Германии, так и на весь остальной мир с помощью коротковолновых передатчиков. Гитлер из своего бункера и высшее командование вермахта из Цоссена, располагавшегося неподалеку от Берлина, по-прежнему могли рассылать приказы и получать доклады со всех фронтов по телетайпу, наземным проводным телефонным линиям и по радио, а германская армия по-прежнему могла перемещать и снабжать свои силы по железным дорогам, используя берлинские сортировочные станции, которые, правда, часто бомбили, но и быстро восстанавливали. Что касается населения города, то многие жили в наспех подлатанных домах, но электричество, телефонная связь, общественный транспорт, водопровод, канализация и основные службы жизнеобеспечения функционировали всего лишь с короткими перерывами, так же как и многие кинотеатры. 30 января 1945 года состоялась гала-премьера цветного фильма «Кольберг», на которой присутствовало много гостей.

Спустя менее чем 48 часов после начала воздушного наступления на Ирак 17 января 1991 года Багдад в целом нормально функционировал, как и в течение всей войны в Персидском заливе, но Саддам Хусейн и его спикеры уже не могли вещать по телевидению или по национальному радио, все крупные военные штабы в городе с их радиокоммуникациями были разрушены, а в Багдаде большая часть населения осталась без электричества, телефонной связи, общественного транспорта, водопровода и канализации. Война едва успела начаться, а лидеры Ирака и его военное командование уже «ослепли», «оглохли» и потеряли свободу передвижения по парализованной столице, будучи неспособны установить, что происходит за пределами Багдада, настолько быстро, чтобы успевать с толком реагировать, и в любом случае не имея возможности посылать приказы каким-либо иным путем, кроме как с курьерами и по сохранившейся оптико-волоконной связи, соединявшей столицу всего лишь с несколькими местами.

Непосредственным результатом этого обездвиживания с воздуха было выведение из строя хорошо вооруженной иракской ПВО. Все базы ВВС с их истребителями, батареи ракет или зениток остались при своих орудиях, но лишились систем раннего обнаружения, необходимых для того, чтобы привести эти орудия в боевую готовность и без централизованного командования. Для того чтобы следить за вторгнувшимися в воздушное пространство самолетами и атаковать их снова и снова, чтобы, использовав угрозу ракет ПВО дальнего радиуса действия, загонять самолеты противника на низкие высоты и подставлять их под огонь переносных ЗРК и зенитных орудий и чтобы встречать концентрированные атаки с воздуха концентрированной противовоздушной обороной, система ПВО должна быть частью единого целого. Но ПВО Ирака таковой уже не была, потому что все ее национальные и региональные контрольные центры уничтожили. Важные радары раннего оповещения были уничтожены еще в начале воздушной войны, а взлетно-посадочные полосы многих баз ВВС были повреждены. Действующими оставались некоторые иракские радары слежения и бесчисленные пункты воздушного наблюдения, взлетно-посадочные полосы были быстро отремонтированы — но все это не играло никакой роли, так как уже не было централизованного командования, которое могло бы обобщить поступавшую информацию, направить истребители на перехват, если они еще могли взлететь, и координировать большое количество оставшихся невредимыми ЗРК и зенитных орудий.

Что касается огромных иракских сухопутных сил, то эффект воздействия на них атаки с воздуха был скорее кумулятивным, чем немедленным. Но довольно скоро и сухопутные войска оказались парализованными, будучи не в состоянии снабжать продовольствием, водой, топливом и боеприпасами большие контингенты в Кувейте и рядом с ним, поскольку были разрушены железнодорожные и обычные мосты, нефтеперерабатывающие заводы, склады нефтепродуктов и большинство крупных складов боеприпасов, включая бомбы, снаряды и боеголовки для ракет, а также сами ракеты. Не могла иракская армия и двинуть свои силы ни назад в Ирак, ни вперед в Саудовскую Аравию, потому что эти силы были бы обнаружены и мощно атакованы с воздуха. Но, даже если бы они остались на своих тщательно замаскированных и зарытых в землю позициях, танки, БТР и орудия все равно были бы уничтожены прямыми попаданиями управляемых боезарядов[135], наряду с самолетами в бетонных ангарах или вне них, ракетными батареями, командными постами, боевыми кораблями и многим другим. Гордость режима, его большой военно-промышленный комплекс также был серьезно поврежден в ходе атак с воздуха. После войны инспекторы ООН обнаружили немало сохранившихся военных объектов, но многие сборочные линии, фабрики и ремонтные мастерские, центры разработки ракетного и ядерного оружия, фабрики по производству средств химической и бактериологической войны, промышленные предприятия и склады были разбомблены, причем вполне успешно.

Англо-американское воздушное наступление на Германию разрушило многие города, и большие, и малые, но не нанесло никакого прямого урона германской военной мощи. Напротив, в 1991 году воздушная атака на Ирак оставила в неприкосновенности почти все его крупные и мелкие города, но нанесла сокрушительное поражение иракским вооруженным силам, так что запланированное решающее наземное наступление не привело к серьезным боям, поскольку ему почти никто не противостоял. Иракские войска, почти обездвиженные, часто голодные и страдающие от жажды, сократившиеся в числе из-за дезертирства[136], уже потерявшие от ударов с воздуха многие виды своего тяжелого вооружения[137], почти не сопротивлялись 100-часовому маршу союзных наземных сил вокруг Кувейта и по его территории. Защищенные прочной броней американские боевые танки М-1 продвигались практически без помех, но таким же образом наступали и легкобронированные БТР, и джипы французского Иностранного легиона, и даже взятые в аренду машины смелых до безрассудства журналистов. Даже сама логика наземного наступления была обусловлена осознанием военно-воздушной мощи: вооруженные силы США и войска коалиции наступали разрозненными колоннами, отстоявшими друг от друга слишком далеко для того, чтобы иметь возможность оказать друг другу поддержку, так как все были уверены, что любая попытка иракцев напасть на одну из колонн будет немедленно пресечена атакой с воздуха.

В конечном счете, именно военно-воздушная мощь выиграла войну, в том объеме, в котором Соединенные Штаты хотели выиграть ее. Президент Джордж Буш объявил в одностороннем порядке о прекращении огня 27 февраля 1991 года, когда Саддам Хуссейн еще оставался у власти и имел в своем распоряжении значительные силы. Только завоевание всего Ирака наземными силами могло бы гарантировать ликвидацию режима Саддама Хуссейна. Однако если бы разработчикам удара с воздуха поручили выполнить эту задачу, они не справились бы с ней, просто продолжая наносить удары с воздуха в течение достаточного долгого времени. Если бы движение по дорогам в Багдад и из него, а также ремонтные работы по восстановлению систем жизнеобеспечения и средств связи были парализованы ударами с воздуха, то в высшей степени централизованный иракский диктаторский режим оказался бы полностью отрезанным от оставшейся части страны. Став в собственной осажденной столице беженцем, вынужденным прятаться от воздушных атак, Саддам Хусейн наверняка утратил бы контроль над государственной системой безопасности и пропагандистской машиной, благодаря которым держалась его власть. Но еще задолго до этого любая часть страны, более или менее отдаленная от столицы, была бы освобождена от гнета, и мощные оппозиционные силы вырвались бы наружу как на юге, населенном шиитами, так и в северном Курдистане. Именно такая перспектива и побудила президента Буша остановить войну на том этапе, на каком он это и сделал. Если бы Ирак распался, то потребовалось бы постоянное военное присутствие США в Месопотамии, чтобы удержать экспансию Ирана.

Оценка происшедшего

Понять, что именно произошло в ходе той или иной войны — даже недолгой, односторонней и ограниченной одним-единственным театром военных действий, — обычно очень нелегко, так как реальное развитие событий нужно рассмотреть сквозь слепящие отблески различных уровней войны: политического, стратегического, оперативного, тактического и технического. Каждый из них своеобразен, а некоторые противоречат друг другу. В качестве примера можно привести участие арабских войск в антииракской коалиции, очень ценное с политической точки зрения, но незначительное с точки зрения оперативной, хотя, опять же, потенциально полезное на уровне стратегии театра военных действий, поскольку египтяне, сирийцы и саудовцы, по крайней мере, присутствовали на среднем участке фронта между морской пехотой США на побережье и основными силами армии США и Великобритании в глубине территории. Если бы вместо случившейся кавалькады там разгорелись настоящие бои, то присутствие в коалиции арабских войск могло бы сыграть определенную роль.

Само наличие и взаимодействие различных уровней дает повод для грандиозной сумятицы и множества противоречий, что доказывают бесконечные переписывания военной истории. Это же предоставляет некоторые возможности для неверной интерпретации: либо с целью удовлетворить личные амбиции, либо для того, чтобы потрафить притязаниям тех или иных соперничающих военных ведомств. С помощью выбора того или иного уровня, который лучше всего подходит для выполнения намеченных целей — тактического или политического, оперативного или стратегического, — можно аргументированно доказать целый ряд тезисов и извлечь практически любой «урок», часто для того, чтобы оправдать те или иные решения военных, сделанные гораздо раньше-, или подчеркнуть заслуги того или иного рода войск или вида вооружений. Если уж пускаться в это методологическое болото, то при условии воздержания от всякой попытки извлечь так называемые уроки из любой войны, до тех пор пока эта война не будет всесторонне осмыслена на различных уровнях и в обоих измерениях. А эту задачу, как правило, удается решить только после того как сменятся примерно два поколения, бывшие противники уже отойдут в мир иной, все эмоции утихнут, и последние тайны будут раскрыты.

Только один вывод о войне в Персидском заливе 1991 года можно сделать уверенно: боевые действия разворачивались без обычного в таких случаях чередования приливов и отливов военной удачи, что, как правило, характеризует любую серьезную войну, поскольку был достигнут немедленный успех в исторически небывалой воздушной атаке, «обезглавившей» противника. В остальном же пока можно сделать только первоначальную попытку понять, что же в действительности произошло, не пытаясь извлечь из этого непререкаемые выводы. Наступательная военно-воздушная мощь в особой степени зависит от ситуации, в частности, от интенсивности конфликта. В крайнем случае, например при сугубо партизанской войне, бомбардировка с воздуха обречена на то, чтобы оказаться бесполезной, вне зависимости от ее убийственного эффекта или от точности. Выявить какие-либо стратегические цели для авиации невозможно, ведь партизаны слишком рассеяны для того, чтобы их можно было бы успешно бомбить, а их пропагандисты, снабженцы и вожди неотличимы от обычного населения. Напротив, в той мере, в какой возрастает интенсивность конфликта, растет и потенциальная ценность наступления с воздуха, достигая, в конце концов, другой своей экстремальной точки — войны, которую можно выиграть только за счет ВВС. К этой категории относились войны в Персидском заливе 1991 года и в Косове 1999 года, если, конечно, согласиться с тем, что их единственной целью было выдавить наступавших из Кувейта и Косова соответственно.

С определенной долей осторожности можно сделать еще два вывода относительно двух этих войн. В обоих случаях ВВС были решающим видом вооруженных сил, притом — в степени, небывалой в анналах истории войн; в обоих случаях наступления с воздуха отличались сутью, а не размахом, от всех предыдущих воздушных сражений. Ибо вовсе не огромное количество сброшенных с воздуха боеприпасов привело к достигнутым результатам.

Во время войны в Персидском заливе на брифингах для СМИ царил торжественный настрой и каждый день количество произведенных боевых вылетов объявлялось так, как будто бы каждый из них завершался бомбовым ударом. Между тем только половина из примерно 110 000 вылетов, зафиксированных с начала кампании 17 января 1991 года до прекращения огня 27 февраля 1991 года, были «ударными»[138]. И даже, эти самолеты несли не слишком большую бомбовую нагрузку. Даже огромные старинные бомбардировщики В-52 несли примерно половину нагрузки в сравнении со своими предшественниками в войне во Вьетнаме, сбросив в общей сложности 25 700 тонн бомб во время 1624 боевых вылетов[139], то есть 15,8 тонны за вылет. Что же касается основной массы истребителей-бомбардировщиков и штурмовиков (т. е. легких бомбардировщиков), то их средняя бомбовая нагрузка была гораздо меньше, чем теоретически возможная. Например, истребители-бомбардировщики F-16 (самый массовый самолет ВВС США) были, как правило, вооружены двумя бомбами Mk-84 общим весом в 4000 фунтов, что составляет практически только одну треть максимальной нагрузки этого типа самолета[140]. Что же касается легких бомбардировщиков F-117«Стелс» (которые сложно засечь) — единственного типа пилотируемых самолетов, которые атаковали цели в центре Багдада, — то они несли в среднем по 1,5 тонны бомб во время 1300 боевых вылетов в ходе войны[141]. В реальности средняя бомбовая нагрузка на каждый американский боевой самолет, за исключением В-52, составляла чуть менее тонны[142]. В общем итоге совокупный вес всех бомб, сброшенных на Ирак, составил 90 000 тонн, включая силы коалиции и все виды боеприпасов: как управляемых, так и неуправляемых[143].

Эта цифра может показаться огромной, но лишь в том случае, если не сравнивать ее со 134 000 тоннами бомб, сброшенных на Германию только за один месяц — март 1945 года. К то муже она не включает в себя огромное количество неучтенных бомб и ракет, сброшенных на Германию более чем тремя тысячами американских, британских и советских истребителей-бомбардировщиков.

Вышесказанное подводит нас к обманчиво простому выводу, который наделе полон осложнений: именно небывалая точность ударов с воздуха, а не их объем, позволила добиться ошеломляющих результатов. Еще более противоречивый тезис осторожно предлагается ниже: только точные удары с помощью управляемых боеприпасов были решающими, в то время как в остальном бомбардировки были не более эффективными, чем во всех предыдущих воздушных сражениях, по большей части неэффективных вовсе.

Управляемые и неуправляемые средства воздушной войны

Несмотря на все обсуждения и изображения «умных» бомб и ракет, столь характерные для репортажей СМИ во время войны, как в Персидском заливе, так и в Косове, это «умное» оружие составляло лишь небольшую часть реально использованных боеприпасов. Из всех видов боеприпасов, сброшенных или выпущенных по Ираку вооруженными силами США во время войны в Персидском заливе, только 17 109 управлялись при наведении на цель, в то время как 177 999 были обычными неуправляемыми бомбами: некоторые из них — кассетные того или иного типа, но большинство — обычные «железные» бомбы, очень похожие на своих предшественниц времен Второй мировой. Значительная часть последних (72 000)[144] была сброшена бомбардировщиками В-52, но большая часть была доставлена к целям истребителями-бомбардировщиками, многие из которых могли бы быть оснащены точным оружием[145]. Точно так же на боеголовки управляемых боеприпасов всех типов пришлась только 6 631 тонна из общего количества 71 627 тонн боеприпасов, сброшенных или выпущенных американскими войсками[146]. Таким образом, если исходить из количества примененных вооружений различных типов вооружений, воздушная война против Ирака была на 91,2 % старомодной бомбардировкой; а если принять во внимание тоннаж, то этот процент снизится до 90,74 %. Но в любом случае старомодная бомбардировка останется преобладающей в воздушной войне, даже без учета ВВС союзников по коалиции, из которых только французы применили достаточную долю управляемых боеприпасов. В войне за Косово пропорция управляемых боеприпасов была большей, но все же далеко не такой, чтобы представлять собой полный тоннаж примененных средств.

Мы отлично знаем, что принесли успешные точные удары с воздуха во время войны в Персидском заливе — в некоторых случаях эти результаты показывали по телевидению (ожидать репортажей о неудачных налетах — это было бы уже слишком). Каждая ракета или управляемая бомба, которая достигла своей цели (а это была очень большая доля, свыше 50 %), уничтожила или повредила одну из целей — здание, систему вооружений и т. п., — специально отобранных в качестве мишени для атаки, немедленно лишив Ирак всех функций, которые тот или иной объект должен был играть в предстоявшем конфликте. Нам известны и последствия прекращения телефонной связи, когда был уничтожен центральный телефонный узел, а также массового бегства самолетов в Иран, после того как якобы прочные ангары иракских ВВС стали уничтожаться один за другим, и прерывания снабжения иракских войск в Кувейте, когда были разбиты железнодорожные и шоссейные мосты.

Столь непосредственные и конкретные результаты, конечно, резко отличаются от тех, что достигались бомбардировками старого типа, где каждый боеприпас, даже успешно сброшенный вблизи от цели, вносил не поддающийся точной оценке вклад в общий ущерб, который можно было бы впоследствии увидеть, рассматривая фотографии объекта после атаки или воронки от бомб, упавших рядом, не причинив никакого вреда.

Нельзя утверждать, что в тех случаях, когда ничего существенного уничтожено не было, удалось достичь какого-то воздействия на «боевой дух» противника при атаках с применением управляемого оружия. Его отличие от обычных бомбардировок стоит искать не в этом. Ведь из анализов итогов всех предыдущих бомбовых атак мы знаем, что даже когда за счет случайного попадания бомб все-таки производятся какие-либо разрушения, способность противника к ведению боевых действий еще не обязательно как-либо существенно ослабляется. Конечно, встречаются и исключения. Например, в одном из драматических эпизодов войны в Персидском заливе неуправляемые бомбы были сброшены намеренно в рассеянном порядке на столь же рассеянные по местности склады боеприпасов иракской армии. Цепи взрывов лишили иракские силы в Кувейте и его окрестностях значительной части боеприпасов. Но при бомбардировках старого типа с использованием неуправляемых бомб такая непосредственная связь между действием и его результатом обычно все-таки маловероятна.

Стоит отметить, что даже самые точные из управляемых боеприпасов могут быть использованы только против «точечных» целей, то есть таких, когда всего лишь одним взрывом можно разрушить или вывести из строя какую-либо часть объекта или весь объект целиком. Такой целью может быть одиночный объект типа артиллерийского орудия, одиночного самолетного ангара или достаточно компактного здания. Во время войны в Персидском заливе такими одиночными целями были высотные здания штаб-квартиры военной разведки, министерства обороны и некоторых других министерств в Багдаде: все они внешне сохранились, но все их этажи были пробиты насквозь, от крыши до пола на уровне мостовой. Равным образом даже солидные железобетонные мосты с четырьмя полосами движения выводились из строя всего двумя бомбами, прицельно сброшенными так, чтобы перерезать их по всей ширине. В Белграде, в городе Нови-Сад и в других местах Югославии списки целей, которые можно было вывести из строя всего одним попаданием, очень походили друг на друга.

Но остаются все же так называемые протяженные цели[147], недостаточно компактные для того, чтобы их можно было вывести из строя одним, а порой даже двумя или тремя попаданиями. Это именно те цели, существование которых оправдывает неуправляемые бессистемные бомбежки. Но насколько обычны такие цели — и можно ли вообще успешно атаковать их с воздуха? В случае войны в Персидском заливе такой вопрос может показаться праздным, поскольку само по себе размещение огромного количества иракских наземных сил в Кувейте и в его окрестностях представляло собой множество «протяженных» целей. Конечно, иракцы были рассредоточены на местности, как и должны поступать мало-мальски компетентные сухопутные войска. Позиции взводов были достаточно отделены и друг от друга, и от ротных КП, равно как и сами роты были размещены в отдалении от штаба полка и от полковой артиллерии.

Кроме того, разрозненные подразделения рассредоточенных таким образом сил нельзя атаковать с воздуха индивидуально. Взвод — это скорее абстракция, а не реальный физический объект, который можно атаковать управляемым оружием с воздуха. Если пилот — или, еще лучше, беспилотный летательный аппарат — пролетает над взводом, картина, открывающаяся ему на земле, будет состоять из трех или четырех одиночных танков, когда речь идет о бронетанковом подразделении, о таком же количестве БТР, когда речь идет о механизированном подразделении, и о дюжине стрелковых ячеек и блиндаже, когда речь идет о пехотном взводе. В первом случае удары управляемым оружием еще могут принести пользу. У Саддама Хусейна было множество танков, но все же не слишком много для того, чтобы атаковать их индивидуально бомбами GBU-12 с лазерным наведением стоимостью $9000 каждая. Но второй случай уже довольно сомнителен: БТР гораздо дешевле танков, и их было еще больше в иракской армии, оснащенной с большим размахом. Если цель бомбежки была скорее тактической, чем стратегической (например, остановить наступление с применением этих самых БТР), бронетранспортеры не заслуживали индивидуального поражения с воздуха. А третий случай вообще предельно ясен: рассредоточенные стрелковые ячейки и блиндажи не заслуживают того, чтобы атаковать их даже самым дешевым управляемым оружием.

Поскольку наземные войска, предназначенные для защиты территории, действительно представляют собою «протяженные» цели, преобладание бомбардировок старого стиля в войне в Персидском заливе оказывается вполне оправданным, что верно и для бомбардировок неуправляемыми боеприпасами во время войны в Косове. Но из того, что атаки с воздуха дорогими управляемыми боеприпасами против рассредоточенных войск непрактичны, отнюдь не следует, что воздушные удары с применением дешевых неуправляемых бомб эффективны. Напротив, и старые, и современные данные показывают в основном обратное. Наиболее известные примеры, то есть сражение за Монте-Кассино в 1943 году и удары с воздуха в Нормандии в 1944 году, демонстрируют, что самые крупные бомбардировки наземных сил во Второй мировой войне дали ничтожные результаты, равно как и все прочие подобные бомбардировки до и после этого[148]. Для пилотов, взиравших сверху на созданный ими хаос разрушения, такой результат показался бы невероятным. Он оказался удивительным и для союзных сухопутных частей, взбиравшихся на гору Монте-Кассино в 1943 году, будучи уверенными в том, что ни один немец не выжил в результате каскадных бомбежек, после которых от старого монастыря остались одни руины. Однако нападающие были сметены пулеметным огнем. То же самое произошло и с британскими танками, наступавшими на город Кан после его разрушения с воздуха: они натолкнулись на немецкие противотанковые пушки, большинство из которых пережило налет. В войне за Косово в 1999 году довольно небольшие контингента югославских войск (менее 25 000 человек в общей сложности) несколько недель подвергались тяжелым бомбардировкам; но, когда в Косово вошли войска НАТО, а югославские части отступили в Сербию, выяснилось, что потери югославов в людях и в вооружении составили около 2 %, а не 25 %, как ожидалось по прежним натовским оценкам.

Все всегда происходит одинаково. Бомбы падают со страшными взрывами, земля содрогается, комья дерна и камни взлетают в воздух, войска поражены ударной волной, у многих из носа или из ушей течет кровь, солдаты в ужасе и впадают либо в апатию, либо в самую настоящую панику. Но, если только противник не находится поблизости и не готов к немедленному наступлению[149], то этот удачный момент быстро проходит. Взрывы прекращаются, земля перестает вздыматься, войска успокаиваются, и тогда выясняется, что количество убитых и раненых очень невелико, причем настолько невелико, что те, кто подсчитывают потери, сильно удивлены — хотя еще больше достойно удивления то, что до сих пор многие не знают довольно известного факта: бомбы редко убивают военнослужащих, размещенных на местности. Именно их естественное рассредоточение так успешно защищает их, даже если они не окапывались, как это по большей части было с иракцами в самом Кувейте или в его окрестностях (или с югославами в Косове), несмотря на фантастические истории о надежных бомбоубежищах, которые пресса распространяла вместе с выдуманными диаграммами[150].

Может возникнуть соблазн отбросить в сторону исторические доказательства, так как сегодня есть техническая возможность поражения рассредоточенных войск: кассетные бомбы — емкость, из которой рассыпается в разные стороны множество мелких поражающих частей, общий летальный эффект от которых ощущается на гораздо большей территории, чем от эквивалентной по мощности бомбы классического вида. Из 177 999 неуправляемых бомб, сброшенных ВВС США во время воздушной войны против Ирака, одна треть были кассетными той или иной разновидности, 27 735 из них — Mk-20 Rock-eyes с 247 однофунтовыми поражающими частями каждая. Остальные еще лучше были приспособлены для использования против пехоты[151]. Такие «противопехотные» боеприпасы считаются столь убийственными, что в конце 70-х годов правительство США прекратило их поставки в некоторые страны, продолжавшие получать все другие типы вооружения. Их видимое воздействие, ярко показанное в фильмах об их испытаниях на полигонах, настолько впечатляет, что, кажется, никого не осталось бы в живых, если бы на полигоне были реальные войска.

Но геометрия берет верх над воображением. В риторике сторонников интервенции Кувейт постоянно называли «крошечным», а армия Саддама Хусейна представала «огромной», и ситуационные военные карты обычно показывали «Кувейтский оперативный театр», испещренный изображенными в виде сосисок графиками дислокации иракских дивизий и более мелких частей. Однако соотношение реально занятой войсками площади с пустым песком между ними внутри каждого пункта дислокации было все еще настолько низким, что даже миллион кассетных зарядов не смог бы превозмочь геометрию рассредоточения[152]. Лишь статистика потерь в живой силе среди иракцев во время бомбежек с воздуха могла бы представить реальное доказательство того, что даже бомбардировка кассетными бомбами не делает бомбежки сухопутных войск слишком эффективными, если только шок от них не используется немедленно наземной атакой; иначе говоря, бомбардировка должна носить не стратегический, а тактический характер и предназначаться для поддержки собственных наземных сил[153]. Всеобъемлющей статистики потерь нет. Но есть следующие оценки потерь четырех иракских дивизий в Кувейте, которые бомбили постоянно и особенно плотно: 1-я дивизия — 100 убитых, 300 раненых из общего количества военнослужащих в 11 400 человек, то есть 3,5 % потерь; 2-я — 300 убитых, 500 раненых из 5000, то есть 16 %; 3-я — 100 убитых, 150 раненых из 8000, то есть 3,1 %; и 4-я — 100 убитых, 230 раненых из 7980, то есть 4,1 %[154]. Так как в этих случаях бомбардировки были особенно интенсивными, их результаты нельзя назвать ничтожными, но не оказались они и блестящими. По приблизительным оценкам, требуются потери как минимум 25 % личного состава, чтобы нейтрализовать подразделение в тактической обороне в средней по качеству армии, и в два раза больший процент, чтобы сделать то же самое в первоклассных армиях. Так, в сражении за Сталинград лучшие подразделения обеих армий продолжали бой в обороне, даже потеряв 75 % личного состава. А в наступлении даже лучшие части прекратят полноценную атаку, если потеряют всего 5 % личного состава в короткий промежуток времени, то есть в течение часов, а не дней.

Воздействие бомбардировок на «боевой дух»

Слишком непреклонным цифрам всегда противопоставляется донельзя неопределенное «воздействие на боевой дух», о котором неизменно заявляют всякий раз, когда не удается уничтожить какую-нибудь важную цель, сфотографировать ее и соотнести результаты с военными затратами на бомбардировку.

В теоретических выкладках по поводу воздушной мощи в период между двумя мировыми войнами всегда подчеркивалось предполагаемое воздействие стратегических бомбардировок на боевой дух. Даже позднее, в течение первых двух лет Второй мировой, командование британских ВВС убедительно уверяло, что его неточные и редкие бомбардировки вот-вот сломят боевой дух немецкого населения («которое спряталось в бомбоубежища и замышляет восстание»). Говоря о войне в Персидском заливе, тоже ссылались на такое воздействие, и, казалось бы, с гораздо более серьезным основанием, так как было известно о многочисленных случаях дезертирства из иракской армии. В уже упомянутых выше четырех дивизиях, которые особенно сильно бомбили, ставшая известной численность дезертиров были огромна: 5000 из 11 400 в 1-й дивизии; 1000 из 5000 во 2-й; 4000 из 8000 в 3-й; и 2500 из 7980 в 4-й дивизии.

Казалось бы, вопрос ясен: по всей видимости, массированная бомбардировка неуправляемыми боеприпасами (даже «ковровая») все же эффективна, хотя потери остаются небольшими и при применении кассетных бомб. Может быть, все же следует проигнорировать исторический опыт, согласно которому шок от бомбежек, испытываемый войсками, носит временный характер и не деморализует окончательно даже войска среднего качества. Бомбежки иракских войск в Кувейте были, конечно, и тяжелыми, и продолжительными — представьте себе только, что должны были ощущать иракцы: совершенная обездвиженность в течение нескольких недель под бомбами, без какой-либо собственной боевой деятельности, которая могла бы отвлечь их внимание; неизменная доступность для атак с воздуха, почти в отсутствие реальной возможности ответить собственным зенитным огнем; полное бессилие против невидимых В-52, летавших на больших высотах. Конечно, не слишком приятно обнаружить, что исторические факты всех предыдущих воздушных войн настолько устарели, но кажется, что эти факты не оставляют при анализе никакого выбора. Или все же оставляют? Ибо эти же самые факты допускают совершенно иную интерпретацию: иракские войска, «деморализованные» (а может, и нет?) неточными бомбардировками, в любом случае были поставлены на грань выживания ударами управляемых боезарядов, которые прервали движение грузовиков, доставлявших продовольствие и воду в пустыне. Тот же самый документ, который упоминает дезертирство и приписывает его воздействию ковровых бомбардировок на боевой дух, содержит следующее утверждение: «Многие пленные жаловались на то, что получали всего горсть риса и муки в качестве одноразового питания на каждый день. Воду приходилось доставлять в лагерь на грузовиках, и ее стало не хватать по мере продолжения воздушной войны, так как большое количество автоцистерн было уничтожено. Употребление неочищенной воды привело к постоянным проблемам (со здоровьем)»[155].

Все это наводит на следующую мысль: может быть, и не нужно взывать к столь неуловимому воздействию на боевой дух? Известно, что в первоклассных армиях солдаты продолжали сражаться до тех пор, пока в прямом смысле слова не падали в обморок от голода, но даже самые лучшие войска не могут драться без воды. Когда конвои грузовиков снабжения перестали прибывать, иракские войска в пустыне были обречены. Некоторые солдаты все еще могли добывать неочищенную воду, но для других альтернативой была либо смерть на месте, либо (для тех, кто находился на передовой), опасное дезертирство в Саудовскую Аравию, либо дезертирство в тыл (лучший выбор). И это действительно был вопрос выбора: «Иракская армия предоставляла своим военнослужащим 7 дней отпуска за каждые 28 дней службы на фронте. В феврале [во время бомбардировок] солдатам, которые пропустили свой январский отпуск [когда отпуска были отменены после начала войны 17 января] предоставили четырехдневный отпуск. Большинство из них не вернулись в часть»[156]. Иными словами, многим иракским солдатам было трудно не дезертировать. Систематическое разрушение железнодорожных и шоссейных мостов между Багдадом и Басрой, быстрое уничтожение сборных понтонных переправ, которые иракцы пытались наладить, беспрерывная бомбардировка движения на дорогах, особенно между Кувейтом и Басрой, не только сократили поток снабжения, но и сделали любое путешествие медленным, опасным или попросту невозможным.

Таким образом, мы установили, что якобы имевшее место воздействие бомбежек неуправляемым оружием на боевой дух было незначительным: иракские солдаты, которых называли дезертирами, в любом случае не могли бы вернуться в свои части, вне зависимости от состояния их боевого духа. Поэтому можно и не обращать внимания на сообщения очевидцев, которые обычно звучат по уже накатанному литературной традицией сценарию: «В-52 были теми самолетами, которых боялись больше всего. Атаки этих самолетов были описаны одним офицером как «что-то невероятное». Один офицер рассказал, что его солдаты были в ужасе, когда слышали начало налета этих тяжелых бомбардировщиков… звук вибрации земли от бомбежек можно было слышать и чувствовать на… расстоянии многих миль. Звуковые эффекты вызывали у солдат оцепенение и страх, потому что они с ужасом думали, что станут следующей мишенью»[157].

Мы отвергаем подобные свидетельства не потому, что ставим под сомнение их достоверность, — но потому, что они вводят в заблуждение, даже будучи верными. Конечно, разрывавшиеся среди иракских солдат бомбы сеяли ужас, мрачные предчувствия и страх — точно такой же временный эффект наблюдался во Вьетнаме и во всех предыдущих воздушных войнах, но этот эффект немедленно испарялся, когда прекращалась бомбежка. Однако воздействие атак с помощью управляемых боезарядов, которые прервали движение на иракских шоссейных и железных дорогах, не было ни психологическим, ни временным, а скорее физическим и постоянным. Когда шоссейные и железнодорожные мосты выводились из строя бомбардировками, первые поначалу еще можно было обойти, частично восстановить или заменить понтонами, но железная дорога Багдад — Басра, по которой перевозилось подавляющее количество военных грузов для снабжения войск, полностью замерла. Это усилило зависимость иракцев от снабжения автотранспортом. После этого были поражены отремонтированные мосты и понтоны, что привело к огромному скоплению транспорта на дорогах. Затем на длинные вереницы машин налетали тактические штурмовики. В результате лишь немногие водители отваживались продолжить путь, но машин, оставшихся в целости, в любом случае было немного.

Поэтому боевой дух отдельных иракских солдат в целом не имел никакого значения. Были ли иракские солдаты полностью деморализованы бомбежками или по-прежнему столь же фанатичны (как войска СС в свои лучшие дни), их подразделения не могли ни наступать, ни отступать, ни выжить, оставаясь на месте после того, как снабжение было прервано ударами с воздуха. Все это делает атаки на «боевой дух» бессмысленной жестокостью и пустой тратой сил.

Почему прицельные бомбардировки столь отличаются от прочих

То, что прерывание путей снабжения в любом случае заставило бы иракские войска уйти из Кувейта или вызвало бы у них внутренний коллапс из-за голода и жажды, представляется в ретроспективе довольно очевидным. Но и во время войны в Персидском заливе, и до нее сторонники раннего начала наземного наступления яростно настаивали на том, что воспрещение с воздуха «никогда не работает», часто приводя в доказательство опыт Вьетнамской войны. Таким образом, условия Вьетнама с его многочисленными путями с севера на юг через Лаос и Камбоджу, с густыми джунглями, скрывающими большинство участков дорог от наблюдения и атак с воздуха, с множеством пеших носильщиков и велосипедистов наряду с конвоями грузовиков, приравнивались к ситуации в Ираке и Кувейте[158]. Иракские войска были слишком многочисленны для того, чтобы снабжаться столь ненадежным способом, как доставка припасов на верблюдах по ночам. Они зависели от железнодорожной линии на Басру и от двух шоссе с большим количеством важных мостов, которые были ясно видны в пустынной местности без всякого природного прикрытия, а потому полностью доступны для наблюдения и атаки с воздуха. Кроме того, Вьетнам отнюдь не засушливая страна, там хватает риса и воды. Даже если бы линии снабжения северовьетнамских войск были полностью перерезаны, они все равно не испытывали бы недостатка в еде или питье, нуждаясь лишь в пополнении боеприпасов — но и эту потребность можно контролировать, за исключением случаев необходимой обороны против наземных сил противника[159]. Напротив, иракским войскам в Кувейте пополнение снабжения требовалось даже в отсутствие наземных боевых действий, и прервать его было куда проще. Логистическая уязвимость югославской армии в Косове была еще более низкой, чем у северовьетнамцев в Индокитае, несмотря на отсутствие прикрытия в виде густых джунглей: многочисленные дороги, достаточное количество местных источников снабжения и никаких наземных боевых действий, требовавших пополнения боеприпасов.

Перед войной в Персидском заливе также выдвигался аргумент, что воспрещение будет неэффективным, поскольку запасы иракских войск в Кувейте якобы огромны (некоторые оценки исходили из шестимесячного запаса воды и продовольствия). Это стало бы уникальным достижением логистики, но оценки были просто неверны. У некоторых иракских дивизий были месячные запасы самого необходимого. Но воспрещение с воздуха, способное прекратить движение по железным и шоссейным дорогам, может также и атаковать сами склады с запасами — и именно это и произошло: «Другой офицер заявил, что у его дивизии были заготовленные запасы еды, воды и боеприпасов на один месяц. Атаки с воздуха уничтожили 80 % этих припасов»[160].

Воспрещение с воздуха снабжения иракцами своих войск в Кувейте было, таким образом, очень эффективным, и оно могло бы сделать наземное наступление вообще ненужным, длясь достаточно долго — если при этом предполагать (чего, может быть, и не следует делать), что стратегическая цель всей операции была одна: добиться вывода иракских войск из Кувейта. Но, хотя аналогия с Вьетнамом решительно не подходит, она напоминает нам, что воспрощение с воздуха может быть бесполезным, полезным, очень полезным или даже самодостаточным методом ведения войны, в зависимости от конкретных обстоятельств, которые сопутствуют стратегии уровня театра военных действий: это густота транспортной сети и ее открытость атакам с воздуха, уровень проходимости местности вне дорог, длина расстояний и, прежде всего, состав и объем необходимого снабжения. Именно по этой причине (наряду с другими) мощь воздушного воздействия так сильно зависит от конкретной ситуации — таково критическое условие при определении общей роли ВВС в национальной стратегии.

Если быть точным, то не все бомбардировки старого типа с применением неуправляемых боеприпасов были направлены во время войны в Персидском заливе против иракских сил в Кувейте с целью «подготовки поля для наземного сражения». Даже В-52, которые не могли нацеливать свои неуправляемые бомбы индивидуально, как с определенной точностью делают истребители-бомбардировщики[161], тоже применялись для атак на аэродромы, промышленные комплексы и склады на открытой местности. В отличие от рассредоточенных войск, такие цели можно действенно атаковать, не притязая воздействовать на боевой дух. Но сегодня эти цели представляют собой довольно ограниченную категорию, когда есть альтернативные возможности для точных ударов. Например, даже склад на открытой местности лучше всего атаковать управляемыми боезарядами, направленными на его отдельные части; во время войны в Персидском заливе большинство бомб, сброшенных на такие склады, попали в проходы между их составными частями, не причинив вреда. Что же касается различных типов промышленных объектов, то лишь небольшое их количество можно эффективно атаковать экстенсивным рассеянным бомбометанием. Например, завод тяжелого машиностроения не понесет серьезного ущерба, если разрушить кровлю здания: ее обвалившиеся части уберут, и станки останутся практически в целости и сохранности, конечно, если из-за возгорания смазочных материалов не начнется пожар, способный привести к оплавлению оборудования. Даже нефтеперерабатывающие и химические заводы можно гораздо экономичнее атаковать несколькими управляемыми боеприпасами, если их технологические процессы известны достаточно хорошо для того, чтобы вскрыть критически важные участки производства.

Что касается военных аэродромов, то только управляемое оружие может уничтожить ключевые их объекты, которые предположительно будут защищены толстым слоем бетона: ангары для самолетов, бункеры с боеприпасами, командные центры, помещения для летных смен боевой готовности и мастерские по ремонту электронного оборудования. Неуправляемые бомбы могут повредить только незащищенные вспомогательные строения, а также взлетно-посадочные полосы. Это может оказаться очень полезным, чтобы временно приковать самолеты противника к земле, но во время войны в Персидском заливе даже беспримерно пассивные ВВС Ирака сумели довольно быстро использовать общеизвестные теперь ремонтные средства: быстро застывающий бетон для заполнения воронок от бомб, вспомогательные настилы для их прикрытия, перфорированные металлические листы и т. п.

Должный вывод из этого представляется таким: дело не в том, что неуправляемые бомбы и ракеты стали бесполезны — скорее налицо смена ролей различных типов авиационного вооружения. Хотя неуправляемые бомбы по-прежнему официально именуются бомбами «общего назначения» (general purpose, G. Р.: например, «бомба Mk-83, 1000 фунтов, G. Р.»), на деле они стали сегодня высокоспециализированным оружием, в то время как различные типы управляемых боеприпасов стали стандартным оружием воздушной бомбардировки уже после войны в Персидском заливе и действительно являлись таковыми во время войны в Косове. Именно генерализация воздушных атак со средней точностью попадания бомб лазерного наведения в 3 фута, в сравнении с 30 футами точности во время лучших кампаний прошлого, с 400 футами в среднем во время войны во Вьетнаме и 3000 футов во время большинства бомбардировок Второй мировой, привела к появлению преображенной воздушной мощи, способной выиграть войну самостоятельно, результаты чего были впервые продемонстрированы в Персидском заливе в 1991 году и еще нагляднее проявились в ходе войны в Косове в 1999-м, когда наземных операций вообще не было.

Структурирование оптимальной воздушной кампании: теоретический аспект

Таким образом, мы можем прийти к следующему заключению. Если общие условия конфликта вообще допускают успех воздушной войны, то эта война в ее современном исполнении может быть задумана как комбинация трех различных фаз: стратегические бомбардировки для обезвреживания ключевых физических факторов, позволяющих врагу преследовать какие-либо политические или военные цели[162], включая штабные структуры и командные центры, структуры по сбору и распространению информации с их системами связи, соответствующие объекты инфраструктуры общества, а также военно-промышленные и военные объекты; воспрещение снабжения для парализации транспортной инфраструктуры, ее трафика, средств передвижения и складов; и независимые прямые атаки ВВС для срыва оперативных маневров противника путем уничтожения особых видов военного снаряжения, необходимого именно для этих операций (это оборудование далеко не всегда является ценным в смысле абстрактной стоимости) — такие атаки считаются «независимыми», поскольку они не предназначены для поддержки конкретных операций наземных сил. В дополнение к этому логически последними, но оперативно первыми выступают воздушные бои и подавление системы ПВО противника, необходимые, чтобы облегчить выполнение всех указанных выше задач. Это достигается посредством завоевания господства в воздухе и систематическими атаками на радары и другие средства обнаружения, а также на соответствующие системы связи и командные центры, на базы истребителей, ракетных сил ПВО и других средств ПВО.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.