Вне игры

Вне игры

О футболе мне говорить легко и необременительно, как всегда бывает легко и необременительно говорить о тех вещах, в которых ты не понимаешь решительно ничего. Впрочем, слегка лукавлю. Совсем ничего не понимать в футболе практически невозможно. Особенно в нашей стране. Особенно человеку моего поколения. Особенно имея старшего брата, который, сколько я помню его и себя, тяжело и мучительно болел за «Спартак», причем болезнь эта время от времени принимала буквальные формы, ибо, когда какой-нибудь очередной Маслаченко пропускал мимо себя этот бессмысленный шарообразный шматок грубой кожи, у брата повышалась температура и он разве что не начинал бредить. Чужая болезнь не могла не заражать. Она и заражала.

Нет, мимо футбола не пройдешь. Когда из летних окон раздается синхронный вопль восторга, а чаще – отчаяния. Когда из радио на кухне доносится незабываемая скороговорка Вадима Синявского: «Внимание, внимание. Наши микрофоны установлены…» Когда ты садишься в такси, а водитель спрашивает в лоб: «Как сыграли?» Где же взять столько отваги, чтобы так же в лоб встречно спросить: «Кто?» Приходится юлить, изворачиваться и мямлить что-то насчет того, что «не знаю, в метро ехал». Какое метро? Куда ехал? Ох, жалкий лепет оправданья.

Уже давно узаконено, что футбол – главный. Главнее всех в этой номинации. Вот как в театре, например, главнее всех – опера, а в литературе, допустим, – роман. В футболе и флаги побольше, и гимн погромче. И вообще…

Но футбол ведь – это уже не вполне вид спорта. Это не вполне игра. Какая уж тут игра, из-за которой ты готов убить и готовы убить тебя. Как бы ни увлекала знатоков и гурманов тонкая драматургия этой потной беготни, понятно же, что главная проблематика футбола располагается не там, не на поле. Она – вне поля, вне стадиона, «вне игры». Футбол – дело национальное, государственное, международное, глобальное, геополитическое. «Эй, вратарь, готовься к бою. Часовым ты поставлен у ворот. Ты представь, что за тобою полоса пограничная идет» – вот его универсальная формула, впервые прозвучавшая в песне Дунаевского из довоенного кинофильма «Вратарь».

В рекламах страховых компаний любят изображать футболистов, приготовившихся к штрафному удару. Сняты они по пояс, в смысле – ниже пояса, ибо кому же интересна верхняя часть футболиста. Вот стоят они и прикрывают свои гениталии. Но прикрывай не прикрывай, а помни: поражение твоей команды в любом случае обернется хоть и символической, но безвозвратной потерей, потерей либидо. Кастрацией, говоря проще. Да не твоей кастрацией, дурачок, – кому ты нужен. Это будет кастрация твоей родины, державы, если угодно. Помни об этом, помни о пограничной полосе за твоей спиной. Плотней и надежней заслоняй наиболее чувствительные органы своего родного государства.

Нет, футбол – это не игра. Это, как и война, продолжение политики другими средствами. Это национальная идея. Можно вослед известной формуле сказать, что футбол как один из исторически сложившихся эрзацев патриотизма есть последнее прибежище негодяев. Сказать так можно, и это даже довольно соблазнительно, особенно если вспомнить о днях прошлого мирового чемпионата, о том, как наша смена, наши юные патриоты чуть не своротили к чертям собачьим исторический центр столицы своей великой, но незадачливой родины, уже в который раз поруганной азиатами «с раскосыми и жадными глазами».

Но обобщать неправильно. Как неправильно валить в одну кучу разные типы патриотизмов. Да, футбол – мощный провокатор иррациональной агрессивности. Но он же – пусть и в куда более редких случаях – стимулятор благородных порывов. В общем, каково состояние общества, таков и пафос общественного энтузиазма.

Интеллектуалы всех стран не часто бывают заядлыми болельщиками. А те, кто бывают, не склонны, как правило, соотносить свои футбольные переживания с подъемами и спадами национального духа, а тем более с текущей политической конъюнктурой. Впрочем, не всегда. Я помню, как в конце 60-х годов мы все яростно болели за чехов. Правда, это был хоккей, но какая в данном случае разница. Мои знакомые немцы традиционно желают поражения своей футбольной сборной, объясняя это тем, что в случае победы они опасаются взлета «патриотических настроений». «А чем чреваты в нашей стране патриотические настроения, не надо напоминать», – прибавляют они. А вот французские интеллектуалы ликовали по поводу победы своей сборной. Эту победу они восприняли как серьезный удар по ксенофобским тенденциям. Еще бы – в те дни национальными героями Франции стали французы «неместного» происхождения.

А вот у нас-то как? А мы-то что? Как в этот-то раз будет? Пока что, честно говоря, как-то тревожно. Причем тревожно при любом возможном исходе.