Разрешите обратиться

Разрешите обратиться

В самом начале 90-х годов, годов великого перелома во всех сферах общественной и культурной жизни, я наблюдал такую сцену. На троллейбусной остановке стоял пьяноватый мужичок и орал на всю улицу, обращаясь неизвестно к кому: «Господа-а! – с неизъяснимым сарказмом в голосе блажил он. – Тоже мне господа объявились! Ха! Господа! Какие вы на х… господа! Я таких „господ“ на х… вертел!» Что и кого конкретно он имел в виду, было не вполне понятно, хотя основной пафос его короткой, но яркой речи был в общих чертах понятен и, в общем-то, объясним.

Существенно новые времена требовали не только новой этики, но и нового этикета. Этикет никак не складывался. Не сложился он, прямо скажем, и по сю пору.

Октябрьская революция, уничтожившая сословия, заодно истребила и сословную речевую этикетность. «Судари» и «барышни» исчезли как классово враждебные. А наряду с республиканско-революционными «гражданами» и «гражданочками» в городах вместе с наплывом крестьянского элемента обрели хождение патриархально-общинные «мамаши», «бабули» и «сынки».

Особняком стояло обращение «товарищ». «Это слово гордое „товарищ“ нам дороже всех красивых слов», – пелось в песне Дунаевского на слова Лебедева-Кумача. «Тамбовский волк тебе товарищ!» – кричал, размахивая наганом, румяный следователь разоблаченному врагу народа, вчерашнему товарищу. Особенно ужасно звучало это обращение применительно к лицу женского пола. В революционную пору с ее манифестацией всяческой романтической мужественности «товарищ Ольга» звучало даже как-то свежо. Но постепенно коротко стриженный женский «товарищ» в потертой кожанке смутировал до «товарищ Парамоновой» в строгом райкомовском костюме и с высокой прической. Суровый и аскетический советский «товарищ», сохранившись лишь в армии и в милиции, из нынешнего обихода все же исчез. И надо сказать, вовремя. Иначе нынешние феминистки показали бы нам всем такую «товарищь», что мало бы никому не показалось.

Впрочем, уже и в позднесоветские годы «товарищ» как-то скукожился до того состояния, что едва успевал обслуживать лишь достойнейших представителей страны – партийно-хозяйственный актив. А в повседневном обиходе все в большую силу стали входить обращения по половому признаку. Эти «женщины» и «мужчины» оскорбляли нежный слух интеллигентных горожан уже и тогда. Но взамен никто ничего предложить не мог.

Явочным путем кто-то как-то все же пытался. Вот, помню давний эпизод. Мы с моим приятелем заходим в гастроном купить бутылку вина. Время – без десяти семь. В семь, если кто не знает, заканчивалась в те легендарные времена торговля алкоголем. Тетка за прилавком нам говорит: «Все, закрыт отдел». – «Но ведь еще десять минут», – говорю я довольно нервно, что и объяснимо в данной ситуации. «Не знаю ничего, – не менее нервно реагирует продавщица, – мне еще деньги сдавать. Давайте, давайте! Не стойте тут». Мой товарищ говорит: «Подожди. Я сейчас с ней нежно поговорю». «Видите ли, сударыня…» – вкрадчиво начинает мой друг, но продолжить не успевает. «Чего-о? – взвивается тетка. – Сударыня? Милицию, что ли, вызвать? Сударыня! Я тебе щас такую сударыню покажу!» Вина мы не купили.

Или другая история, тоже довольно давняя, рассказанная мне моей хорошей знакомой. В то время, к которому относится рассказ, эта знакомая была привлекательной молодой особой лет тридцати пяти. А выглядела она еще моложе. Так вот, идет она, эта дама, по улице со своим псом, а навстречу ей идет молодой симпатичный африканец. Подойдя, африканец вежливо раскланивается и обращается к ней по-русски, хотя и с сильным акцентом. «Скажи-ка мне, старушка, – говорит он на манер персонажа русской народной сказки, – где здесь метро?» Как же она обиделась! «Какая я тебе старушка!» – стала кричать она на бедного иноземца, виновного лишь в том, что ему как-то никто не объяснил, что старушками не следует называть никого, включая и самих старушек.

Нет, действительно, совсем непонятно, как именно надо обратиться к незнакомому человеку, чтобы он на тебя не обиделся. Всяческие «судари» и «господа», как мы видим, прививаются худо – связь времен порвана, и, кажется, безнадежно. Так вот и мямлим: «Эээ… простите… эээ… не скажете ли…»

А решил я обо всем этом написать по той лишь причине, что буквально на днях в течение одного дня ко мне трижды обратились тремя различными способами.

Утром около моего подъезда ко мне подвалил один из тех страждущих, что постоянно ошиваются в нашем дворе, и сказал: «Отец, выручи десяткой, щас умру». Выглядел он, мягко говоря, ну никак не моложе меня. Я выручил.

Днем я шел по Цветному бульвару, а шедший навстречу человек средних лет, которого, судя по всему, чья-то щедрая душа уже успела как следует выручить, обратился ко мне с неподдельным сочувствием: «Сынок! Милый! Как же ты поседел!» И пошел себе дальше. Пошел дальше и я.

А вечером того же дня кассирша в нашем супермаркете и вовсе огорошила меня вопросом, однозначного ответа на который у меня не нашлось, что и понятно. Она спросила: «Молодой человек! А пенсионное удостоверение у вас при себе?»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.