Цикличность «экономической моды»
Цикличность «экономической моды»
Столь же цикличны – как и подъёмы-спады в экономике – экономические пристрастия людей. Длинный цикл вмешательства государства в экономику, ради её регулирования для достижения полной занятости и умеренных колебаний бизнес-активности, продолжался на Западе с 1930-х по 1970-е годы (он ассоциируется с именами президента США Франклина Рузвельта и экономиста Джона Мейнарда Кейнса). Затем он сменился либеральным циклом экономического дерегулирования.
Этот либеральный цикл начался с инфляции 1970-х годов, которая выглядела, как результат кейнсианской политики. Экономический гуру той эпохи Мильтон Фридман утверждал, что намеренное стремление к полной занятости обусловило рост инфляции, и что правительства должны сконцентрироваться на сохранении «здоровых» денег, позволив экономике самой заботиться о себе. Его последователи утверждали, что без явных правительственных интервенций сами экономики – естественным путём – будут приводить к полной занятости, увеличению инноваций и более высоким уровням роста.
Сегодня этот цикл, по всей видимости, закончился. Явно и повсюду идёт переход от либерализма к усилению государственного управления. Вновь государства желают рефинансировать банковскую систему, ради оживления ипотечных рынков и предотвращения экономического спада. Можно предположить, что раз уж правительства начали вмешиваться столь масштабно, то эта политика надолго станет постоянной.
Многих такая цикличность «экономической моды» ставит в тупик. Кое-кто даже склоняется к тому, чтобы усомниться: является ли экономика наукой? Ведь трудно представить естественную науку, в которой ортодоксальность колеблется между двумя полюсами. А на деле, просто для разных задач используются разные подходы. Например, наличие квантовой механики не делает ненужной классическую физику! Есть задачи, которые эффективно решаются классической теорией, а есть задачи, успешно решаемые квантовой. Главное, не следует возводить в абсолют то или иное мнение.
Некоторые специалисты считают: научные сбои происходят из-за того, что экономические теории, увлекаясь математическими моделями, абстрагируются от многих решающих особенностей реального мира. В самом деле: классическая экономика 1920-х годов абстрагировалась от проблемы безработицы, предположив, что её не существует; кейнсианская экономика 1930-х абстрагировалась от проблемы некомпетентности чиновников и коррупции, предположив, что правительства управляются всеведущими, великодушными экспертами; либеральная экономика последних десятилетий абстрагировалась от проблемы неуверенности, предположив, что её можно уменьшить до измеримого (страхуемого) риска.
Историк Артур Шлезингер отмечал, что циклы государственного регулирования подвержены коррупции власти, либеральные циклы – коррупции денег. Если попросту, у обоих циклов есть свои характерные выгоды и затраты. Но увидеть это можно, только встав «над» циклами. Иначе экономисты теряют ориентир: какими уравнениями следует пользоваться в тех или иных ситуациях? В итоге, уцепившись за одну из «модных» теорий, они, получив успех на локальном временном участке, возводят свой подход в абсолют, с тем, чтобы годы спустя хвататься за другие теории.
А ведь существует ещё подход Маркса, который объяснял цикличность тенденцией нормы прибыли к понижению!
В нааше время марксизм не в чести. Подвергается высмеиванию не только собственно теория Маркса, но и он сам как личность. Как более значимых экономистов называют других: например, Дж. Кейнса, И. Шумпетера, Дж. Гэлбрейта. А мы напомним, что как раз эти деятели весьма иысоко оценивали историческое значение Маркса и его учение. Гэлбрейт в 1977 году писал: «Если мы согласимся, что Библия является творчеством коллектива авторов, то только Мухаммед может соперничать с Марксом по числу приверженцев и почитателей, рекрутируемых одним автором… Сейчас же количество последователей Маркса далеко превосходит количество сыновей Пророка». Даже после развала СССР интерес к марксизму на Западе не только не угас, а ещё более усилился. Также и знаменитый австрийский экономист и социолог И. Шумпетер рассматривал Маркса как гения, пророка. Гэлбрейт оценивал Маркса как «одного из самых эрудированных политических философов своего времени».[39]
По Марксу, конкуренция заставляет капиталистов увеличивать производительность труда на своих предприятиях, чтобы прежнее количество работников за прежнее время могло произвести больше товаров. Из-за этого капиталисты должны вкладывать относительно большую часть капитала в средства производства и относительно меньшую – в наём работников. А когда норма прибыли падает, возросший капитал производит такую же или даже меньшую прибавочную стоимость. Появляющийся добавочный капитал становится трудно вложить прибыльно: дальнейшее инвестирование хоть в средства производства, хоть в труд не ведёт к росту прибылей, поэтому капитал перестаёт идти в данное производство и ищет новую область приложения. Избыточный капитал в некоторой пропорции распределён между капиталистами, уже присутствующими на рынке, и теми, кто пытается на этот рынок войти. Первые избегают инвестировать свой добавочный капитал, опасаясь дальнейшего падения прибыли и соответствующего обесценения своего капитала. Вторые, пытающиеся войти на рынок, могли бы в этой ситуации потеснить тех, кто уже присутствует, но это ведёт к дальнейшему падению прибыли. Как бы то ни было, определённая часть капитала остаётся без движения, а весь капитал обесценивается.
Так происходит обострение конкуренции, но не в распределении прибылей, а в разделе убытков – весь класс капиталистов несёт убытки, но это не означает, что их понесёт каждый отдельный капиталист и что убытки распределятся равномерно. Хитрость и мошенничество приобретают в этой ситуации особенное значение.
Первой страдает та часть капитала, которая находится в акциях и прочих бумагах, отражающих стоимость той части производственного капитала, которая сама обесценивается: лопаются «мыльные пузыри» на бирже, обваливаются индексы и т. д.
Значительная часть товаров всё ещё продаётся, – но по сниженным ценам, что также приводит к обесцениванию капитала, который эти товары представляет. Сейчас мы это видим на примере обвалов рынка недвижимости и падения цен на нефть. А падение цен приводит к приостановлению процесса воспроизводства, а это, в свою очередь, тянет за собой массовые увольнения наёмных работников, и снижение зарплат тех, кто не был уволен. В силу этих мер сокращается рынок сбыта товаров, что углубляет кризис.
Таким образом, через тенденцию падения нормы прибыли можно объяснить капиталистический цикл в целом, а также обосновать закономерность периодических кризисов. Эта теория показывает, каким образом кризис начинается как раз после того периода, когда зарплаты наёмных работников наиболее высоки, и каким образом возможен кризис даже при свободном перетекании капитала между отраслями и отсутствии фатального дисбаланса между ними.
Все три феномена капиталистической экономики, связанные с кризисом (противоречие производства и потребления, анархия производства и дисбаланс между отраслями и подразделениями общественного производства, тенденция нормы прибыли к падению) есть проявление более общего закона: противоречия между общественным характером производства и частным присвоением.
Глобализация дала капитализму возможность выхода за национальные границы, что на какое-то время позволило притормозить тенденцию нормы прибыли к сокращению. Например, после кризиса 1973—1975 годов капитал устремился в страны с низким уровнем заработных плат – в Индию, Корею, Тайланд и т. п. Перемещение промышленного производства в зону «Третьего мира» позволило поднять прибыльность и придать системе новую динамику. Затем для капиталов оказались раскрыты страны бывшего социалистического блока. Но как мы сегодня видим, и этот резерв не безграничен!
Происходящая на этом фоне «перелицовка» правящих классов из неолибералов в кейнсианцев мало чему поможет. Преодоление кризиса и новое возрастание нормы прибыли невозможно через простое введение государственного регулирования экономики и переход к протекционизму. Необходимо усиление капиталистической эксплуатации и переход капитала в зоны, где рабочая сила ещё дешевле (таких осталось немного – Африка, сельские районы Индии и т. п.). В итоге, как всегда, будут искать выход в подогреве экономики при помощи военных заказов и развязывании локальных войн. Напомним, что в 1998-м на первые кризисные явления США ответили военной кампанией в Югославии, в 2001-м это был Афганистан и Ирак.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.