Практическое значение недовольства силовых структур

Практическое значение недовольства силовых структур

Практические последствия недовольства представителей силовых структур ни в коем случае не следует переоценивать – так же, как не стоит недооценивать масштаб и глубину этого недовольства.

В предстоящем системном кризисе представляется крайне маловероятным не только переход сколь-нибудь значимой части силовых структур на сторону отстаивающего свои права общества, но даже и простой их нейтралитет по образцу наблюдавшегося во время пародийного «путча ГКЧП» в 1991 году или недавних «оранжевых» революций на Украине и в Киргизии.

В качестве аксиомы стратегического прогнозирования следует признать то, что силовые структуры, по крайней мере, на первом этапе системного кризиса, в целом останутся послушным инструментом правящей бюрократии. Назойливые предположения ряда правых либералов о том, что их представители в сколь-нибудь значимых масштабах будут отказываться «стрелять в народ», следует признать не только недопустимо расхолаживающими, но и в целом заведомо не соответствующими действительности.

В то же время отдельные проявления системного недовольства сотрудников силовых структур, весьма существенно облегчающие деятельность ответственных сил общества, представляются практически неизбежными. Это прежде всего халатное отношение к своим обязанностям и скрытое сочувствие населению, выражающееся не только в склонности к ограничению масштабов применения насилия, но и в реальном информационном сотрудничестве, включая передачу оппозиционерам как аналитической, так и – в отдельных случаях – оперативной информации. (Понятно, что в данном случае идет речь о действительно добросовестном информировании ради достижения каких-либо частных целей либо удовлетворения личных представлений об общественном благе или простой справедливости, а не об актах информационной войны, ставших обыденными в последние годы.)

Главным же проявлением недовольства, постепенно копящегося в недрах силовых структур, следует признать вероятное появление стремления играть в собственную уже не локальную, а глобальную политическую игру, самостоятельно решать собственные ведомственные задачи (а то и специфически понимаемые задачи развития всего общества) при помощи стимулирования сначала оппозиционного, а затем, вероятно, и революционного движения. Отдельные проявления этого, по некоторым оценкам, уже наблюдаются, но пока они незначительны и сосредоточены преимущественно в сфере политической аналитики и в самом лучшем случае – публицистики.

Когда же представители силовых структур начнут для достижения своих узко корыстных, а часто и сиюминутных целей стимулировать практическую организационную деятельность и формирование массовых организаций, судьба правящей бюрократии и всей олицетворяемой ею политической системы будет решена окончательно.

Дополнительные штрихи в картину внесут профессиональная готовность многих представителей силовых структур к применению насилия, их широкие оперативные (весьма вероятно, ставшие в последние полтора десятилетия и долгосрочными стратегическими) связи с националистическими и религиозными движениями, в том числе экстремистскими, а также с организованной преступностью, включая наркомафию и, возможно, террористические сети.

Для понимания практических последствий этого стоит вспомнить, что в формировании демократического движения в Советском Союзе в конце 80-х годов и в его приходе к власти в России и некоторых других бывших союзных республиках весьма существенную, если вообще не решающую роль сыграли, по всей вероятности, некоторые структуры в рамках советских спецслужб. Эти структуры, насколько можно понять, вполне сознательно стремились освободиться из-под контроля ЦК КПСС при помощи демократического (в союзных республиках быстро приобретшего вид националистического) движения, используемого ими как сверхэффективный политический таран. Однако они, в полном соответствии с теоретическим постулатом о невозможности управления по-настоящему широким общественным и при этом антигосударственным движением силами и методами спецслужб, не справились со своей задачей и в результате – безусловно, помимо своего желания – сыграли решающую роль в разрушении страны.

Важнейшей задачей современной оппозиции представляется не организация революции и даже не взятие власти, – этот вопрос, как представляется, будет успешно решен за нее и без нее современной правящей бюрократией, – но сохранение целостности страны после того, как эта бюрократия с неизбежностью «малолетнего имбецила, тупо и методично мучающего кошку», доведет ее до революции.

Следует понимать с беспощадной ясностью, что запутанные и противоречивые политические игры, затеваемые силовыми структурами из-за ширящегося в них недовольства развитием общественно-политической ситуации, с неизбежностью станут одним из фундаментальных – именно фундаментальных, играющих определяющую роль факторов сваливания России в системный кризис. После начала этого кризиса, в ситуации предреволюционного хаоса и революции, эти же самые игры, несмотря на весь рудиментарный патриотизм сотрудников силовых структур, с легкостью могут превратиться в едва ли не главную угрозу территориальной целостности и самому существованию нашей Родины. (Представляется значимым и то, что в условиях системного кризиса начатые силовыми структурами игры частично перейдут из-под их контроля под контроль иных, в том числе и глобальных, и иностранных политических сил, а частично – приобретут собственный, уже никак не контролируемый никакими государственными структурами динамизм и внутреннюю логику развития.)

Это накладывает на ответственную часть российской оппозиции весьма существенные качественно новые, совершенно непривычные для нее и по-настоящему тяжелые обязательства по организации не просто политической борьбы, но и государственного строительства в весьма мало подходящих для этого условиях.