«Мы не дрогнем в бою, за столицу свою»
«Мы не дрогнем в бою, за столицу свою»
Младший сержант Юрий Мажоров выключил радиостанцию. Слипались глаза после бессонной ночи, затекла спина. Он встал из-за стола. В это время, откинув полог плащ-палатки, который заменял дверь, в их помещение вошел посыльный из штаба дивизиона.
– Мажоров, тебя к командиру!
Натянув поглубже на уши шапку, запахнув шинель, младший сержант вышел на улицу. Морозный воздух перехватил дыхание. Прошло три месяца, как их 490-й отдельный радиоразведывательный дивизион был переброшен из Среднеазиатского военного округа под Москву, а он никак не мог привыкнуть к этим холодам.
Да и как тут привыкнешь, если зимние холода 1941–1942 годов и вправду были лютыми. Мороз держался долго, температура опускалась ниже 40 градусов. Там, в Ташкенте, где прошло его детство и юность, он и представить не мог, что существуют на свете такие холода, такие суровые зимы.
Мажоров шел, бежал к штабу, закрывая рукавицами мерзнущее лицо, а в голове скакала тревожная мысль: зачем он понадобился командиру дивизиона? Служил вроде исправно, дисциплинированно, но какое-то недоброе предчувствие тяготило сердце.
Ну вот наконец и штаб. Он располагался в одном из зданий бывшего узла связи Красной армии. Когда в середине декабря дивизион был передислоцирован сюда, в поселок Ленино-Дачное, здесь стояли только коробки домов без крыш, окон и дверей. Теперь дивизион худо-бедно обжил это пространство.
Мажоров отыскал кабинет командира дивизиона, доложил о прибытии. В кабинете, кроме командира майора Логинова, были начальник штаба капитан Иванин и начальник оперативного отдела капитан Крылов.
Первым заговорил командир.
– Наши войска отбросили немцев от Москвы, где на 150 километров, а где и на 250.
Юрий хоть и был младшим сержантом, но обстановку на фронте знал не хуже командира дивизиона. Знал, что Красная армия освободила города Калинин, Калугу, оставили фашисты и Тулу.
– Однако налеты на Москву продолжаются, – майор Логинов склонился над картой, развернутой у него на столе, – и теперь они все чаще проходят ночью. Я правильно говорю, товарищ младший сержант?
– Так точно, товарищ майор! – ответил Мажоров и тут же понял, к чему клонит командир. У него засосало под ложечкой. Он ведь докладывал тому же майору Логинову, что их радиостанция (РСБ), предназначенная для самолетов-бомбардировщиков, а с началом войны приспособленная для работы на земле, никуда не годится. Нет, нельзя сказать, что ее вовсе нельзя использовать. В Средней Азии они работали на РСБ на расстоянии в тысячи километров. Но это было в Ташкенте, где всегда много солнца, света, тепла. А отражение радиоволн от ионосферы Земли сильно зависит от солнечной активности, когда ионосфера насыщена электронами.
Но Москва – не Ташкент, тем более зимой, да еще ночью. Мажоров понял это еще в октябре, когда они развернулись в районе Коврова.
Тогда на фланги выслали две группы с радиопеленгаторами километров на сто в разные стороны. Один из радиопунктов оказался под городом Муромом.
Юрий на своей радиостанции ждал сигнала из Мурома двое суток. Не дождался. Стало ясно, что прямая связь на нашей радиостанции возможна только на небольшие расстояния, так как волна быстро затухает, ее поглощают объекты, расположенные на пути распространения.
Увы, эти обстоятельства до войны почему-то никто не учитывал, и никаких пособий, инструкций по работе на коротких волнах в дивизионе не было.
Обо всем произошедшем Мажоров тогда же доложил командиру. Ответ начальства не блистал оригинальностью: «Нет связи? Устанавливай!» Но как это сделать радисту-сержанту?
Отсутствие ночной связи штаба дивизиона с пеленгаторными пунктами, видимо, мало беспокоило командование. Немцы делали налеты в основном в светлое время суток, а днем связь была. И вот фашистские летчики изменили тактику. Теперь они стараются прорваться к Москве по ночам. А в это время дивизион глух и нем: штаб не слышит пеленгаторщиков, пеленгаторщики – штаб. Выходит, радиодивизион, по сути, небоеспособен.
У Мажорова похолодело внутри. Он сам испугался этой мысли. Майор внимательно смотрел на младшего сержанта. Командир не стал говорить о небоеспособности дивизиона. Такие слова, произнесенные вслух, могли стоить ему жизни. И он это понимал.
– Значит, немцы все больше летают по ночам. А у нас ночью с пеленгаторными пунктами связи нет. Так, Мажоров? – спросил Логинов.
– Так... – кивнул совсем не по-уставному младший сержант.
В кабинете установилась тишина.
– Разрешите, товарищ майор, – сказал Мажоров сдавленным, сухим голосом и, не ожидая разрешения, стал говорить.
– Я уже докладывал, что без переделки нашей радиостанции ночью связь обеспечить нельзя. Волны не проходят.
И тут заговорил начальник штаба, стоявший у окна и доселе молчавший.
– Волны, говоришь, не проходят, сержант? – Он раскинул руки и хлопнул себя по бокам. – А голова тебе на что дана и руки? И волны, я тебе скажу, ни при чем. – Начштаба подошел почти вплотную к Мажорову. – Если не будет связи ночью, я тебя расстреляю.
В кабинете вновь повисла тишина.
Мажоров понимал, что подвести подчиненного под расстрел в ту пору не составляло туда. Более того, такие случаи были, и он о них прекрасно знал. Понимал Юрий и другое, что молчать нельзя, надо защищаться.
Подавляя внутреннюю дрожь и собравшись с силами, младший сержант сказал:
– Знаю, что расстрелять меня во фронтовой обстановке не составляет труда, но связь от этого все равно не появится...
И Мажоров вновь повторил все, что знал о распространении волн, их отражении от ионосферы, зависимости от солнечной активности.
Когда он закончил, начальник оперативного отдела капитан Крылов поинтересовался:
– Так что можно сделать в этих условиях? Ты же сам понимаешь, Мажоров, мы должны найти выход.
– Он есть, – ответил младший сержант, – надо переделать нашу РСБ.
– Что тебе для этого надо?
– Нужны воздушные конденсаторы переменной емкости. Их можно демонтировать из некоторых приемников. Например, из приемника БУ-234 или СИ-235.
– Хорошо, – в конце концов, закончил командир. – Иди, работай.
Мажоров развернулся и вышел из кабинета. Его вроде и отпустили, а на душе кошки скребли.
... Недели через полторы Мажорова вновь вызвал командир дивизиона и вручил бумагу. В ней говорилось, что для выполнения спецзадания младшему сержанту Мажорову Ю. Н. разрешается работа в спецхранилище и демонтаж деталей из радиоприемников.
Юрию выделили автомашину, дали в помощь старшину Казанцева, и они выехали в деревню Черемушки, где и находилось то самое спецхранилище, в котором складировались отобранные у населения в начале войны радиоприемники.
Мажоров ехал и не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, его, наконец, услышали, дали разрешение, словом, все то, что он просил, с другой... Если он ошибается в своих расчетах и у него не получится модернизировать эту радиостанцию? Ведь он не инженер и даже не техник, его забрали на фронт с последнего курса техникума связи. У него и диплома-то нет.
Только он понимал, кому сегодня нужен его диплом? Нужна связь. Если ее не будет, расстрелять, возможно, и не расстреляют, но штрафбат обеспечен. Да, заманчивая перспектива.
Потом, с годами, уже после войны, он будет анализировать эту во многом парадоксальную, и в то же время весьма не простую ситуацию, которая могла закончиться для него трагедией.
Он был всего лишь младшим сержантом, и в его обязанности не входила реконструкция передающей аппаратуры. Такой аппаратуры, которая создавалась конструкторами и производителями. И тем не менее за отсутствие связи на ней спрашивали ни зампотеха дивизиона, ни старшего техника, а его. Даже грозились расстрелять.
Ответ тут только один. И командир дивизиона, и даже скорый на расправу начштаба понимали, что именно Мажоров сможет решить эту сложную техническую задачу и вытянуть РСБ на нужный уровень.
Так, собственно, и случилось.
Вот как об этом вспоминает сам Юрий Мажоров, ставший после войны ученым, генерал-майором, лауреатом Ленинской и двух Государственных премий.
«Хранилище располагалась в здании, где до войны был институт. Оно размещалось на втором этаже. Какой-то сотрудник повел меня туда. Снял печати, открыл дверь и включил свет.
Передо мной оказались сотни приемников самых различных марок. Они стояли в шкафах, на столах, штабелями на полу.
В довоенные годы наиболее распространенными были приемники СИ-235, ЭЧС-2, ЦРЛ-10. Перед войной Минский радиозавод выпустил приемник «Пионер» и приемник более высокого класса «Маршал».
Я с собой прихватил плоскогубцы, кусачки и отвертку. Отобрал восемь приемников 6Н-1 и начал свою разрушительную работу.
Был уже вечер, а дело шло не быстро. Наблюдавший за мной соглядатай утомился и решил пойти попить чаю и отдохнуть.
Когда я закончил, мне дали подписать акт, в котором излагалось, что изъято из приемников, – а все они имели внутри копии квитанций об изъятии приемника на хранение на весь период войны.
В часть мы вернулись поздно. На другое утро я приступил к практической реализации замысла по переделке РСБ.
... Уже на следующий день с пеленгаторных пунктов сообщили об отличной слышимости на протяжении всей ночи».
Так работали радиоразведчики 490-го отдельного радиодивизиона Главною командования.
Однако в битве под Москвой разведку немецко-фашистских войск вели также воины 474-го и 480-го дивизионов, 151-й отдельной радиостанции ОСНАЗ Западного фронта, 347-й дивизион Брянского фронта.
В январе 1942 года к ним присоединился 339-й дивизион Калининского фронта.
Радиоразведчики старались добывать информацию о противнике, его группировках войск и направлении главных ударов.
В сентябре 1941 года на основании донесений радиоразведки командованию был сделан доклад о развертывании трех группировок немецко-фашистских войск, готовых к наступлению на Москву.
Части и подразделения одной из группировок располагались в районе Бобруйска, Мглина, Унечи, танковые войска – в районе Шостки.
Во вторую группировку входила 9-я армия, со штабом в г. Велиже, что в Смоленской области, и 3-я танковая группа, сосредоточенная в районе Духовщины и Андреаполя.
В районе Смоленска, Рославля, Починка, Монастырщины были вскрыты войска третьей группировки.
Начальник разведки Западного фронта генерал Т. Корнеев потом напишет в своих мемуарах: «23 сентября 1941 года разведка фронта точно установила, что противник готовится к наступлению и создал для этого крупную группировку войск перед Западным и Резервным фронтами.
На основании этих данных командование Западного фронта 25 сентября 1941 года отправило в Ставку первое донесение, а 26 сентября – второе донесение с указанием конкретных районов сосредоточения врага... Главную роль в обнаружении наступательных группировок выполнила радиоразведка Западного фронта...
К этому времени значительно лучше стали работать авиационная и другие виды разведки, но первенство во вскрытии оперативных и тактических резервов противника принадлежало радиоразведке».
Важно, что радиоразведке удалось установить и первые признаки непосредственной подготовки немецко-фашистских войск к наступлению. 28 сентября была вскрыта дислокация гитлеровских аэродромов в Духовщине, Смоленске, Климовичах, Унече.
В последний день сентября «слухачи» Западного фронта зафиксировали возрастающую активность разведывательной и бомбардировочной авиации противника. 1 октября удалось установить наращивание сил ВВС Германии на аэродромах Могилева, Смоленска и Жлобина.
... Наступление немецко-фашистских войск по плану «Тайфун» началось 30 сентября на брянском и 2 октября на вяземском направлениях. В тот же день 2 октября радиоразведчикам удалось установить, что группировка, действующая из района Шостки, наступает в направлении Орла, а подвижные части гитлеровцев уже достигли железнодорожной линии Навля – Льгов.
Через два дня удалось вскрыть направления наступления частей рославльской группировки. Немцы шли на Юхнов и Медынь.
Оставалось установить направления главных ударов 9-й армии и 3-й танковой группы. 5 сентября радиоразведка доложила: войска движутся в сторону Гжатска и Ржева.
В ходе этой работы разведчики отслеживали также рубежи, достигнутые фашистскими войсками.
Следует отметить и еще одну важную особенность. Как сказал мне однажды генерал-майор Юрий Мажоров, «немцы с видимым пренебрежением относились к нашей радиоразведке. Сплошь и рядом первый и второй год войны шли передачи их разговоров прямым текстом, без зашифровки. И только в 1943 году они ввели жесткое ограничение на работу с открытым текстом».
Что ж, такое «пренебрежение» было нам на руку. Уже в октябре 1941 года части ОСНАЗ Западного фронта начали вести регулярный радиоперехват открытых переговоров пехотных и танковых частей 3-й и 4-й танковых групп, 4-й и 9-й полевых армий «Центр», участвовавших в операции «Тайфун».
В последующем все фронтовые части радиоразведки добывали ценные разведсведения, полученные именно таким путем.
Активное освоение сетей радиосвязи противника позволило выработать стройную систему перехвата открытых переговоров в тактическом звене гитлеровских войск.
Поистине неоценимый вклад в дело изучения организации и тактики радиосвязи фашистской армии внесли документы, добытые нашими солдатами и офицерами на фронтах и представляющие огромную оперативно-стратегическую ценность. Речь идет о трофейных материалах по радиосвязи, которые определяли порядок назначения и смены позывных, частот и указывали их принадлежность к определенным воинским частям.
В достаточно толстом книжном томе, который представляла собой таблица «Д», были сведены воедино тысячи позывных, расположенных по строкам и вертикальным колонкам. Строки выделялись штабам дивизий, корпусов, армий, групп армий, Ставке Главного командования.
Свои отличия имели позывные танковых войск. Вертикальная колонка отводилась на каждый день месяца.
Вскоре серьезное изучение этого документа дало свой результат – удалось «привязать» позывные радиостанций к штабам дивизий, корпусов, армий. 10 октября радиоразведчики вскрыли дислокацию штаба 2-й армии, на следующий день – штаба 4-й армии.
А вскоре радисты дивизионов ОСНАЗ пошли еще дальше. 14 октября в составе 4-й немецкой армии было обнаружено соединение, которое прежде действовало против войск Ленинградского фронта и входило в состав 18-й армии вермахта. Стало понятно, что фашисты перебросили под Москву дивизию, сняв ее с Ленинградского направления. 23 октября подобное повторилось на калининском направлении. Радиоразведкой была обнаружена часть из состава 41-го механизированного корпуса. Ее также передислоцировали из-под Ленинграда.
На следующий день удалось опознать 40-й механизированный корпус, который действовал в районе Можайска.
С 24 октября отчеты радиоразведчиков изменились: появились первые признаки того, что противник выдыхается, истощаются его силы и он начинает переброску резервов.
На калининском направлении вышли в эфир радиостанции, принадлежащие резервной группировке войск, ранее дислоцированной в Смоленске. 25 октября «слухачи» частей ОСНАЗ засекли радиосеть 19-й танковой дивизии. Ее перебросили с осташковского направления под Малоярославец. Начиналась большая перегруппировка войск. Шла замена свежими частями 4-й танковой группы. Далее войска этой группы следовали с малоярославецкого направления на можайское. 27 октября удалось вскрыть переброску частей противника через Фатеж на Орел и дальше к фронту.
Интересен тот факт, что радиоразведке Красной армии в этот сложный период удавалось не только раскрывать направления переброски сил и средств, их концентрацию, но и состояние войск. В частности, удалось узнать, что немецкие войска, наступающие на калужском и тульском направлениях в условиях распутицы и бездорожья, при недостатке автотранспорта вынуждены переходить на конную тягу. А это означало, что их поступательное движение нарушено.
Во многих танковых частях потери оказались настолько большими, что пришлось среди армейских шоферов искать бывших танкистов и пересаживать их на боевые машины. 29 октября радиоразведка доложила командованию фронта информацию о сосредоточении нескольких отрядов бомбардировочной авиации на аэродромах близ Ярцева и Вязьмы. Это говорило о том, что наступление противника на Западном фронте замедлилось из-за потерь в личном составе и технике. Противник подтягивает резервы. Также следует ожидать активизации действий дальней бомбардировочной авиации.
... 1 ноября командующий фронтом Георгий Жуков должен был ответить на вопрос Иосифа Сталина о том, позволит ли обстановка провести торжественное собрание и парад на Красной площади в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
В основу ответа, разумеется, были положены различные разведданные, но надо отметить, что свой вклад внесла и радиоразведка. Во всяком случае, выводы Жукова однозначно близки к тем, которые сообщала радиоразведка.
«В ближайшие дни, – писал в своем ответе Георгий Константинович, – противник не в состоянии начать большое наступление. Он понес в предыдущих сражениях значительные потери и сейчас занят пополнением и перегруппировкой войск. Что же касается его авиации, то она может, и наверняка будет действовать».
В ноябре 1941 года фашисты готовили новое наступление на Москву. Естественно, они проводили перегруппировку своих сил.
Перед радиоразведкой была поставлена задача: вскрыть вражескую группировку и разгадать замыслы фашистов.
Что удалось сделать? С полным основанием можно сказать: сделано было немало. Радиоразведка выявила ударные группировки 2-й танковой армии под Тулой, 4-й армии южнее Наро-Фоминска, 40-го и 46-го мехкорпусов, объединенных в 4-ю танковую группу в районе Гжатска, 3-ю танковую группу северо-западнее Волоколамска, 9-ю армию и 41-й механизированный корпус западнее Калинина.
Что же касается авиации, то активизация авиационной разведки была замечена уже 5 ноября, а на следующий день вскрыто ее сосредоточение на аэродромах Вязьмы, Ярцева, Сычевки, Ржева.
Кстати говоря, о борьбе нашей радиоразведки с ВВС Германии следует сказать особо. Дело в том, что в предвоенные годы для военного руководства страны была характерна недооценка роли радиолокации в обеспечении обороны страны. Уже в 1939 году появились сообщения о том, что восточное побережье Великобритании было оборудовано радиосистемами, которые предупреждали о налетах фашистских самолетов, когда те находились за сотни километров.
Иное дело у нас. Еще в 1937 году трое ученых – Юрий Кобзарев, Николай Чернецов и Павел Погорелко – создали первый в стране импульсный радиолокатор. Чтобы убедить военных в необходимости и ценности такого изобретения, пробились на прием к маршалу Кулику. Он их принял. Ученые доложили, что им удалось создать локатор, который ночью, в туман, в любую погоду на расстоянии 100 км может обнаруживать самолет, сопровождать его и давать точные координаты.
Выслушав их, Кулик спросил:
– Что же вы хотите?
– Хотелось бы создать опытный образец, который потом можно запустить в производство, – ответили ученые.
– И для этого нужно? – уточнил маршал.
– Для этого надо две автомашины с фургонами и одна передвижная электростанция.
Ученые видели, как напрягся Кулик.
– У... у... две машины, электростанция, – разочарованно произнес маршал. И вдруг его лицо озарила догадка. – Эх вы, ученые, – рассмеялся Кулик, – какой локатор? Ночью-то самолеты не летают.
Ученые были в шоке от широты познаний заместителя наркома обороны. И только перед самой войной, когда Кобзареву, Чернецову и Погорелко за их изобретение была присуждена Сталинская премия, маршал Кулик зашевелился, согласился запустить в производство локатор. Но было уже поздно, грянула война.
Таким образом, осенью-зимой 1941 года система обороны Москвы от налетов вражеской авиации состояла из трех элементов: зенитной артиллерии, самолетов-истребителей и аэростатов.
Для предупреждения о приближении немецких бомбардировщиков была развернута служба ПВО – называлась она в ту пору ВНОС, что означало «воздушное наблюдение, оповещение, связь». Чтобы обнаружить самолеты, применялась звукоулавливатели, ночью к ним присоединялись прожекторы.
Аэростаты на тросах заставляли гитлеровские самолеты подниматься выше, таким образом, снижалась точность бомбометания. А вот дальность звукоулавливателей, как правило, не превышала 10-12 километров, и толку от них было мало, особенно когда враг подошел к самой Москве.
Для раннего оповещения о налетах посты ВНОС надо было иметь на территории, не занятой противником, иначе эта служба не имела возможности своевременно предупреждать о приближающихся самолетах.
Понятно, что проблема раннего предупреждения в 1941 году стала крайне важной и болезненной. Справиться с этой задачей, к счастью, удалось радиоразведке.
Как правило, на бомбежку Москвы фашистские самолеты поднимались с разных аэродромов. Чаще всего это были аэродромы Минска, Барановичей, Орши, Могилева.
Стартовав и набрав высоту, бомбардировщики выстраивались в боевой порядок. Ведущий выходил в эфир, проверял связь, вызывая ведомых.
Каждое звено отвечало ведущему, а в это время наши части ОСНАЗ перехватывали их переговоры и определяли примерный состав группы, а также пеленг самолетов.
Через 20-30 минут процедура радиосвязи повторялась. Радиоразведчики принимали и эту порцию сигналов. В результате работы становилось понятно, откуда стартовали фашисты, куда летят и, наконец, сколько их.
Подобные весьма ценные данные попадали в руки наших радио-разведчиков как минимум за час до подлета немецких бомбардировщиков к Москве. Разумеется, сразу шло оповещение штаба ПВО столицы.
Были, правда, и здесь свои трудности. Так, на первых порах достаточно просто обнаружив радиообмен между бомбардировщиками, разведчики ОСНАЗ не могли понять, почему они не слышали переговоров между истребителями. Ведь именно истребители, имея превосходство в воздухе, просто пиратствовали на дорогах. Они не только атаковали колонны, но гонялись за отдельными автомобилями, повозками и даже людьми.
«В ноябре, как-то, будучи в Москве для сопровождения документов, – рассказал мне генерал-майор Юрий Мажоров, – я случайно оказался на площади где-то в районе Большого театра. Там были выставлены для обозрения сбитые немецкие самолеты.
К самим остаткам самолетов не подпускали, но я обратил внимание, что на бомбардировщиках от стабилизатора к носу легко протянуть трос-антенну. Мне даже показалось, что там есть точки крепления. Но ничего такого я не увидел на «мессершмитте». Зато на нем был виден какой-то изогнутый, словно рог, кусок металла. У меня возникла мысль, что на истребителе нет коротковолновых станций, поэтому мы и не слышим их в эфире.
Но связь же должна у них быть! В то время не с кем даже было посоветоваться, хотя еще до войны я знал, что существуют ультракороткие волны и с ними ведутся работы. Это я узнал из журнала «Радиофронт», но эти сведения публиковались под рубрикой «За рубежом».
О работах в нашей стране ничего не сообщалось, радиовещания на УКВ не было, не слышали мы ничего и об ультракоротковолновых приемниках.
Потом, в конце 1941-го и в начале 1942 года я сам снял с «мессершмитта» рацию. Она работала именно в диапазоне УКВ. Вот почему мы не слышали и не принимали сигналов с истребителей! Не было у нас на вооружении ни приемников разведки, ни радиопеленгаторов УКВ.
Кстати, а тот приемник с «мессершмитта» очень нам пригодился. Мы научились использовать его против немцев, и весьма эффективно. Фашисты, к счастью, до конца войны верили, что у нас нет средств УКВ, и переговоры вели на ультракоротких волнах открытым текстом».
Однако вернемся к подготовке второго наступления немцев на Москву. 13 ноября радиоразведчики наших частей ОСНАЗ перехватили поистине историческую радиограмму. Штаб танковой дивизии, расквартированной в Ясной Поляне, сообщал, что их соединение выступит утром 14 ноября. На основании радиоперехвата военный совет Западного фронта предупредил войска о готовящемся ударе немцев в этот день.
Таким образом, наступление фашистских войск на Клинском, Волоколамском и Можайском направлениях возобновилось 16 ноября.
И вновь радиоразведчики отслеживали главные, ударные направления атак противника. 26 ноября части ОСНАЗ доложили о намерении фашистов обойти Истру с юга, 3 декабря – о задаче, поставленной 2-й танковой дивизии, достичь Алабушева, что в 20 километрах от Солнечногорска, 6 декабря – о планах немцев выйти на рубеж канала Москва – Волга.
В эти дни фашистское командование лихорадочно бросало в бой свои последние резервы. Обстановка на фронте сложилась крайне напряженной. Радиоразведка по 3–4 раза в сутки докладывала в штаб данные о появлении новых частей на Дмитровском, Солнечногорском, Яхромском, Истринском направлениях. Стало известно, что части, наступающие с севера, уже были снабжены крупномасштабными картами Москвы.
Однако вскоре стали приходить первые сообщения о том, что наступление немцев выдыхается – войска понесли большие потери в живой силе и технике, не хватает оружия и боеприпасов, иссякают резервы горючего.
С 6 декабря, с началом контрнаступления советских войск под Москвой, радиоразведка ОСНАЗ стала докладывать о направлениях отхода фашистов, рубежах обороны и очагах сопротивления, о резервах.
Можно сказать, что в целом суровый, боевой экзамен в битве под Москвой радиоразведка выдержала, она накопила боевой опыт, извлекла уроки из ошибок первых месяцев войны.
В документе ГРУ, подводившем итоги пяти месяцев войны, указывалось, что сводки радиоразведки Западного фронта содержали высокую степень достоверности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.