Глава 4 Берия и реформа политической системы
Глава 4
Берия и реформа политической системы
Есть все основания утверждать, что Берия, останься он жив, обеспечил бы важнейшую политическую реформу, задуманную ещё Сталиным, — перенос центра государственной власти из партийных в советские органы.
Политическая система Советского Союза накануне его развала в 1991 году основывалась на «руководящей и направляющей роли КПСС», которая была закреплена конституционно — в знаменитой 6-й статье Конституции СССР.
Но верен ли был такой принцип?
И как он в СССР сформировался?
До Октября 1917 года Ленин рассматривал партию как инструмент завоевания трудящимися политической власти в виде Советов и выдвинул лозунг «Вся власть Советам!», а не «Вся власть РСДРП(б)!».
После победы Октября Ленин рассматривал партию как инструмент укрепления, опять-таки, Советской власти, то есть власти Советов рабочих и крестьянских депутатов.
Из этого, собственно, не следовал принцип главенства партии, однако реальный ход событий в России поставил во главе всех преобразований именно партийные органы. Советские органы с самого начала приобрели подчинённое значение, потому что внутренние свергнутые классы и внешняя интервенция уже в 1918 году поставили молодую Советскую власть в форсмажорные обстоятельства гражданской войны.
Так оно дальше и пошло — в дальнейшем роль партии в организации жизни в СССР лишь возрастала и укреплялась, и это тоже было обоснованно — политический «форс-мажор» продолжался и преодолеть его можно было лишь при условии такого сплочения всех деятельных сил общества, которое могла обеспечить лишь сильная политическая партия большевиков.
Но Советский Союз развивался, массово вырастали новые поколения, рождённые и воспитанные уже при Советской власти. Эти поколения были убеждёнными сторонниками и строителями социализма, и их представители всё более определяли характер деятельности во всех сферах жизни общества. Поэтому реальное управление всё более перемещалось из партийных в хозяйственные органы, вершиной которых были наркоматы и Совнарком — Совет народных комиссаров СССР.
Совнарком, а после войны — Совет Министров СССР, был исполнительным органом, образуемым Верховным Советом СССР, то есть Советской властью. И поэтому с какого-то момента (конкретно — с начала 50-х годов) назрела необходимость пересмотреть взгляд на роль и место Коммунистической партии в политической системе СССР. Приоритет надо было отдавать органам Советской власти — Верховным Советам СССР и союзных республик, областным, районным и городским Советам депутатов трудящихся. Партийные же органы должны были обеспечивать цементирование общества в единый духовный монолит за счёт особо высоких моральных качеств коммунистов, за счёт того, что они являются нравственным авангардом советского общества.
Сталин и был намерен начать такую постепенную реформу, что стало одной из внутренних причин его устранения нарождающейся «партоплазмой». При этом, когда Сталин говорил о партии как об «ордене меченосцев», он имел в виду не отгороженность коммунистов от народа, а, напротив, требование для членов партии рыцарственного поведения, благородства и отрешения от своекорыстных побуждений как примера для беспартийных.
Провёл ли бы подобную реформу Берия?
Ответ на этот вопрос дал, собственно говоря, сам Хрущёв.
В июне 1953 года Хрущёв избавился от Берии.
В июне 1957 года Хрущёв при активной помощи маршала Жукова произвёл на Пленуме ЦК внутрипартийный (и антипартийный) переворот, объявив Молотова, Маленкова и Кагановича «антипартийной группой».
В октябре того же 1957 года Хрущёв избавился уже от Жукова.
Если при Сталине крупные партийные перемены — какими бы жёсткими и даже жестокими они ни были — обуславливались интересами государства, то уже ликвидация Берии стала актом не политическим, а политиканским, нужным лично Хрущёву, сумевшему спровоцировать на политиканство остальных. И с этого момента подлинно политическая (то есть — в интересах партии, государства и народа) линия внутри руководства КПСС оказалась под угрозой.
XX съезд верную линию почти прервал, а попытка Молотова, Маленкова и Кагановича её восстановить стоила им места в высшем руководстве.
Фактически с июня 1957 года большевики-государственники утратили в России политическую власть, и к власти пришли политиканы — пока ещё, впрочем, не помышляющие о реставрации капитализма, но реально работающие на эту будущую реставрацию. Позиции лично Хрущёва к ноябрю 1957 года полностью окрепли, что означало и укрепление тех «серых кардиналов» типа Куусинена и прочих, которые подготавливали почву для реставрации капитализма, невозможной без ликвидации социализма.
Берия был системным антиподом Хрущёва, так что необходимую социализму реформу он провёл бы.
Как уже читателю известно, 1 ноября 1957 года Хрущёв выступал на собрании актива Московской областной организации, где и задал свой сакраментальный вопрос: «Если бы партия не смогла бы справиться с Берией, куда бы тогда пошли мы?»
А вот далее Хрущёв рассуждал так:
«…возьмите Берию. Берия после смерти Сталина в каком направлении стал действовать? Он стал усиливать МВД и ослаблять партию… и мы Берию буквально за хвост поймали, когда он стал громить партийные организации на Украине, в Белоруссии, Литве, Латвии (? — С. К.), Эстонии (? — С. К.), и он добрался бы, конечно, до Российской Федерации…»
Хрущёв лгал, пользуясь тем, что его аудитория не знала и не могла знать истинного положения дел.
Берия не стал усиливать МВД как репрессивный орган — он, напротив, предложил ограничить права Особого совещания, избавил МВД от ГУЛАГа, передав его в Минюст СССР, а также избавил МВД от народнохозяйственных функций, передав всю промышленность МВД в отраслевые министерства.
Берия задумывал реформу МВД в том духе, что должна была быть усилена контрольная и информационная роль органов МВД и превращение органов государственной безопасности на местах в своего рода «петровских сержантов» Советской власти, которые обеспечивали бы прямое информирование с мест высшего и регионального руководства о реальной ситуации в обществе и экономике.
Берия не громил партийные организации, а резонно указывал на уродливую кадровую политику в конкретных «новых» регионах — на Западной Украине, в Западной Белоруссии, в Литве (о Латвии и Эстонии речи не было), где национальные кадры играли тогда незначительную роль, зато на почве национализма был развит политический бандитизм.
В «старых» союзных республиках положение тоже было далеко от благополучного. Но там национальные кадры создавались с начала 20-х годов. Поэтому о «старых» союзных республиках Берия речь не вёл, хотя и тут у него некие соображения намечались.
В то же время показательны слова Хрущёва о том, что Берия якобы начал «ослаблять партию». Ведь Берия действительно считал, что все основные практические вопросы надо ставить там, где они затем практически решаются, то есть не в ЦК КПСС, а в Совете Министров СССР.
И это его мнение совпадало со сталинским.
Впрочем, не только со сталинским!
Хрущёв 1 ноября 1957 года говорил:
«Это, товарищи, шёл поход на партию, на разгром партии, на усиление личной роли (чья бы корова мычала! — С. К.), это привело бы к реставрации капитализма…»
И далее продолжал так:
«Теперь смотрите, если взять Маленкова, Молотова, Кагановича, Шепилова, то какой спор опять был с Молотовым. Ну, Берия и Молотов — это, верно, разные люди, совершенно разные. Но у нас с Молотовым был большой спор, как только умер Сталин. Он говорил, что нужно усилить роль советских организаций. Мы (интересно, кого имел в виду Хрущёв под этим «мы»? — С. К.) сказали: нет, надо усилить роль партийных органов. Почему? Это принципиальный спор. Он (Молотов. — С. К.) парировал, что Ленин после Октябрьской революции не стал секретарем (ЦК. — С. К.), а стал председателем (Совета Народных Комиссаров. — С. К.). Товарищи, сравнивать нельзя, это был Ленин, а где Ленин, там и партия. Лучше всего об этом сказал Маяковский. Что Ленину возможно, то другому нельзя давать. Это же, товарищи, должно быть ясно».
Как видим, не очень обременённый эрудицией Хрущёв, даже о Маяковском вспомнил. («Мы говорим «Ленин» — подразумеваем «партия», мы говорим «партия» — подразумеваем «Ленин»…»).
Но пример был некорректным.
Ленин — это самое, начало молодой советской истории. Тогда глава Совнаркома чаще руководил страной не через советские органы, а через партийные, потому что именно партийные органы состояли поголовно из не просто сторонников, а из организаторов Советской власти.
Но со времён Ленина в истории России за считаные десятилетия сменились, по сути, несколько исторических эпох! Страна изменилась неузнаваемо, и надо было приводить политическую систему в соответствие с этими изменениями.
Как раз этого-то Хрущёв и боялся, а с ним боялась и усиливающаяся «партоплазма».
Хрущёв вещал:
«Товарищи! Если партия будет сильна, если она будет сплочена, тогда строительство социализма и развитие этого строительства в коммунистическом направлении обеспечены. Если же партия будет ослаблена, потеряет свое влияние на коммунистов, тогда, товарищи, могут развестись всякое авантюристические явления в стране.
Кто способен сокрушить противника в партии? Партия. Поэтому вопрос о партии — это главное. Если бы партия не смогла бы справиться с Берией, куда бы тогда пошли мы?»
При этом Хрущёв не понял, что сам себя высек и сам себя разоблачил. Сказав, что «партия будет ослаблена», если «потеряет свое влияние на коммунистов», Хрущёв ясно показал, что под «партией» он понимает не миллионные партийные массы, а лишь партийную верхушку!
По Хрущёву не коммунисты должны были нравственно влиять на беспартийных, а партийная верхушка должна была иметь право влиять на рядовых коммунистов просто в силу своего нахождения в руководящих креслах.
Маяковский был гениально точен, подчёркивая тождество партии и её создателя Ленина. Хрущёв же фактически сказал, что, говоря «партия», он подразумевает под этим Хрущёва и хрущёвский Президиум ЦК. Однако можно ли было сказать: «Мы говорим «Хрущёв» — подразумеваем «партия»…»?
А ведь Хрущёв сказал 1 ноября 1957 года и вот что:
«Возьмем даже пример борьбы (все присутствующие знают об этом из изучения истории партии, а некоторые из старшего поколения сами были участниками) Советской власти против белогвардейщины. Вы знаете, какие тогда лозунги были эсеров, анархистов и всяких прочих. Когда Ленин сказал: «Вся власть Советам!», они стали приспосабливаться и говорить — вся власть Советам, но без коммунистов. Почему? Потому что сама власть — это организационные формы, а социалистическое направление — это содержание, которое даётся коммунистами. Поэтому они думали, что, устранив коммунистов, форма может быть приспособлена к буржуазному государству, к буржуазному строю.
Вот почему вопрос о партии, вопрос о роли партии — это основной вопрос не только сегодня, но и завтра».
Хрущёв случайно «ляпнул» в «точку» — и он сам, и большинство его слушающих знали о давних событиях именно что не по личному опыту, а «из изучения истории партии». Но историю партии Хрущёв тоже перевирал.
Описанная им выше реальная коллизия была эпизодом не борьбы «Советской власти против белогвардейщины», а эпизодом борьбы за будущую Советскую власть против соглашательских эсеро-меньшевистских Советов до Октября 1917 года и борьбы Советской власти против эсеровских мятежников (например, повстанцев Антонова на Тамбовщине) после Октября 1917 года.
Но когда это было!
Тогда вопрос о роли партии в обществе стоял одним образом, теперь же, на сороковом году Советской власти — уже иначе. Но Хрущёву не нужны были те перемены, которые нужны были Советской власти и народам, живущим по законам Советской власти.
А вот Берия в необходимости подобных назревших перемен был убеждён. Интересна в этом отношении кляузная антибериевская записка от 6 июля 1953 года в ЦК КПСС М. Т. Помазнева (1911–1987), управляющего делами Совмина СССР. Он писал:
«…7. Берия нетерпимо относился к партийным и общественным органам, работникам и мероприятиям. Он культивировал неуважение к аппарату ЦК. Участие в общественных мероприятиях считал бездельем. Когда приходилось присутствовать на парткоме (в рабочее, надо полагать, время. — С. К.), на собрании или заседании и в это время был звонок от Берии, всегда был скандал. Он много раз говорил, что это могут допускать лишь бездельники.
8. Спецкомитет (по атомным и ракетным делам. — С. К.) назначал и освобождал работников по своей линии без ЦК КПСС, т. е. спецкомитет (у Помазнева со строчной буквы, хотя официальное название Специального комитета писалось с заглавной буквы. — С. К.) подменял не только Совмин (но Берия был фактически первым заместителем Председателя Совмина. — С. К.), но и ЦК КПСС. Не без влияния Берии сложилось совершенно ненормальное положение, когда ответственные работники Совмина не утверждались в ЦК КПСС».
С позиций сегодняшнего дня и знания всей последующей истории СССР как-то не очень хочется подробно комментировать эти «откровения», но одно замечу.
В холуйском раже и желании услужить секретарю (пока ещё — просто секретарю) ЦК КПСС «тов. Хрущёву Н. С.» Помазнев допустил перебор и проговорился о том, о чём можно было бы и промолчать…
«Партократически» мыслящий Помазнев писал о высшем исполнительном органе Советской власти — Совете Министров Союза Советских Социалистических Республик, так, как будто это был некий аполитичный, чуть ли не буржуазный орган, в большом и малом противостоящий «ленинско-хрущёвскому» ЦК КПСС! А в том, что Берия при утверждении в должности достойных советских специалистов Совмина обходился без формальностей в бюрократизирующемся аппарате ЦК, Помазнев усматривал некое преступление.
Н-да!
В записке Помазнева имелся и такой любопытный пассаж:
«Зимой 1952/53 года рассматривался вопрос о состоянии с завозом овощей и картофеля в Москву. План завоза выполнялся плохо. Берия всячески старался свалить это дело на тов. Хрущёва Н. С.» и тд.
Спрашивается — в свете тезиса о примате партии — а кто же, как не первый секретарь Московского областного и городского комитетов КПСС, член Президиума ЦК КПСС и секретарь ЦК КПСС «тов. Хрущёв Н. С.» должен был организовывать снабжение Москвы продуктами и нести за это полную ответственность? Ведь Хрущёв заявлял, что без «партии» (то есть без него, Хрущёва) беспартийная масса и чихнуть не способна. А картошку в магазины не завёз.
Вот, собственно, на этом мы и закончим с темой о той реформе политической системы, которая стала бы одним из крупных событий в послесталинском виртуальном СССР Берии.
При этом, проведя политическую реформу, Берия на том не остановился бы. Ведь в советском обществе назрели и другие реформы.