О рабской покорности

О рабской покорности

Но критиковать-то все горазды, «а работать некому». Поэтому я сделаю попытку найти истоки «рабской покорности, долготерпения и загадочной русской души». Так, чтобы там, в этих истоках, все эти качества были совершенно рациональны. И пойти мне придётся далековато, в 1571 год. Есть и более ранние истоки, но о них я написал уже в книге «Проклятие России. Разруха в головах?» и здесь не буду повторяться. В 1571 году на Руси царствовал Иван Васильевич IV Грозный. Он в 1530 году родился и уже через 3 года взошёл на трон, но царствовал поначалу, естественно, чисто формально. В 1547 году он был коронован, как первый царь всея Руси, и начал царствовать уже неформально. Деяния его были настолько многообразны и противоречивы, что проще всего представить, что первые 13 лет, до 1560 года, царствовал один человек — Иван IV Христианнейший, а с 1560 года до 1584-го — другой, Иван IV Свирепый.

Иван IV Христианнейший своих соратников попусту не резал, но занимался борьбой с внешними врагами и постепенными реформами. В 1552 году он присоединил к Руси Казанское ханство, а в 1556 году — Астраханское. При этом он проявил всепрощение и кроткий христианский нрав. Всем обещал забыть старое и звал к себе на службу. И не только обещал, но ещё и выполнял. Поэтому никаких восстаний в бывших ханствах не случилось, а на службу к нему десятки тысяч новых воинов пришло. А ещё он наделил купцов Строгановых большими землями в Приуралье. Впоследствии именно они сформируют дружину Ермака, которая покорит Сибирь. А ещё царь осуществил Земскую реформу, Губную реформу, в 1549 году созвал первый Земский собор, в 1555–1556 годах отменил кормления и принял «Уложение о службе».

И всё при этом как-то обходилось без резни. И территорию Руси он удвоил, и реформы провёл, и книгопечатание ввёл.

Но вот в 1559 году жена его, Анастасия Романовна, заболела. Из-за московского пожара 1560 года царицу увезли в село Коломенское, где она вскоре и скончалась. Как и почему, не знаю, но Иван IV решил, что царицу опоили. Вообще-то, в те времена ещё не умели делать ядов, которые бы по нескольку месяцев действовали (она умерла 7 августа). Т. е. яд надо было подмешивать ежедневно, в малых дозах, в течение длительного времени. Конечно, это невероятно сложно. Да и сам царь считал, что жену его «чародейством» извели священник Сильвестр и Адашев. За что они и были осуждены. В подобную глупость поверить невозможно, но дела это не меняет. Вместо Ивана IV Христианнейшего на Руси появился Иван IV Свирепый.

Иван IV Свирепый никаких побед не одержал, ханств и территорий не присоединил, зато казнил многих соратников и землю свою разорил до невозможности. И если Иван IV Христианнейший при военной неудаче начинал укреплять войско и строить новые города, то Иван IV Свирепый сразу начинал искать изменников и карать их. Естественно, это никому не нравилось, и люди от него стали бежать в Литву. Жить-то хочется. А тогда ведь не было ни контрольно-пропускных пунктов, ни контрольно-следовых полос. Более того, главным развлечением бояр в те времена была охота. Выезжай якобы на охоту в одно из своих имений поближе к границе и езжай куда хочешь, никто не догонит, нет ведь телеграфа. Это Иван IV Свирепый быстро осознал, не дурак ведь был. И хватать стал уже за намерение сбежать в Литву, которое доказывалось путём признания подозреваемого на дыбе. На дыбе-то всякий признается, но этого Иван IV Свирепый не осознал. Конечно, у него были и взятия крепостей, и победы в сражениях, но поскольку он творцов этих побед при каждой неудаче норовил отправить на дыбу, то побед становилось всё меньше и меньше, пока совсем не стало. И успел он отметиться к 1571 году и погромом Новгорода и других городов, и удушением патриарха. И видных опричников уже начал казнить. И вот настал 1571 год и размирье с Крымским ханством. 100-тысячная орда Девлет-Гирея вторглась на Русь. Девлет-Гирей и раньше ходил на Русь, только безуспешно. Но это был не тот случай. Стал Иван IV скликать рать. И тут русские и другие его подданные повели себя совершенно рационально, ну чисто европейцы. К хорошему царю идём охотно и по первому зову, а к тирану или вовсе не идём, или шлём рать малую. Земство немногих прислало, а любимая его опричнина и вовсе прислала горькие слёзы. Набралось 6 тысяч. Куда ж с ними против 100-тысячного войска? Заперлись в Москве, а царь вовсе убежал в Ростов. А Девлет-Гирей Москву зажёг, и сгорело всё, включая Китай-город, дочиста, кроме каменного Кремля, и людей погибло тьма. А потом он, вдоволь поубивав народу и пограбив, ушёл назад, уводя огромный, 150-тысячный полон. Ну и что? Нет тут ни долготерпения, ни рабской покорности, ни загадочной русской души. НЕ ВСТАЛА ЗЕМЛЯ.

Но вот наступает следующий, 1572 год. Девлет-Гирей с не меньшим войском опять идёт на Русь. Требует он отдать ему Астраханское и Казанское ханства. И остановить его можно только ценой максимального напряжения всех сил, ценой жизни. И возникают вопросы:

— Сколько ещё мы должны терпеть такого царя?

— И если он опять сбежал (теперь в Новгород), то почему мы должны умирать за него?

— А не запереться ли нам опять в Кремле от такой-то угрозы?

— А не отдать ли Девлет-Гирею, что он требует?

И возникают ответы, вполне рациональные:

— Скинем царя, начнётся смута, и станет земля наша лёгкой добычей захватчиков;

— Пусть царь — тиран и трус, но не ему стоять в Кафе на рынке рабов, и разорение земли нашей каждого из нас коснётся гораздо больше, чем царя;

— Ещё одно-другое такое разорение, и армию будет не собрать и не прокормить;

— Если от Девлет-Гирея сейчас не отбиться, то когда он Астрахань и Казань получит, его уже и вовсе остановить не удастся, и погибнет земля наша.

И ВСТАЛА ЗЕМЛЯ. Не от покорности и долготерпения, а потому что иначе нельзя было. Да и ведь это я так легко разделил одного человека на двоих. Это потому, что история мне известна от начала царствования Ивана IV и до конца. А современники его истории не знали, они её творили. И для них он был — покоритель Казани и Астрахани. И в этот раз на зов царя пошли. И земщина и опричнина (хоть слово вышло из моды). Экипировать воина, да ещё вооружённого огнестрельным оружием, — тяжёлое дело, тем более после недавнего разорения земли. У разных историков есть разные данные о том, сколько же собралось воинов. Кто 20 тысяч называет, а кто и 60 тысяч. Но я сошлюсь на данные журнала «Исторический архив», № 4, 1959. Согласно полковой росписи «берегового» полка князя Михаила Воротынского, русская армия имела в своём составе:

Много это или мало, 20 тысяч? Ну, в сравнении с прошлогодними 6 тысячами — очень много. Опять-таки, помнится, по Скрынникову, в начале царствования Ивана IV собирали войско 20 тысяч, в конце — 12 тысяч. Т. е. собрали в тяжёлую годину даже больше, чем ранее собирали в годы удачные. И состав я не зря привёл. Кого там только нет, воины со всей земли собраны. Но в сравнении с войском Девлет-Гирея, которое насчитывало от 100 до 140 тысяч воинов, 20 тысяч — это немного.

И встали они на рубеже и, узнав, где идёт орда, бросились ей вослед. Состоялась великая битва при Молодях, значение которой для Руси вполне сравнимо со значением Куликовской или Бородинской битвы. И не постесняюсь я привести целиком описание битвы при Молодях из Википедии, настолько важна эта битва:

«Крымское войско изрядно растянулось, и в то время как его передовые части достигли реки Пахры, арьергард лишь подходил к селу Молоди, расположенному в 15 километрах от неё. Именно здесь он был настигнут передовым отрядом русских войск под руководством молодого опричного воеводы князя Дмитрия Хворостинина. Вспыхнул яростный бой, в результате которого крымский арьергард был практически уничтожен. Это произошло 29 июля.

После этого произошло то, на что надеялся Воротынский. Узнав о разгроме арьергарда и опасаясь за свой тыл, Девлет-Гирей развернул своё войско. К этому времени уже был развёрнут гуляй-город вблизи Молодей в удобном месте, расположенном на холме и прикрытом рекой Рожаей. Отряд Хворостинина оказался один на один со всей крымской армией, но, правильно оценив обстановку, молодой воевода не растерялся и мнимым отступлением заманил противника к гуляй-городу. Быстрым манёвром вправо уведя своих воинов в сторону, подвёл врага под убийственный артиллерийско-пищальный огонь — «многих татар побили». В гуляй-городе находился большой полк под командованием самого Воротынского, а также подоспевшие казаки атамана Черкашенина. Началась затяжная битва, к которой крымское войско было не готово. В одной из безуспешных атак на гуляй-город был убит Теребердей-мурза.

После ряда небольших стычек 31 июля Девлет-Гирей начал решающий штурм гуляй-города, но он был отбит. Его войско понесло большие потери, в том числе был взят в плен советник крымского хана Дивей-мурза. В результате крупных потерь крымцы отступили. На следующий день атаки прекратились, но положение осаждённых было критическим — в укреплении находилось огромное число раненых, кончалась вода.

2 августа Девлет-Гирей вновь послал своё войско на штурм. В тяжёлой борьбе погибли до 3 тысяч русских стрельцов, защищавших подножие холма у Рожайки, понесла серьёзные потери и русская конница, оборонявшая фланги. Но приступ был отбит — крымская конница не смогла взять укреплённую позицию. В бою был убит ногайский хан, погибли трое мурз. И тогда крымский хан принял неожиданное решение — он приказал коннице спешиться и атаковать гуляй-город в пешем строю совместно с янычарами. Лезущие крымцы и османцы устилали холм трупами, а хан бросал всё новые силы. Подступив к дощатым стенам гуляй-города, нападавшие рубили их саблями, расшатывали руками, силясь перелезть или повалить, «и тут много татар побили и руки поотсекли бесчисленно много». Уже под вечер, воспользовавшись тем, что враг сосредоточился на одной стороне холма и увлёкся атаками, Воротынский предпринял смелый манёвр. Дождавшись, когда главные силы крымцев и янычар втянутся в кровавую схватку за гуляй-город, он незаметно вывел большой полк из укрепления, провёл его лощиной и ударил в тыл крымцам. Одновременно, сопровождаемые мощными залпами пушек, из-за стен гуляй-города сделали вылазку и воины Хворостинина. Не выдержав двойного удара, крымцы и турки побежали, бросая оружие, обозы и имущество. Потери были огромны — погибли все семь тысяч янычар, большинство крымских мурз, а также сын, внук и зять самого Девлет-Гирея. Множество высших крымских сановников попало в плен.

Во время преследования пеших крымцев до переправы через Оку было перебито большинство бежавших, а также ещё один 5-тысячный крымский арьергард, оставленный на охрану переправы. В Крым возвратилось не более 10 тысяч воинов».

А через 10 месяцев после сражения командовавший армией воевода Михаил Иванович Воротынский умер после пыток по ложному доносу. Некоторые пишут, Иван Васильевич Грозный лично подбрасывал ему угли. Неважно, правда ли это. Важно, что правдой это считали современники событий.

Есть здесь «долготерпение и рабская покорность»? Есть, хотя прилагательное «рабская» употреблено только затем, чтоб оскорбить нас посильнее. Он их резал, а они терпели и жизни своей для него не щадили. Только для него ли? Вот сколько я видел военных фотографий, но ни на одном танке надпись «За Сталина!» увидеть не довелось. Зато в послевоенных кино или на картинах эта надпись возникает тут же. Воины умирают не за Ивана Грозного и не за Сталина, не за имение Аракчеева и не за яхту Абрамовича, воины умирают за Родину. А те, которые этого не понимают, вообще никогда и ни за что умирать не будут. Поскольку нет безгрешных руководителей, и всегда есть те, кто тебя богаче. А те, кто понимал, сделали единственно правильный выбор между Иваном Грозным и Девлет-Гиреем, между Сталиным и Гитлером. Тяжек наш путь, но другого нет.

Замечу, что, занимаясь поисками истоков «загадочной русской души», я сделал невероятно сильное допущение. После битвы при Молодях набеги на внутренние области России прекратились. И мне пришлось допустить, что набеги в народной памяти сохранились на 240 лет, с 1572-го до 1812 г., поскольку в указанный период москвичи, подмосковные крестьяне и крестьяне вдоль Смоленской дороги столкнуться с ними не могли. 12 поколений, между прочим. А потом эта память вновь ожила ещё через 139 лет, в 1941 г. Но других внятных объяснений я ещё не встречал. Да и моё объяснение — не слишком радостное. Кто-то лучше всех обогащается, кто-то танцует, кто-то сказки пишет, а мы умираем лучше всех в тяжёлую годину. Тот ещё подарочек, но да другого не дано, видно. И в обыденной жизни «загадочная русская душа, терпение и покорность» не прибавляют нам ничего.