Глава III Внешняя торговля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III

Внешняя торговля

Причина возникновения и значение внешней торговли и таможенных пошлин. — Фритредерство и протекционизм. — Размеры внешнего отпуска и ввоза во всех странах мира к началу XX века. — Кое-что о внешней торговле России

Своим последователям Будда советовал достигать блаженства прежде всего при помощи жизни милостыней. Такой совет, во-первых, предполагает лиц, могущих подать милостыню, а потому имеющих избытки, добываемые трудом, и, следовательно, не могущих достигать желаемого блаженства, т. е. его совет, очевидно, относился к немногим и не мог быть общим. Во-вторых, и это, пожалуй, еще важнее, потому что реальнее, правило Будды дает повод тунеядству прикрываться благочестием, что, без сомнения, и составляет одну из причин слабости всех буддийских стран, их бедности и неспособности к дальнейшему развитию начал самостоятельной жизни. Уже во многих монастырях, особенно наших, трудовое начало было положено в основание спасения и достижения внутреннего благополучия, а во многих новейших сектах, хотя бы у мормонов, труд считается святым делом. Эта основная мысль, без сомнения, не свойственна людям, а вызвана необходимостью борьбы с природой и возрастанием потребностей размножающегося населения.

Труд общий положен во главу того государственного сложения, которое уже давно охватило все человечество и резче всего выразилось в том стремлении к единому общему государству, которое от Александра Македонского до Наполеона проникает прошлую историю людей. Труд же личный вместе с наследством составляет основу собственности, признание которой, без сомнения, составляет начало всей гражданственности. Борьба между буддийским стремлением к внутреннему благополучию и царствующим всюду стремлением к обладанию собственностью рисует ход развития желаний и упований, управляющих людскими действиями. Мировая сделка состоит здесь в признании общего блага и в понимании того, что личное внутреннее благо немыслимо без удовлетворения существующих внешних потребностей. В большинстве первобытных стран, даже поныне у дикарей Америки и у туземцев Азии, земля не была предметом личной собственности и только наделялась в личное пользование; она была или собственностью народною, или собственностью правительства. У нас на Кавказе и до сих пор большая экономическая неурядица происходит прежде всего от отсутствия ясного представления о личной собственности на землю. Основную причину такого общего явления, несомненно бывшего когда-то и в Европе, должно видеть в том, что люди брали от земли только готовое на ней: плоды, зверей, рыбу и т. п. — и к земле своего личного труда не прилагали, а так как общее обладание территориею определялось общим трудом ее занятия, земля и была общею, или государственною, собственностью. К этому первобытному началу стремятся возвратиться не только многие теоретики, подобные Джорджу («Прогресс и бедность», русск. перев., 1896) и коммунистам, но и такие практические передовые деятели, как последователи Гладстона в Англии. По моему личному мнению, в реальном смысле нет существенной разности между общераспространенными повсюду в современном мире представлениями о личной собственности на землю, с одной стороны, и учениями, подобными гладстоновскому, о принадлежности всей земли государству с наделом ее земледельцам, потому что этот последний надел нельзя предполагать оторванным от труда на земле, и так или иначе, рано или поздно юнкерские воззрения должны уступить место представлениям о закреплении земли за лицами, ее обрабатывающими. Переворота вовсе здесь не нужно, дело само по себе стремится к одному концу, и все оно сводится лишь на вопрос о земельной ренте, размеры которой исторически, т. е. эволюционно, изменяются, в особенности вследствие существования еще многих стран с землями свободными и способными к приложению труда. Земельная собственность у лиц, не трудящихся на земле, определяется, очевидно, историческими обстоятельствами, например, прежде всего тем, что лицам, принимавшим большое участие в первичном занятии или завоевании земли, дается часть этой земли в виде вознаграждения за понесенный ими труд и риск. Мы живем еще в период, очень близкий к эпохе распределения земли между народами и государствами, и отрываться от этого — значит, по мне, делать скачок в пустоту.

Уильям Юарт Гладстон

Ни Джордж, ни Гладстон не рекомендуют другого способа перехода от личной собственности на землю к общегосударственной, кроме выкупа земель, подобного тому, который произведен в России при освобождении крепостных крестьян, а на выкупные деньги последует свой процент, который и возместит земельную ренту, а потому с реальной точки зрения существенной разности в постановке общественных вопросов по отношению к землям даже и тогда произойти не может, когда осуществились бы желания Джорджа и Гладстона. Это не коммунизм, в основе которого лежит неестественная идея общего равенства и дряхлая идея революционных передряг. Неравенство возрастов, полов, способностей и сил так очевидно и присуще всем людским делам, что всякая концепция, исходящая из начал полного общего равенства, по мне, должна быть считаема простым заблуждением мысли. Равенство нужно, равенство составляет необходимость всякого успеха, но оно должно касаться прежде всего прав на плоды трудов, а не бороться с их источниками. Дитя и старик не могут в труде никоим образом равняться с взрослым и сильным, и если эти последние по нравственным и физическим законам, по обычаю и законодательству трудятся не только для себя, но и для тех, которые трудиться не могут, то это определяется прежде всего тем, что они сами были детьми и будут стариками. Если мы обратимся к распределению населения по возрастам и примем, что работо— и трудоспособными должно считать лиц от 20 до 60 лет, то окажется, что во всех странах мира в этом возрасте содержатся только от 53 до 45 % жителей, т. е. в среднем около 50 %.

Если теперь указать на то, что в возрасте 20–60 лет женщины наиболее заняты воспитанием детей и домашними хлопотами, т. е. не могут много вкладывать в общий заработок всех жителей, а должны нести семейные тяготы, то и окажется, что главный труд, как государственный, так и личный, лежит всего на 25 % мужчин в возрасте от 20 до 60 лет; к ним должно прибавить в действительности некоторый процент женщин, стариков и юношей, участвующих в заработках, а потому должно ждать на одного зарабатывающего менее четырех, но более двух человек, им содержимым. Такое априорное заключение оправдывается статистикой, которая достаточно для этого развита во Франции и Германии. Французская перепись 1891 г., разделяющая всех жителей на хозяев, служащих, рабочих, их семейства и прислугу, с одной стороны, а профессии на сельское хозяйство, промышленность, перевозку, торговлю, армию и администрацию, свободные профессии, людей, живущих доходами детей, и т. п., показывает прямо, что на 38,1 млн жителей 14,6 заняты заработками и, следовательно, один зарабатывающий приходится на 2,6 жителя. В Германии подобные же числа для 1895 г. показывают, что на 51,8 млн всех жителей заработком во всех профессиях занимались 20,8 млн жителей, т. е. на одного зарабатывающего приходится 2,5 жителя (подробности переписей приведены в моем сочинении «Учение о промышленности» (Библиотека промышленных знаний, вып. 11-й, 1901) на с. 161–163). Поэтому можно полагать с полной уверенностью, что и никогда впредь, как бы ни велика была потребность в труде, не будет приходиться на 100 жителей много более 40 зарабатывающих, т. е. трудящихся для себя и остальных жителей. Отсюда же несомненно вытекает, что средний заработок должен по крайней мере в два с половиной раза превосходить средние потребности одного жителя. Это видно и в действительности, даже прямо на заработной плате обычных рабочих. Она очень мала (спускается в Индии даже до 10 коп. в день) в странах первобытных, а по мере развития прогресса повышается и, например, в С.-А. С. Штатах ныне достигает в среднем, как показывают прямо числа статистики, до 3 руб. в день на фабриках и заводах, или более 800 руб. в год, потому что удовлетворение первичных потребностей в этой стране превосходит уже 150 руб. в год на жизнь, и остающиеся 400 руб. в год составляют тот перевес заработка над необходимейшими потребностями, который и зовет переселенца в С.-А. С. Штаты, позволяя обзаводиться семьей и богатеть.{127}

У нас еще недавно среднюю заработную плату нельзя было считать выше 70 коп. в день, а для сельских работ даже выше 50 коп. в день, в настоящее время даже на фабриках и заводах она в среднем едва ли достигает 1 руб. 50 коп., т. е. раза в два менее, чем в С.-А. С. Штатах.

Это определяется тем, что у нас средний расход на удовлетворение потребностей среднего жителя раза в три менее, чем в С.-А. С. Штатах, как видно из чисел многих земских статистиков, особенно из чисел, собранных г-ном Ф. А. Щербиною в его примечательном труде «Крестьянские бюджеты» (Воронеж, 1900), так как он показывает, что все крестьянские расходы, оценивая и все свои продукты, подати и церковные расходы, не превосходят 25 руб. в год на одного среднего жителя. Всякому известно, что величина заработка на разных отраслях деятельности весьма неравномерна и что достаток определяется избытком всякого рода заработков и доходов над величиною средних потребностей.

Связь между ростом и развитием потребностей, заработков и доходов определяет главное содержание жизни массы людей. Когда потребности малы, заработки и доходы также малы, и наоборот, потребности возрастают по мере возрастания доходов и заработков. Это нечего доказывать и развивать; оно очевидно каждому. И несомненно, что, когда речь идет о материальном «благе народном», нельзя говорить о заработках и доходах, не имея в виду потребностей. Эти последние представляют громаднейшее различие по мере развития всего прогресса. Личное благополучие или счастье определяется с материальной стороны мерою развития желаний и возможностью их удовлетворения. На низшей ступени, как у дитяти, удовлетворение потребностей столь внешних, как пища, кров и одежда, исчерпывает все материальные желания. На высшей же нет границ росту желаний и потребностей. «Народное благо» прежде всего определяется не уменьшением, а возрастанием количества и качества желаний и потребностей. И это, мне кажется, незачем доказывать по очевидности. Те, кто с Буддою проповедуют нищенство для личного благополучия, не видят того, что при этом упускается все общее и прежде всего сохранение самобытности народной и развитие просвещения и связанных с ним добродетелей. Вот если отрицать эту связь, вот если верить, что рай сзади, а не впереди, вот если забывать плач отцов, матерей и семей, когда гибли люди в прежние периоды жизни государства, что видно из доказанного в статье о народонаселении малого прироста людей в прежние периоды истории, наконец, вот когда не верить в связь между просвещением и улучшением человечества, вот тогда можно проповедовать благо нищенства не по той логике, что дождь не идет, если зонтик в углу, а по той, которая показывает действительное улучшение нравов и всей государственной жизни по мере развития просвещения. Доказывать это последнее считаю опять ненужным для тех, кто будет читать мои статьи. Верящим во благо нищенства лучше бросить эти последние и спасаться в пустыне, которой скоро, скоро, всего лет через 200, и нельзя будет найти на Земле, как, опять надеюсь, доказано в статье о народонаселении.

Итак, видимый успех человечества сказывается, во-первых, в увеличении прироста народонаселения, а во-вторых, в увеличении потребностей, удовлетворяющих тому, что должно называть «благом народным». Увеличение же потребностей вместе с развитием средств для их удовлетворения неизбежно ведет к необходимости увеличить труд. Не только лежебок, но даже и лентяев должно становиться меньше и меньше по мере возрастания «блага народного». Если же труд возрастает, потребности растут еще не так быстро, откуда и являются избытки, т. е. капиталы. Беда для «блага народного», когда желания и упование растут, а труд и все условия для его свободного развития не возрастают. Труд может прилагаться прежде всего, очевидно, только к тому, что находится в своей стране, около жителей, и его организация начинается, конечно, с земледелия, потому что земля своя и подле. Земля может производить, когда к ней приложен достаточный и просвещенный труд, более того, что нужно жителям, а потому первые избытки труда, первое начало накопления капиталов может и должно происходить от земледелия, как это и видим во всем мире, так как избытками продуктов земли всюду начинается торговля вне округа или страны. Но земледелие с двух сторон не может удовлетворить развивающегося трудолюбия и развивающихся потребностей, во-первых, потому, что труд на земле ограничивается частью года, а во-вторых, потому, что труд на земле требует меньше народа, чем может жить на данной площади земли.

Оба этих обстоятельства можно было бы доказывать численно, но мне кажется бесполезным по полной очевидности, и потому пойдем далее. Невозможность сбыта возрастающего количества продуктов земли, развитие потребностей, недостаток заработка на земле и потребность в более прочных заработках влекут за собою развитие всех иных видов промышленности, т. е. горной, фабрично-заводской, торговой, перевозочной и всякой профессиональной, включая в то число и административную. Эта последняя усложняется с самим ростом труда, потребностей и просвещения, но в норме на будущие времена должна остаться на месте, т. е. в стране, хотя есть немало примеров выхода ее за границы страны, как видим в колониальной политике, чему примером лучше всего служит Англия, первую выгоду которой от обладания Индией и пр. в самой Англии видят в том, что в колонии отправляется масса администраторов, получающих свои заработки от колонии. Этой последней стороне дела уже виден предел в развитии тесноты народонаселения на всей Земле, а потому избыток труда неизбежно определяется преимущественно избытком продуктов горной, фабрично-заводской и свободной профессиональной промышленности. Развитие трудолюбия и потребностей влечет за собою удовлетворение всяких надобностей внутри страны, но затем являются избытки труда, не потребляемые страною, и потребности страны, не удовлетворяемые внутренним производством. Отсюда является то, что называется внешней торговлей, т. е. мена своих избытков на чужие. Дело усложняется множеством частных обстоятельств, например избытком людей, ищущих труда в данной стране, что открывает возможность развивать переработку привозного сырья (например, в Англии — хлопка и шерсти), потребностью продуктов, не свойственных почве и климату страны (например, в Европе — перца или чая, а также золота и серебра в странах, их не добывающих, и т. п.).

Здание Ост-Индской компании в Лондоне

Отсюда недалек переход к тому, что по мере развития потребностей и трудолюбия в данной стране в ней развивается и внешняя торговля, основанная на сбыте местных продуктов и приобретении чужих. Хлеб можно добывать в желаемом количестве и в самой Англии, во всяком случае в гораздо большем количестве, чем добывается ныне, но в этом нет там поныне ни надобности, ни выгоды, потому что надобный хлеб везут туда отовсюду взамен товаров, производимых фабриками и заводами, которых недостает в странах, обладающих избытком хлеба, а народный труд на фабриках и заводах оплачивается вернее и лучше, чем в приложении к земледелию. Такие отношения вместе с обеспеченностью морской торговли и с приобретением колоний послужили только к умножению могущества Англии и к возрождению в ней тех понятий об общей свободной торговле, которые составляют сущность фритредерского (от «free trade» — «свободная торговля») учения. Оно считало совершенно естественным деление всех стран на три глубоко различные категории: дикие, лишенные каких бы то ни было видов промышленности (там добывают все только для своего личного обихода, а не для других равных людей, т. е. не для мены), земледельческие с преобладанием хлебопашества и скотоводства и промышленные, т. е. преимущественно фабрично-заводские. Последние, очевидно, суть высшие уже по тому одному, что фабрично-заводское дело немыслимо без развитой гражданственности и просвещения. Земледельческие страны, по фритредерскому понятию, представляют в некотором отношении переход от диких к промышленным и, имея уже развившиеся потребности, должны нуждаться в продуктах промышленных стран, за что и приходится им платиться своими земледельческими произведениями. Дикие страны естественно должны становиться колониями, т. е. принимать переселенцев других стран, переводящих их постепенно в страны земледельческие. Такой концепции нельзя отказать в известного рода естественности и полной применимости ко всему тому теперь уже кончающемуся периоду жизни людей, когда дикие страны действительно существовали еще на деле и когда просвещение отвергалось как необходимость дальнейшей жизни людей во множестве стран. Но посмотрим на неизбежный ход дел в указанной концепции. Этот ход дел виден сам по себе, произошел в действительности и скоро уже будет очевиден всем и каждому.

Страны дикие, равно как и те, которые стремились к обособленности, подобно Китаю и Японии, через возбуждение сношений с другими странами постепенно, но неизбежно должны входить в общий уровень, так что в конце должны остаться только страны земледельческие и промышленные. Но земледельческие страны, отправляя в промышленные свое сырье и нуждаясь в продуктах этих последних стран, по мере развития в них просвещения и потребностей, очевидно, должны додуматься до того, чтобы в своей стране учредить фабрично-заводские производства товаров, им необходимых. Это уже по тому одному, что каждая страна теряет, отправляя сырье и получая переделанные продукты, всю ценность перевозки и все выгоды, зависящие от постоянства заработка на фабрично-заводских делах, не зависящих от почвы и погоды. Такому направлению желаний стран при свободной торговле и при улучшении способов сообщения, однако, нельзя свободно осуществляться по причине давления промышленных стран на зарождающиеся виды промышленности земледельческих стран, так как промышленные страны неизбежно должны были делаться торговыми и управлять всем рынком, т. е. ценами на сырье и фабрично-заводские продукты, и они могли легко тушить всякие промышленные зачатки в земледельческих странах, понижая цены на сырье и переделанные продукты.

Мне лично известен тот факт, что при устройстве одного из первых зеркальных заводов в России около 1890 г. бельгийские производители зеркал понизили свои цены для России до невозможности русского производства и остались в барышах не только потому, что сбыли заготовленный уже товар, но и потому, что убили начавшийся русский завод. Укрепленные предприятия, ведущие долго большую переработку и торговлю, конечно, должны были снабдиться капиталом и кредитом, что и позволяет им легко убивать зачатки конкуренции. В ограждение таких неудобств, а в сущности для того, чтобы дать своим жителям прочные заработки на фабрично-заводских делах, земледельческие страны должны были прибегнуть к тому, что называется протекционизмом, или покровительством. Теперь оно господствует в большинстве стран.

Внешний признак покровительственной системы — по отношению к внешней торговле{128} — состоит в обложении таможенной пошлиной таких привозимых извне товаров, которые можно и желательно производить в самой стране, и в доставлении через это новых прочных заработков своим жителям, т. е. в увеличении их благосостояния, особенно потому, что земледельческий труд оплачивается дешево, непродолжителен и земледелие повсюду сопряжено с бедствиями, зависящими от погодных неурожаев, засух, наводнений и т. п., а фабрично-заводская промышленность от этого свободна. Временные голодовки свойственны всем земледельческим странам от Китая и Индии до России.

Чтобы дело было ясным, не должно забывать прежде всего того, что таможенные пошлины учреждаются просто-напросто для государственных доходов и мыслимы страны, в которых этот вид обложения превосходит все другие пошлины и доходы. В Аргентинской республике в 1901 г. всех доходов получилось 38,2 млн долларов золотом и 62,3 млн долларов бумажных, а так как бумажный доллар равен там 0,44 золотого доллара, то всех доходов на золото будет 38,2 + 27,3, т. е. 65,5 млн долларов золотом. Таможенные пошлины по ввозу и вывозу платятся в Аргентине золотом, и их получено в 1901 г. 33,3 млн долларов, т. е. таможенные пошлины составляют более половины всех доходов Аргентины. Сама Великобритания, еще держась по принципу фритредерства, получая всех доходов около 130 млн фунтов стерлингов, имеет таможенных доходов 31 млн фунтов стерлингов (март 1902 г.). Таможенные доходы тем рациональнее, чем более они относятся к товарам, без которых жители, по существу дела, обойтись могут. Так, в Англии главным образом они относятся к обложению чая, табака, спиртных напитков и т. п.

Если таможенные доходы относятся к такого рода товарам, не составляющим существенных потребностей жителей, такие пошлины носят название фискальных, облегчающих другие народные податные тяготы, и такие пошлины должно резко отличать от покровительственных. Эти последние могут совершенно рационально, т. е. для блага народного, относиться и к предметам первой необходимости, даже к хлебу, как это существует в настоящее время во многих странах Европы, начиная с Германии, Франции и Италии. Можно сказать даже, что в таких хлебных пошлинах лучше всего выражается существо покровительственной системы, так как главная цель хлебных пошлин состоит в покровительстве местному земледелию, т. е. в желании сделать его выгодным, несмотря на соперничество стран, могущих производить и (по нужде) доставлять хлеб по ценам более выгодным, чем местные. В Германии в 1899 г. всех общегосударственных доходов собрано 1 921 млн марок, в том числе 442 миллиона всех таможенных доходов, а из них 128 млн марок таможенных пошлин за хлебные и бобовые семена, т. е. хлебные пошлины составляют более четверти всех таможенных доходов и около 6,5 процентов всех доходов государства. Основная мысль подобного обложения хлебов пошлиной сводится, по моему мнению, к тому, что государство в заботах о благе народном печется о том, чтобы такая коренная промышленность, как земледелие, могла развиваться в стране, а не падала, причем имеется в виду то недалекое будущее, когда все страны мира населятся с большею или меньшею равномерностью, разовьют у себя всякие возможные виды промышленности и станут отпускать хлеб только по таким ценам, которые соответствуют более выгодным заработкам на других видах промышленности.

По моему личному убеждению, такая политика гораздо дальновиднее фритредерской, хотя бы английской, и я полагаю, что указанное время отделяется от современного многомного, что ста годами. В недавнюю прошлую эпоху манчестерское фритредерство было выгодно для Англии, но не за горами годы, когда Англия должна будет обратиться к покровительству, даже хлебному, и вновь распахивать запущенные земли, так как некоторые германские и американские заводские продукты уже успешно конкурируют в самой Англии с местными произведениями.

Не вдаваясь во всю сложность понятий, подразумеваемых под различием фритредерства от протекционизма, я считаю, однако, необходимым обратить внимание на то, что фритредерство, по всей видимости, во всех отношениях благоприятствует внешней торговле стран, а протекционизм как будто бы этому противоречит потому, что стремится возбудить в каждой стране всевозможные виды промышленности, чтобы страна пользовалась для удовлетворения все увеличивающихся потребностей своими собственными произведениями, а не чужими. Такая видимость, однако, на деле и по априорному понятию не отвечает протекционизму, как видно особенно из того, что протекционизм С.-А. С. Штатов привел их к быстрому росту не только всей внутренней промышленности, но и внешней торговли. Это видно из того, что в 1901 г. вывоз товаров из Штатов (2 838 млн руб.) уже превзошел вывоз Великобритании в том же году (2 648 млн руб.), хотя лет за шестьдесят был втрое меньше великобританского и, что всего важнее, первоначально состоял исключительно из сырья, ввозимого в ту же Англию, а ныне состоит настолько же из сельскохозяйственного сырья, насколько из фабрично-заводских продуктов.

Причину легко видеть в том, что при развитии в сельскохозяйственной стране всяких видов промышленности находятся такие, которые отвечают всем условиям страны, а потому развиваются быстро, легко достигают перепроизводства уже внутренних потребностей, удешевляются дешевизною местного сырья и стремятся к внешнему вывозу, а в то же время содействуют и росту сельскохозяйственной производительности, так как эта последняя приобретает много выгоды от близости заводского сбыта и свои выгоды от возрастания внутреннего потребления на своих фабриках и заводах. Таким образом, выходит, что протекционизм в сельскохозяйственных странах, на взгляд задерживающий обороты внешней торговли, в сущности служит лишь к ее возрастанию. Это отлично видно из цифр общих оборотов внешней торговли всего света, собранных, между прочим, в труде Покровского «Etude statistique sur le commerce ext?rieur de la Russie» (1900).

Цифры даны в миллионах франков, и мы их начнем с 1800 г. и укажем не только для всего мира, но и для России, Германии, Англии и С.-А. С. Штатов.

Сумма отпуска и привоза по внешней торговле в миллионах франков:

Из цифр этих совершенно очевидно, что наибольший прирост внешней торговли отвечает периоду 1860–1880 гг., т. е. именно тому, с которого начали распространяться идеи протекционизма, и не подлежит сомнению, что быстрота возрастания внешних оборотов и главных способов для нее, т. е. морского пароходства, определяется, прежде всего, развитием внутренней промышленности стран, зависящей от распространения протекционизма.

При возбуждении протекционизма в начальную эпоху развития внутреннего фабрично-заводского производства непременно должно ждать возрастания ввоза машин и всяких других орудий производства, если только составленная система таможенных пошлин не представляет тому непреоборимых препятствий. Такое явление сопровождало введение русской рациональной протекционной системы 1891 г., как видно из того, что сумма или ценность ввоза после введения покровительственных пошлин, прекративших или уменьшивших ввоз многих иностранных товаров, все же возросла. В 1888–1891 гг. годовой ввоз составлял 410 млн руб., а в 1893–1895 гг. он в среднем равнялся 520 млн руб. кредитных в год. Такое возрастание определяется еще и тем, что при введении рационального протекционизма развивается фабрично-заводская деятельность в стране и от этого возрастает достаток жителей и их общий спрос, для удовлетворения которого и существует подвоз внешних товаров.

Обороты английской торговли, остававшейся фритредерской, с 1860 до 1880 г. менее чем удвоились, а всемирные внешние обороты в этот период возросли более чем в 2 раза. По всему этому можно с уверенностью сказать, что протекционизм, действуя в сторону экономической самостоятельности стран, не противоречит, а согласуется с основною мыслью о единстве всего человечества и о взаимной мене избытков между странами. А потому даже космополитизм не должен ничего иметь против протекционизма. Мысль же о самостоятельном развитии отдельных рас и народов, об их коренном равенстве и об утопичности идеи о преобладании одних народов над всеми другими заложена в протекционизме и в нем находит свое внутреннее оправдание. Если мысль о равенстве прав людей в государстве составляет прогрессивный венец XVIII ст., то мысль о равенстве народов и стран составляет один из результатов, завещанных XIX ст. для всех будущих веков, долженствующих окончательно отвергнуть китайское представление о варварстве всех других народов, которые не с нами. В этом последнем отношении Россия по духу народному и потому, что содержит немало рас иной крови, равно как и потому, что признает по существу равенство всех своих народов, стоит впереди не только перед Китаем, но даже и перед Англией и Соединенными Штатами. Занимая в некотором смысле среднее географическое положение в мире, она, по моему мнению, должна занять и в экономическом смысле срединное положение, что и возможно, только придерживаясь начал протекционизма.

Из сказанного выше можно уже видеть, что обороты внешней торговли во множестве отношений представляют громаднейший интерес. Он особенно виден или выступает в том, что парламенты и правительства всех стран за последнее десятилетие не только часто, но и очень много занимаются вопросами, относящимися к внешней торговле. Ни для кого, например, не спрятано то обстоятельство, что Германия выиграла в последнюю четверть XIX ст. настолько же от французских своих побед и тройственного союза, насколько от умелой и последовательной политики по отношению к внешней торговле, политики чисто протекционной и умевшей доставить германскому народу такое благосостояние, какого эта по существу бедная страна не имела никогда по отношению к другим странам. Замечу при этом, что германский протекционизм состоит не из одних таможенных пошлин, но включает в себя и широкое покровительство всему реальному просвещению, всему развитию внешней торговли и обеспечению заработков лиц, трудящихся на фабриках и заводах.

Для нас, русских, вопросы, сюда относящиеся, тем настоятельнее понимать в их полноте, что как раз теперь близится время необходимости пересмотра торговых трактатов России с Германией и многими другими странами, и, по моему мнению, прежде чем вникать в частные отношения наши к отдельным странам, особенно важно уразуметь великую важность общего значения внешних торговых оборотов стран в отношении ко всему их внутреннему быту. Великую важность в современном мире внешних торговых оборотов стран можно было бы доказывать множеством способов, но я избираю только один, показывающий внутреннюю связь между величиною внешней торговли и общими государственными расходами, потому что эта связь указывает на возможность ведения всего сложного государственного хозяйства на счет не своих подданных, а остальных стран мира.

На первый взгляд это составляет прямо парадокс и смахивает на латинское стремление жить на счет покоренных народов. По существу же дело сводится к следующему. Жители данной страны, удовлетворив свои потребности, производят избытки и эти избытки продают иным странам. Не будь этих стран, не будь этой внешней торговли, избытки не были бы произведены и не дали бы доходов стране. Если же величина избытков и получаемых от них доходов достигает или даже превосходит сумму государственных расходов, очевидно, что страна содержит свое правительство и все свое благоустройство вместе с самозащитою не на свой, а на чужой счет. Таково и есть уже в настоящее время положение вещей если не для всех, то для большинства образованных стран мира, как видно из приложенной таблицы, где для многих стран указан в миллионах фунтов стерлингов для 1901 г. размер общегосударственных расходов и ценности отпускаемых страною товаров на основании чисел, помещенных на странице XXX статистического сборника, к которому мы часто прибегаем, а именно «The statesman’s year-book for the year 1903» (by J. Skott Keltic.

Для суммы указанных стран, доставляющих примерно половину всех отпускных товаров, ценность их раза в полтора превосходит всю сумму общих государственных расходов, и нельзя не быть уверенным в том, что в недалеком предстоящем будущем с господством протекционизма достигается тот же результат для всего мира. Сущность этого результата сводится к тому, что самостоятельность стран находит себе существеннейшую опору во взаимных соотношениях этих стран. Здесь, на мой взгляд, виден один из венцов цивилизации не только потому, что в недалеком прошлом не было и быть не могло чего-либо подобного, но и потому, что есть еще немало стран, которые отвечают прошлому времени, т. е. отпуск которых менее общегосударственных расходов.{129} Таких стран в настоящее время немало, не говоря о Китае и ему подобных странах, даже в Европе; например, на основании вышеуказанного источника:

Вывоз многих стран сравнительно мал, однако не по одной той причине, что в стране мало развиты современные виды промышленности, но и по разным другим причинам, между которыми одно из первых мест занимают величина страны и относительное количество ее морских и сухопутных границ, так как при большой величине страны ее торговые обороты могут быть значительными внутри страны, что особенно справедливо для Китая; с другой же стороны, морские границы не только благоприятствуют, но и прямо вызывают увеличение всех внешних торговых оборотов. Однако несомненно, что относительное развитие всяких видов промышленности играет здесь первейшую роль и что по мере возрастания видов промышленности, иных, кроме сельского хозяйства, внешние обороты страны несомненно должны возрастать.

Из сказанного выше, равно как из множества других соображений, которых я и не желал касаться, сведения о величине внешних оборотов не только отдельных стран, но и всего мира представляют величайший интерес для суждения о том, чего мир и отдельные страны достигли и куда они стремятся в экономическом отношении, влияющем и на весь быт народов, хотя, конечно, не им одним определяются все судьбы истории, так как кроме общего не только мирового, но и государственного, есть свой мир, внутренний, индивидуальный, которым определяется множество людских отношений, над которыми и сосредоточивалось внимание Будды и ему подобных мыслителей. По этой причине в прилагаемой таблице (табл. 1) собраны с возможною однородностью сведения о внешней торговле всех стран мира. Здесь прежде всего надо заметить, что ни в каком другом экономическом отношении нельзя ныне достичь такой полноты сведений, как по внешней торговле, потому что она дается не только для стран, публикующих всякие статистические сведения, к ним относящиеся, но становится более или менее известною и для стран, далеких от такого сознательного отношения к экономическим вопросам, какое сказывается в статистических сборниках, потому что торговцы и консулы следят за внешней торговлей больше, чем за чем-нибудь другим, и дают сведения этого рода даже для укромнейших углов мира, так как и туда стремятся водворить товары, и оттуда вывозить местные произведения, тем более что для этого служат ныне чаще всего корабли, груз которых подлежит учету. Труднее всего в собрании сведений о внешней торговле выделить до конца вывозимые произведения страны от тех, которые, поступая из других стран, только проходят через данную страну.

Так, например, несомненно, что Голландия, вывоз которой громадный, получает часть вывозимых ею товаров из других стран. Это еще более относится к таким небольшим, но приморским и торговым местностям, как Гонконг, Сингапур, Макао и тому подобные. Эти страны даже при малом числе жителей выпускают много товаров, так сказать, временно остающихся у них и, быть может, подвергающихся у них особой торговой сортировке, но не ими произведенных. Однако если принять во внимание, что торговлю, особенно внешнюю, т. е. преимущественно морскую, должно причислить к таким видам промышленности, развитие которых характеризует современный быт людей настолько же, как горное дело, фабрики и заводы, то величину внешних оборотов указанных стран должно считать почти настолько же характерною, как и величину внешней торговли произведениями страны и приобретенными ею для удовлетворения внутренних потребностей. Притом указанное замечание относится лишь к небольшому числу стран, в громадном же большинстве других стран в статистических сведениях совершенно ясно отличен отпуск товаров внутреннего производства от вывоза чужих произведений или того, что чаще всего носит название транзита; то же относится и к ввозу.

Таблица 1

В нашей таблице везде, где было возможно, дело идет о вывозе местных произведений добывающей и обрабатывающей промышленности и о ввозе иностранных товаров, поступающих или для прямой надобности жителей страны (например, хлеб, чай, ткани), или для переделки их на фабриках и заводах. К этому последнему разряду товаров относится, например, хлопок, ввозимый в Англию для ее прядильных и ткацких фабрик. Часть, притом большая, этого хлопка идет на ткани, потребляемые в самой стране, но другая вывозится в другие страны, однако уже не в виде самого хлопка, а в пряже и тканях, что и оставляет в стране весь тот заработок, который при этом получается, так как пуд хлопка в сыром виде стоит, например, 7–10 руб., а в виде пряжи и тканей — по крайней мере 15, а то так и все 30–40 руб. Переделка чужого сырья в товары, непосредственно требуемые потребителями, составляет ту сторону современного промышленного дела, которая отличает, по существу, страны земледельческие от промышленных. Водворение такой переделки и добыча такого сырья, которое для этой переделки на фабриках и заводах пригодно (например, свеклы для сахара, руд и чугуна для металлических изделий, колчеданов для основных видов химической промышленности и т. п.), и характеризует современную промышленную эпоху вместе с доставкою или перевозкою и торговлею, как самим сырьем, так и готовыми для потребления товарами от мест добычи к местам переделки и из мест переделки, т. е. от фабрик и заводов, к потребителям.

Здесь, конечно, должно ясно отличать во внешней торговле вывоз и ввоз сырья от вывоза и ввоза переделанных товаров, и покровительственная система по своему существу относится к водворению в стране как добычи сырья, необходимого для своей и чужеземной переделывающей промышленности, так и переделки этого сырья, своего или привозного. В виде примера это становится, мне кажется, совершенно очевидным, если мы укажем, например, на громадную разность вывоза из С.-А. С. Штатов сырого ли хлопка, или готовых из него тканей, или на вывоз из России сырого зерна, с одной стороны, или, с другой стороны, муки, макарон, галет, крахмала и тому подобных изделий из того же зерна, так как при вывозе изделий в стране остаются не только разного рода отбросы (например, отруби, жмыхи и т. п.) производства, перевозка которых напрасно удорожает перевозимый товар, но и весь тот заработок, зависящий от разности цены сырого материала и готового продукта, который дает новейшие барыши от современной промышленности.

В указанном ряде мыслей, относящихся к внешней торговле, особое значение имеет вывоз и ввоз в страну драгоценных металлов, особенно золота, составляющего ныне уже почти во всем мире мерило всех ценностей, т. е., в сущности, мерило потраченного труда. Золото ввозится в страны не только потому, что во многих из них вовсе не добывается, но чаще и более всего для завершения торговых оборотов данной страны, так как ее вывоз может быть более ввоза, для займов, заключаемых правительством страны, для основания предприятий в стране, например для устройства в ней железных дорог и фабрик, для расхода путешественников и т. п. Для тех же целей оно может вывозиться из страны.

Отличным этому примером может служить то, что количество золота, ввозимого в Швейцарию путешествующими в ней иностранцами, превосходит не только общегосударственные, но и кантональные расходы страны. Обращающееся в этом виде золото, конечно, составляет в своем роде товар, входящий или исходящий из страны, но сколько-либо точный учет этого товара, по существу, невозможен, и уже по этой одной причине ввоз и вывоз золота всегда отличается там, где статистика торговли развита, от ввоза и вывоза всех иных товаров, и в нашей таблице вовсе не включен ввоз и вывоз золота, кроме тех сравнительно немногих случаев, когда золото добывается в стране в избытке и вывозится из нее как местный продукт, например из Австралии. Но так как годовая добыча золота во всем свете разве немногим превышает 25 000 пуд. и цена пуда близка к 20 000 руб., то ценность годовой добычи всего золота недалека от 500 млн руб., а потому в сравнении со всем мировым вывозом товаров, близким к 20 000 млн руб. в год, вывоз и ввоз добываемого золота не могут сколько-нибудь значительно влиять на сумму всех оборотов по внешней торговле, что и составляет один из интересов приводимой таблицы.

Приводимая таблица составлена почти исключительно на основании данных, помещенных в вышеуказанной книге «The statesman’s year-book for the year 1903 (by J. Skott Keltic)», числа отнесены везде, где было возможно, к торговым оборотам стран за 1901 г., т. е. за первый год XX ст. Если обороты даны в иностранных денежных единицах, золотых или бумажных, то они приведены на основании курсовых сведений, сообщаемых в той же книге, к рублям золотом, считая 1 рубль золотом равным 1/15 империала, т. е. содержащим 0,77423 г чистого золота (или лигатурного 0,86026 г). Чтобы дать в этом отношении хоть немногие указания, приводим следующую таблицу, заимствованную из изданий Главной палаты мер и весов и выражающую, чему равен 1 руб. золотом в монетных (золотых) единицах различных стран:

2,5395 австрийским кронам (австрийский флорин равен 2 кронам).

2,1601 германским маркам.

0,10574 английского фунта стерлингов.

2,6668 франкам Франции, Бельгии, Швейцарии и др., испанским песетам, итальянским лирам, румынским левам, греческим драхмам, финским маркам и т. п.

1,9201 кронам Дании, Швеции и Норвегии.

1,2801 голландским гульденам.

0,51457 североамериканского доллара.

0,117404 турецкой лиры.

0,10410 египетской лиры.

0,047624 португальской кроны.

1,0323 японским иенам.

Величина годовых торговых оборотов дается в таблице в миллионах рублей, потому что о большей точности данных не может быть и речи. Вообще же точность чисел нельзя считать очень значительною. Вероятно, погрешность достигает, особенно для некоторых стран, не имеющих развитой торговой статистики, до нескольких процентов, тем более что и год фискальный, или отчетный, очень часто не совпадает с гражданским, а вывоз и ввоз меняются по годам часто весьма значительно, и еще потому, что для некоторых стран за недостатком данных для 1901 г. пришлось взять числа ближайшего из предшествующих годов. Интерес дела, однако, и не требует большой точности, так как различие в величине торговых оборотов разных стран очень велико. Чтобы выставить его в наиболее рельефных величинах, в двух последних столбцах дается отпуск и привоз на одного жителя в рублях, причем представляется громадное различие от долей рубля до их сотен, приходящихся в разных странах на одного жителя (см. табл. 1).

В приведенной таблице пред цифрами отпуска и привоза указаны главнейшие вывозимые и ввозимые товары и, где было возможно, в скобках дана стоимость отдельных видов товаров. Обзор качества главнейших из вывозимых и привозимых товаров указывает уже совершенно явно на различие стран земледельческих от промышленных: первые отпускают преимущественно сырье, а ввоз их преимущественно характеризуется получением фабрично-заводских продуктов.

Для промышленных же стран — явление обратное. Страны Африки, Южной Америки, Китая и Индии, равно как и Россия, должны быть считаемы типическими представителями земледельческих стран, вывозящих сырье и получающих фабрикаты. Великобритания, Германия, Бельгия и т. п., конечно, суть представители промышленных стран. Впереди, по моему мнению, в недалеком будущем, если все в мире пойдет, как идет теперь, и войны не нарушат правильности прогресса мира, такое деление на страны земледельческие и промышленные должно совершенно исчезнуть, так как с развитием просвещения и протекционизма земледельческие страны постепенно станут увеличивать производительность своих фабрик и заводов и будут отправлять не только сырье, но и продукты своей переделывающей промышленности, наиболее отвечающие всем условиям страны. Такой порядок дел поведет к тому, что страны можно будет уже делить исключительно на основании ввоза в них такого основного сырья, как хлеб, руды, каменный уголь и т. п. Северо-Американские Соединенные Штаты, бывшие вначале страною чисто земледельческою и вывозящие уже ныне много готовых товаров, но все же продолжающие вывозить и сырье, представляют, на мой взгляд, пример того, к чему стремится и должен стремиться весь мир для блага народного и развития всей цивилизации. Над Американскими Соединенными Штатами я всего более и останавливаюсь в моих «Заветных мыслях» именно по той причине, что в них вижу начало будущего, особенно поучительного для нас, русских, которым должно всемерно стремиться выйти из периода одних земледельческих усилий.

Но обратимся к разбору вышеприведенных чисел, и прежде всего к отношению отпуска к ввозу, так же как к общей их цифре. На первый взгляд может показаться, что отпуск всех стран света должен быть по количеству и ценности или равен, или очень близок к сумме привоза во все страны. Разность можно ожидать только вследствие гибели части грузов в пути, например вследствие кораблекрушений, убыли части вывезенного от потребления во время пути, например от сжигания каменного угля на пароходах, и от приобретения новых грузов в море, например от улова рыб, китового жира и т. п. В количественном отношении такое заключение в общих чертах справедливо, и разность количеств вывезенных и привезенных товаров во всем свете должна быть ничтожно малою, может составлять разве один или около того процент.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.