1996

1996

Шесть дыр в сердце Ельцина

Его ввезли в операционную в предрассветный час черного утра, когда в тюрьмах казнят преступников. Охрана, жена, глава администрации — все остались за стеклянной перегородкой, и несколько телекамер транслировали операцию в круглый зал, где собрались врачи и ученые, и также через океан, где за операцией следил президент Америки.

Он лежал на операционном столе после усыпляющего укола и вяло шевелил полураскрытыми губами. Желтые веки его дрожали, а рука свешивалась из-под простыни, была худой, перевитой синими венами.

С него сняли простыню, и голый — он был костляв, с морщинистым впалым животом, выпуклыми мослами колен, с седой редкой шерстью на груди и в паху.

Хирург, окунув вату в йод, провел по его груди желтую полосу, там, где предполагался надрез, и по бедру — откуда надлежало вырезать вену.

Ему вставили в рот серебристый шланг, проталкивая поглубже к легким, и машина, похожая на кузнечные мехи, заменила ему легкие. Его сиплое, с перебоями, дыхание, в котором слышались его обычные простудные трески, его злые, похожие на клекот, интонации — с ними он обращался к народу с танка или с трибуны — стали частью машины.

Скальпель прочертил на груди надрез. За лезвием выступила необильная черно-красная роса. Отсасывающая трубка, похожая на клюв кроншнепа, с хлюпаньем выпила капельки крови.

Ему вскрывали мышцы, подбираясь к грудине, раздвигая бледные розоватые ткани с комочками нечистого жира. Кровь из перерезанных сосудов сочилась, мешала хирургам. Ее прижигали коагулятором. Трещали электрические разряды, вился дымок и пахло его жареной плотью.

Добравшись до грудины, в нее вставили длинный зубчатый шнур. Хирург резко дернул, как дергают стартер лодочного мотора, и грудина распахнулась, словно расстегнулась молния на спальном мешке. И хирург убирал влажные опилки костей.

В распил грудины вставили хромированный блестящий распор. Хирург поворачивал винт, грудь раскрывалась, как двери лифта, и там, в глубине, что-то дергалось, билось — лиловое, красное, черное. И пахнуло парным мясом.

Вскрыли слизистый перламутровый перикард, под которым открылось глянцевитое, похожее на скользкий гриб-валуй, сердце.

Сильным грубым движением хирург вогнал в сердечные сосуды канюли, и они приняли в себя дурную кровь. Машина, похожая на хрустальный шкаф, в котором кипело и стекало по стенкам варенье, перехватила функцию сердца, и теперь его кровь качала и перегоняла машина, а сердце, обмякнув, остановилось и было похоже на глубоководную рыбу, выброшенную на берег.

Хирург погрузил свою голую по локоть руку в глубину его рассеченной груди. Вынул сердце и держал на весу. Маслянистое, вздрагивающее, оно лежало на ладони у хирурга, а тело, лишенное сердца, пустое, как долбленая лодка, лежало отдельно.

В сердце, которое держал хирург, зияли дыры. Они были похожи на пробоины, которые оставляет лом в глыбе льда и па кратере остывающей Луны. И на вскрытые, отекающие сукровью нарывы. Хирург их считал, и насчитал шесть дыр.

Первая дыра образовалась, когда в Беловежье он совершил преступление и разрушил Советский Союз, растоптал с веселым бражным хохотом Конституцию Великого государства.

Вторая дыра образовалась, когда он обобрал до нитки трудолюбивый народ, превратил в изгоев и побирушек рабочих, академиков и полководцев, а учителей и библиотекарей послал копаться в мусорных кучах.

Третья дыра образовалась, когда он разрушил вторую Конституцию, натравил танки стрелять по Парламенту.

Пулеметы секли невинный народ, намолотив тысячу трупов, и раненую девушку насиловали в темном углу Дома Советов.

Четвертая дыра образовалась, когда он начал войну в Чечне. Засыпал, как маньяк, бомбами мирные города и села. В подбитых танках торчали кости сгоревших танкистов, и после смерти проклинавших пославшего их на верную смерть.

Пятая дыра образовалась, когда он закончил войну в Чечне, допустил ее выход из состава России, разрушив третью Конституцию, обрекая несчастную страну на распад и крушение.

Шестая дыра образовалась, когда он вдруг понял, что у него больше нет власти. Что властью завладели гангстеры, шпионы, еврейские банкиры и нрожженые партийцы, когда-то служившие секретарями обкомов, а теперь гребущие в свои сусеки алмазы и золото.

Хирург осматривал дырявое сердце, похожее на изъеденный червями корнеплод. А потом терпеливо принялся латать его, действуя кривой блестящей иглой, продергивая дратву. Он накладывал заплаты и швы, и был похож на усталого, умудренного сапожника, латающего старый валенок.

Когда работа была закончена, хирург осмотрел залатанное сердце. Поднес его к красной раскрытой груди и кинул. И оно долго летело обратно в грудь, и гулко ударилось, как булыжник о дно колодца.

Тело медленно зашивали, замазывали, отключали от машин и приборов. И от здания Кардиологического центра, как угорелая, сверкая мигалкой, помчалась черная машина. В ней сидел Чубайс. Он летел к своим друзьям-банкирам сообщить, что операция прошла успешно и они могут еще несколько лет грабить и мучить Россию.