Дагестанская авантюра экстремистов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дагестанская авантюра экстремистов

Существует много мнений насчет того, какое событие считать началом второй чеченской военной кампании. Представляется вполне обоснованным вести точку этого отсчета с момента нападения 2 августа 1999 года отряда боевиков, пришедших с территории Чечни, на контрольно-пропускной пункт милиции, расположенный у селения Гигатль Цумадинского района Дагестана. В результате этого боестолкновения погиб один милиционер, а двое были ранены. На следующий же день произошло новое нападение боевиков на милицейский пост у селения Агвали, в результате чего среди милиционеров также были убитые и раненые.

6 августа так называемая исламская шура (совет) Дагестана, находившаяся в Чечне, приняла «Декларацию о восстановлении исламского государства Дагестан», а на рассвете следующего дня 400 боевиков во главе с Басаевым и Хаттабом заняли села Ансалта, Рахата, Шодрода и Годобери Ботлихского района.

Прежде чем продолжить, представляется полезным сделать небольшое отступление.

Вторжение летом 1999 года бандитских орд в Дагестан и последовавшие за ним бои в Кадарском анклаве, контролировавшемся местными ваххабитами, заранее были запрограммированы вероуставом экстремистов. Если бы этого тогда не произошло, то что-нибудь аналогичное случилось бы в другом месте в другое время.

Дагестанские эпизоды ваххабитских авантюр ТОЙ так же, как и предыдущие ичкерийские события, происходили на фоне непонятных политических заигрываний российских власть предержащих с ичкерийцами. Увещевания России в адрес политиканствующих бандитов напоминали позицию кота Леопольда, призывающего жить дружно с обнаглевшими грызунами.

Для иллюстрации ситуации обратим внимание на следующие факты, которые, объясняя очень многое, одновременно ставят и немало вопросов.

На чеченской территории, считающейся де-юре российской, были созданы лагеря боевиков, где проходили обучение подрывному делу сотни иностранцев и российских граждан из самых разных регионов, в том числе и из Дагестана, на территорию которого они неоднократно нападали, совершая террористические акции в отношении войсковых частей российской армии.

Мустасиры из Чечни регулярно брали в заложники российских военнослужащих и дагестанских милиционеров, угоняли автотранспорт и скот на сопредельную территорию.

26 апреля 1998 года в Грозном был созван конгресс народов Ичкерии и Дагестана, о чем извещалось в разосланных мандатах и приглашениях.

Через месяц толпа, ведомая братьями Хачилаевыми, в которой лидировали ваххабиты, захватила и разгромила здание Госсовета, парламента и правительства Дагестана и водрузила на его крыше свой флаг, сбросив государственный. Вакханалия беспорядков с политической примесью пошла бы гулять по республике, если бы не власти Махачкалы во главе с мэром Саидом Амировым, который сумел поставить серьезный заслон перед разбушевавшимися экстремистами.

В Дагестане, в Кадарской зоне «рассудку вопреки, наперекор стихиям» возник ваххабитский анклав, управляемый вооруженными до зубов бородачами, куда то и дело наведывались сотрудники российских и иностранных спецслужб и высшие чины республики и страны, включая премьера Степашина.

Дагестанские ваххабиты Алиев, Джарулло, Тагаев, Магомедов и другие регулярно наведывались к своим «братьям» Хаттабу, Басаеву, Удугову и прочим в Чечню, о чем по официальным и неофициальным каналам распространялась соответствующая информация.

В июне — июле 1999 года стали регулярными сообщения о том, что на чеченской территории в зоне административной границы с Дагестаном скопились крупные силы боевиков и они готовятся к переходу границы. В это же время в Цумадинском и Ботлихском районах на господствующих высотах ичкерийские спецы на глазах у изумленных горцев стали устанавливать ретрансляторы для оперативной связи.

Жители приграничных с Чечней сел Дагестана настоятельно стали бить тревогу, когда дагестанские ваххабиты, обучавшиеся в хаттабовских лагерях, вместе со своими «сокурсниками» начали наведываться в родные села и говорить на встречах с односельчанами о предстоящей шариатизации республики вооруженным путем. Местные власти этих сел и районов подавали настойчивые тревожные сигналы руководству республики и правоохранительных органов о надвигающейся войне. О возможности вооруженного конфликта в своих публичных выступлениях стали говорить и некоторые руководители республиканского уровня, включая секретаря Совбеза Магдигаджиева и министра внутренних дел Магомедтагирова.

Но почему-то в высоких московских кабинетах иначе смотрели на происходящее, о чем свидетельствует высказывание первого заместителя министра внутренних дел РФ Колесникова, который за несколько дней до вторжения ваххабитов в Дагестан на пресс-конференции в Махачкале назвал выдумкой журналистов сообщения об агрессивных намерениях боевиков, скопившихся в приграничной зоне. Шеф Колесникова министр Рушайло пошел дальше своего зама и 3 августа за день до нападения боевиков на милицейский пост и 4 дня до массового вторжения бандитов, выйдя из кабинета Ельцина к журналистам, заявил буквально следующее: «Мы не находимся на гране войны на Северном Кавказе. Обострение обстановки лежит за рамками действий силовых структур». Это высказывание Рушайло вполне соответствует действиям его коллег из других силовых ведомств, которые в приказном порядке оголили чеченско-дагестанскую границу, выведя оттуда воинские подразделения и упразднив множество боевых постов и контрольно-пропускных пунктов, на которых сосредотачивались немалые федеральные силы. Теперь же там остались только дагестанская милиция и помогающие ей местные ополченцы.

Такую ситуацию можно, конечно, объяснить неким замыслом федеральных военных стратегов, которые своими действиями как бы приглашали басаевско-хаттабовские банды в ловушку с тем, чтобы, по команде захлопнув ее, покончить с ними навсегда.

Если допустить, что дело обстояло именно так, о чем довольно внятно говорили некоторые аналитики, то никак нельзя согласиться с подобной стратегией по следующим соображениям. Во-первых, безнравственно провоцировать войну с отпетыми бандитами, одновременно ставя под опасность уничтожения тысячи безвинных мирных жителей, если, конечно, не руководствоваться иезуитским девизом «цель оправдывает средства». Во-вторых, никто не мог гарантировать достижение желаемых результатов в столь плохо прогнозируемом деле, как боевые действия, которые вряд ли можно запрограммировать, словно шахматная партия.

Если же исключить замысел ловушки для экстремистов, то оголение административной границы с Чечней накануне вторжения боевиков и почти полное игнорирование тревожных сигналов о скором начале войны на республиканском и федеральном уровнях можно объяснить только знаменитым российским «авось», отсутствием четкости в политических решениях, служащим указующим перстом для силовых структур, либо влиянием ичкерийского тайного общества, проникающего повсюду.

Достаточно бросить ретроспективный взгляд на тогдашний российский политический олимп, где само «явление Ельцина народу» преподносилось СМИ чуть ли не как значительное событие в государственной жизни страны, чтобы убедиться в том, что стратегический замысел по ликвидации бандформирований, скорее всего, отсутствовал, а военные действия развернулись как естественная силовая реакция на их чересчур уж наглое вторжение в Дагестан, являвшееся вызовом великой державе.

Что же касается отсутствия адекватной реакции дагестанского руководства на наличие явных признаков предстоящего нападения на республику, то его отчасти можно объяснить следующим.

В последние годы в верхнем эшелоне дагестанских властных структур стала преобладать тенденция выжидания, которая выражена в известной поговорке «как бы чего не вышло». Именно этим руководствовались ответственные лица, когда допустили существование у себя под боком так называемой Кадарской зоны, состоящей из нескольких населенных пунктов, где волею кучки экстремистов легитимная власть была упразднена, а действовал хаттабовский режим, названный для солидности шариатским. Аналогичной была и реакция, а скорее ее отсутствие, на вопиющие факты ущемления суверенитета Дагестана в приграничной с Чечней зоне, а наращивание экстремистских проявлений с сопредельной территории постепенно стало чуть ли не рутинным.

Власти в Дагестане и в этих экстремальных обстоятельствах не изменили своей устоявшейся привычке ждать команды из Москвы. А там у семьи президента были собственные приоритеты — преимущественно в финансовой сфере, а до бандитских вылазок на Юге у членов семьи руки не доходили.

Представляется, что призрачность волевого потенциала на федеральном уровне и пассивность республиканских властей, привыкших при каждом случае ждать команды из Центра, были расценены главарями бандформирований как государственный иммунодефицит, благоприятствующий реализации собственных политических амбиций. И эти амбиции, щедро оплачиваемые из-за рубежа и внутренних криминальных источников, привели боевиков в Дагестан, где по их ожиданиям уставшие от нищеты и не очень-то доверяющие руководителям горцы были готовы проявить, по крайней мере, нейтралитет относительно происходящего вокруг них. В данных условиях реальной угрозы Дагестану и вялых военно-политических движениях Центра в верхних эшелонах республиканских властей появились признаки растерянности. Видимо, этим объясняется появление ряда указов Госсовета, касающихся чрезвычайного (военного) положения, мобилизации и права населения на ношение оружия, чем власти субъекта позволили себе вторгнуться в сферу федеральной компетенции. Правда, подобные акты республиканских государственных органов затем дезавуировались или вовсе отменялись, внося в деятельность соответствующих структур элементы дезорганизации.

В это критическое время махачкалинские городские власти, ведомые главой администрации С. Амировым, вновь проявили организованность и приняли четкие меры не только по обеспечению безопасности столицы Дагестана, но и по боевому противостоянию агрессорам. Ранее Амиров неоднократно публично предупреждал о подготовке войны со стороны ваххабитов, однако его не захотели услышать «наверху». Почему? — это уже другой вопрос.

В первые же дни войны решением администрации Махачкалы была сформирована Интернациональная бригада, которая укомплектовывалась добровольцами преимущественно из числа «афганцев» и других участников локальных войн. Костяк бригады уже 11 августа направился на передовую для участия в боевых действиях, а остальные подразделения взяли под свою охрану важные объекты и коммуникации города, на окраинах которого уже началось возведение фортификационных сооружений.

Военные действия в Дагестане получили новый импульс и осмысленную упорядоченность с назначением В. В. Путина премьером правительства России. Справедливости ради надо сказать, что его предшественник на посту премьера Степашин встречался с ваххабитами Кадарской зоны, передал им гуманитарный груз и обратился к ним со словами, смысл которых содержится в знаменитом призыве того же кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно». А через год с небольшим, когда эти «ребята» начали войну, Степашин глубокомысленно произнес: «Кажется, Дагестан мы потеряли». Его отставку, состоявшуюся вскоре после этих слов, в Дагестане восприняли неоднозначно. Председатель Госсовета Магомедов высказался так: «Отставка Степашина не лучшая помощь Дагестану», другие официальные лица республики просто отмалчивались, а рядовые жители с надеждой смотрели на подвижного премьера с чекистским прошлым. И он оправдал их надежды. Всем запомнились слова В. В. Путина, сказанные им в Ботлихе: «Я и раньше относился к дагестанцам с уважением, а теперь же я их просто люблю».

С прибытием В. В. Путина в зону боевых действий начались ракетно-бомбовые удары по боевикам, засевшим в брошенных жителями селах. Местное население, которое еще до прибытия регулярных частей организовало военный отпор интервентам, повсюду встречало солдат с хлебом-солью, помогало им и в бою, и в быту. Военные откровенно говорили о том, что такого приема они не ожидали. Неожиданным был прием не только для них, но и для боевиков. Они, наоборот, ожидали, что их встретят как желанных гостей, а встретили с оружием в руках как заклятых врагов. Чего стоит только поступок семнадцатилетнего Хаджимурада Курахмаева, расстрелявшего четверых боевиков из их же оружия, которым он сумел завладеть.

Впервые российские солдаты видели на Кавказе подобное, что послужило журналистам поводом для воскрешения в памяти подзабытого лозунга советской эпохи «Народ и армия едины».

Война в Чечне и Дагестане в классическом смысле и не была войной, которая подразумевает участие в ней профессиональных армий воюющих государств, при этом предполагается соблюдение определенных правил игры, зафиксированных даже в международных договорах. Вместе с тем к войне применимы и определенные нравственные критерии с точки зрения оправданности или справедливости боевых действий с той или другой стороны. Применение правовых постулатов или нравственных критериев к войне, начавшейся в декабре 1994 года в Чечне и осенью 1999 года после известных событий через Дагестан возвратившейся туда же, весьма затруднительно.

Эта война, будучи продолжением политики, переплелась с ней, в силу чего политики и военные оглядывались друг на друга и смотрели в сторону Кремля, когда приходилось принимать решения относительно уничтожения бандитов в их логове на территории криминальной Ичкерии. К тому же проблема была окутана обязательствами хасавюртовских соглашений 1996 года и усложнена ретивым вмешательством в события Совета Европы. Приведенные выше высказывания Рушайло и Степашина свидетельствуют о нерешительности власти перед необходимостью перейти Рубикон, то есть дагестано-чеченскую границу. В этой обстановке растерянности и замешательства своевременно и четко прозвучало знаменитое изречение В. В. Путина:

«Будем мочить бандитов даже в сортирах». Тогда кое-кто не преминул упрекнуть молодого премьера в употреблении жаргонных словечек. Однако, кажется, он как раз к месту применил понятные для преступников выражения из их же фени[1], подчеркнув тем самым, что власти знают, с кем имеют дело. Получив такой своеобразный приказ со стороны премьера, военные приступили к его исполнению, что выразилось в массированных ракетно-бомбовых ударах «по сортирам», то есть по базам и лагерям боевиков, расположенным в центральной и горной части Чечни. Оправдались слова «официального представителя Ичкерии в Москве» Майрбека Вачагаева, который в сердцах сказал, что «Шамиль Басаев пошел в Дагестан, чтобы взять войну за руку и привести ее вновь в Чечню». Война действительно пришла в Чечню, но она еще долго не уходила из Дагестана.

По завершении боевых действий в Ботлихском и Цумадинском районах в Дагестан 28 августа приехала представительная делегация руководителей страны во главе с В. В. Путиным. Вместе с премьером прибыли директор ФСБ Н. Патрушев, министр по чрезвычайным ситуациям С. Шойгу, начальник Генштаба А. Квашнин и другие руководители центральных ведомств. Было объявлено о выделении из федерального бюджета на нужды Дагестана 400 млн рублей. На совместном совещании руководителей страны и республики В. В. Путин сказал примечательные слова: «Россия никогда не забудет то, что сделали дагестанцы».

Но на этом авантюра ичкерийцев в Дагестане не закончилась, впереди были еще боевые действия в Кадарской зоне и Новолаке.

29 августа прокурор республики И. Яралиев обратился к так называемому карамахинскому джамаату (обществу) с требованием подчиниться органам власти, сдать оружие и восстановить местное самоуправление.

Ваххабиты, уже два года господствовавшие в Кадарской зоне и установившие там собственные неконституционные порядки, проигнорировали обращение прокурора.

Вооруженные до зубов отряды экстремистов, обжившие Кадарский анклав, превращенный ими в сплошной укрепраион, не спешили сложить оружие, потому что имели на руках некую охранную грамоту, выданную им ровно год назад властями Дагестана. Тогда, 1 сентября 1998 года, между председателем Госсовета Магомедовым и лидерами ваххабитов в Буйнакске был подписан некий протокол, определивший взаимные обязательства сторон. Юридическая ничтожность этого документа несомненна, а политическая целесообразность его подписания тоже остается под большим вопросом.

Ваххабиты Кадарской зоны, как и следовало ожидать, проигнорировали ультимативное требование властей, после чего развернулась войсковая операция по их ликвидации. В этой операции были задействованы крупные силы Министерства обороны, Внутренних дел и ФСБ, а также привлеченные силы ФАПСИ, МЧС, Минздрава и других ведомств. Военные через каждые 2–3 дня объявляли о завершении операции, однако при попытке подразделений осуществить «зачистку» населенных пунктов бои вспыхивали с новой силой и применение авиации и артиллерии возобновлялось.

5 сентября 1998 года экстремистские лидеры вышли к командованию федеральных сил с предложением предоставить им коридор для ухода в Чечню в обмен на прекращение огня и освобождения заложников. Это их предложение было отвергнуто, коридор предоставлялся только для ухода мирного населения, а зона боевых действий была окружена плотным кольцом подразделениями армии и милиции.

8 сентября военные в очередной раз заявили, что над Кадарской зоной достигнут полный контроль, но войска и милиция смогли зайти в вотчину экстремистов лишь через 4 дня. Однако их лидеры, как это бывало много раз в Чечне, непонятным образом исчезли. Позже они объявились у своих ичкерийских единомышленников.

За три дня до этого, 5 сентября 1998 года, в самом разгаре боев с кадарскими ваххабитами крупные силы боевиков численностью до двух тысяч человек вторглись на территорию Новолакского района и заняли несколько населенных пунктов. Точь-в-точь здесь повторился ботлихский сценарий, и понять логику бандитов, быстро окопавшихся как и там, на высотах и в селах, было невозможно. Правда, потом оказалось, что, получив отпор в Ботлихе, они рассчитывали найти поддержку здесь среди своих соплеменников чеченцев-аккинцев, тем более что здесь была зона влияния их подельника Надира Хачилаева. Действительно некоторая часть дагестанских чеченцев встретила бородатых агрессоров как желанных гостей, но такие случаи имели место нечасто и на фоне общего неприятия дагестанцами ваххабитских экстремистов они не сыграли существенной роли.

Поначалу боевикам, как в Ботлихе и Цумаде, противостояла местная милиция, усиленная подразделениями ОМОНа из российских областей, позже стали подтягиваться войска, покидающие Кадарскую зону после завершения операции.

4 сентября 1998 года, за день до вторжения в Новолак, в Буйнакске прогремел взрыв жилого дома, унесший десятки жизней и покалечивший более сотни человек, преимущественно женщин и детей. Не оставалось сомнения, что Ботлих-Карамахи-Буйнакск-Новолак — это звенья одной цепи, конец которой тянется далеко за пределы региона и страны. То, что война в Дагестане планировалась в штабах зарубежных террористических центров, связанных с большой политикой и международным нефтяным бизнесом, ныне является секретом полишинеля, и потуги определенных кругов представить дело, как будто на Северном Кавказе созрели условия для «исламской революции», не более чем пыль в глаза несведущих.

Деятельность так называемых «исламской шуры», «освободительной армии Дагестана» и подобных химерических структур, созданных на территории Ичкерии, прикрывала лишь амбициозные проекты международных экстремистских сил, за которыми маячат военно-политические планы определенных кругов Запада и Востока, предусматривающих вытеснение России со стратегического Кавказского региона далеко на север. Известно: кто платит, тот и заказывает музыку. А то, что дагестанская авантюра ичкерийцев была щедро оплачена из-за рубежа, не является ни для кого тайной. Приведу лишь одну цитату из многочисленных высказываний на эту тему. Заместитель министра внутренних дел И. Зубов 21 сентября на брифинге огласил следующий факт: «В Карачи на специальном совещании с участием главарей экстремистов принято решение выделить 30 млн долларов Басаеву и Хаттабу. 20 млн долларов собрано в Иордании и Турции для поддержки боевиков на Кавказе, в том числе и для отправки к ним наемников через Азербайджан и Грузию». Но тем не менее очередной виток военных действий в Дагестане официальный Грозный вновь попытался представить «внутренним делом России», о чем Масхадов заявил 11 сентября, объявляя о введении в Ичкерии чрезвычайного положения.

Под мощными ударами армейских группировок, натиском милиции и ополченцев враждебно встреченные местным населением боевики и на этот раз поспешно покинули негостеприимную дагестанскую землю, оставив на ней трупы и побросав оружие.

Басаев в Грозном признал, что операция в Новолаке планировалась им для поддержки «моджахедов Карамахи и Чабанмахи», что «не было услышано» Масхадовым, назначившим его 27 сентября «командующим восточным фронтом». Продолжая свою двойственную политику, Масхадов в этот же день после проведения тайного совещания с «командующими фронтами», на котором многим банд-главарям были вручены «секретные пакеты», заявил о своей готовности встретиться с лидерами Северного Кавказа и федеральной делегацией высокого уровня.

Инициатива Масхадова была принята в Махачкале, и 29 сентября руководители Чечни и Дагестана поехали в Хасавюрт для встречи и переговоров.

Однако потрясенные вероломством соседей дагестанцы сорвали эту встречу. Заблокировавшие дороги стихийные толпы не пропустили ни Масхадова, ни Магомедова в Хасавюрт.

Так закончился дагестанский этап «новой кавказской войны», которая снова стала полыхать на чеченской земле.

В Дагестане, как и в Чечне, имели также место странности, которые, по всей видимости, имеют общее происхождение. Приведем несколько примеров.

Прежде всего это та же неуловимость бандглаварей. Один из министров масхадовского правительства высказывал восхищение Басаевым, который якобы, ночуя в своем доме в Ведено, регулярно по утрам на джипе ездил на войну в Дагестан, как на работу.

Оставив без внимания это преувеличение поклонника главного террориста, мы не можем игнорировать факт неоднократного нахождения последнего в боевых порядках бандитов, захвативших дагестанские села. После изгнания из Дагестана Басаев продолжал командовать своим преступным воинством в Ичкерии, где, даже потеряв конечность на минном поле, не стал после этого менее уловимым.

Его подельник Хаттаб, женатый на дагестанке, неоднократно бывал у родственников жены в Кадарской зоне и в других населенных пунктах республики, не говоря о том, что, командуя боевыми учебными центрами, расположенными в Чечне, он регулярно выезжал на Ближний Восток, где встречался со своими единомышленниками и покровителями, в числе которых был «мировой террорист № 1» Усама бен Ладен. Это не информация какой-то бабушки с базара, а сведения, поступившие из вполне компетентных источников, включая и спецслужбы. Последним, видимо, было не до каких-то там террористов, шастающих под их носом через границы и кордоны, потому что они нередко оказывались задействованными в супероперативных мероприятиях типа рязанских учений с пресловутым «гексогеном» или «наездов» на различные конторы вроде «Медиа-моста».

Беженцы из Ботлихского района, видевшие, как хозяйничают в их домах боевики, вывозя на КамАЗах награбленное имущество, умоляли военных бомбить их села. Горцами, для которых изгнание из родных очагов было смертельным оскорблением, двигало желание любой ценой отомстить обидчикам. Военные были неумолимы и чего-то ждали. Оказалось, что ждали ухода боевиков. Но села все же разрушили до основания, однако почему-то сделали это, когда там уже не осталось бандитов. Отступая под напором армии и ополчения, ваххабиты увозили колоннами грузовиков «идейно» награбленное имущество, а российские вертолеты, облетев уходивших грабителей, дали им возможность перебраться в Чечню. «Не было приказа», — потом пояснили пилоты возмущенным ополченцам и ограбленным жителям.

После ухода экстремистов из Ботлиха наиболее вероятными направлениями их нового вторжения считали Новолакский и Хасавюртовский районы, тем более что о скоплениях боевиков на границах этих районов говорили повсюду.

«Известия» тогда писали о развитии ситуации следующее: «Приказ об эвакуации исламистов из сел Ботлихского района был отдан Басаевым 22 августа… Отряды переходят на пограничные с Новолакским и Хасавюртовским районами территории Чечни — зоны компактного проживания лакцев и чеченцев-аккинцев… Ранним утром 5 сентября крупный отряд боевиков из Чечни под командованием Басаева и Хаттаба вторгся на территорию Новолакского и Казбековского районов Дагестана и с марша занял шесть населенных пунктов… Вторжение боевиков в Новолакский район стало неожиданностью, видимо, только для федеральных Вооруженных Сил и МВД… Верховный главнокомандующий вопрошал: — Как получилось, что в Дагестане мы потеряли целый район?»

Вопрос Верховного прозвучал как продолжение другого вопроса, заданного им генералам после печально знаменитого рейда Радуева в Кизляр, который мы уже приводили.

Тем не менее на пути боевиков оказались лишь мирные жители, местная милиция и почти безоружные ополченцы. Конечно, эти странности трудно объяснить головотяпством нерадивого прапорщика, однако они все же имели место.

Ваххабитские функционеры из ТОЙ, ставшие знаменосцами новой волны ичкерийского экстремизма, и их зарубежные покровители, затевая очередную авантюру, крупно просчитались по следующим позициям:

1. Дагестанцы, несмотря на явное неудовлетворение деятельностью властей республики и своей нищенской жизнью, отказались от ваххабитского «нового порядка» и дали интервентам решительный отпор.

2. Они активно поддержали российскую армию и ее боевые операции.

3. Разные национальности, общественно-политические движения, конфессии, кланы и другие силы республики вопреки ожиданиям интервентов проявили солидарность перед лицом внешней угрозы.

Эти факторы в числе других определили в конечном счете исход оплаченной авантюры религиозных экстремистов, пытавшихся создать на базе Чечни и Дагестана ваххабитское квазигосударство, что позволило бы внешним силам в значительных масштабах контролировать энергетические и транспортные коммуникации и каспийские ресурсы в этом узловом геополитическом регионе, откуда Россия была бы вынуждена уйти.

Эта глобальная задумка антироссийских сил на Юге и Западе, которые преследовали собственные цели, захлебнулась главным образом потому, что стратегическая ориентация Дагестана на Россию, как оказалось, базируется не только на пожеланиях властных структур в Махачкале и в Москве, но и в массовом сознании граждан республики, обеспокоенных сомнительно тревожной «независимостью» соседей и рассчитывающих на Россию прежде всего как на гаранта порядка и стабильности в собственном доме.

Дагестанский кризис, как известно, завершился полным разгромом и изгнанием ваххабитских экстремистов из республики, где они так и не сумели найти опору в народе, несмотря на наличие среди сторонников этого течения немалого количества этнических дагестанцев.

Отторжение подавляющим большинством верующих мусульман республики ваххабизма вполне закономерно по следующим основаниям. Во-первых, классический тарикатистский ислам в Дагестане имеет многовековую историю и обширную идеологическую базу, заложенную местными духовными авторитетами, известными во всем мусульманском мире. Во-вторых, в республике не было более-менее организованных сил или вооруженных формирований (за исключением кадарской группировки), которые бы нуждались в идейном обосновании насилия как средства для достижения собственных целей.

В Чечне же все сложилось иначе, и поэтому ваххабизм там вписался в систему существовавших условий и был востребован различными группировками, нуждавшимися в идейном оправдании творимого ими насилия.

Для функционеров ТОЙ лозунги всегда служили фиговым листком, прикрывавшим срамные места политико-криминальной деятельности, и поэтому братья-близнецы Шамиль Басаев и Хаттаб аль-Эмир, командовавшие воинством с большой дороги, не особенно-то задумывались о чистоте своих помыслов и последствиях затеваемых авантюр.

А последствия не заставили себя долго ждать и привели к новой войне в Чечне, огонь которой вроде погас, но угли тлеют вот уже много месяцев.