Понедельник 16 января. Триполи, Ливан

Понедельник 16 января. Триполи, Ливан

Я прилетел в Бейрут в пятницу, 13 января. Мани присоединился ко мне 14- го и тут же начал звонить в Хомс, чтобы нас переправили через границу. Абу Брахим, религиозный старшина квартала Баяда, у которого Мани жил в ноябре, обратился к своим знакомым в САС с просьбой организовать для нас коридор через границу. В понедельник 16-го, часам к пяти дня, Мани — отныне носящий имя Райед — получил телефонный звонок: нам предлагалось прибыть в Триполи тем же вечером.

22.30. Мы в Триполи, идет дождь[1]. В условленном месте нас встретили трое крепких парней и отвели на квартиру, оказавшуюся совсем рядом. На лестнице темно, из стен торчат оборванные провода. В доме жуткий холод, но квартира оказалась просторной и красиво убранной: полы из отшлифованного камня, позолоченная мебель с бархатной обивкой, большой стеклянный канделябр. На стенах — картины и фрагменты арабской вязи в рамках. Д., молодой активист, приехавший из Хомса неделю назад, поставив ноутбук на низкий столик, чатится в скайпе. «Мне очень жаль, но квартира холостяцкая!» Включенный телевизор настроен на канал «Сирийский народ» — оппозиционная телестанция, вещающая из Великобритании.

Д. рассказывает нам о Жиле Жакье. «Режим уничтожил его намеренно, чтобы отбить у журналистов охоту приезжать в страну. Жакье убили в Акраме, квартале Аль-Джадиды, населенном лояльными к Асаду алавитами, прямо напротив рынка Аль-Бутул. Фальшивую информацию о месте предполагаемой атаки распространяли власти и один журналист-предатель». Рассказчик имел в виду Мухаммеда Баллу из арабской службы Би-Би-Си, ливанца по национальности, члена Сирийской национал-социалистической партии. Би-Би-Си, как говорят, принесла извинения за своего сотрудника[2]. Жиль Жакье, репортер «Франс-2», погиб в Хомсе 11 января во время артиллерийского обстрела города, где в то время находилась группа журналистов, работавшая в стране с санкции и под охраной властей. Вину за гибель журналиста правительство и оппозиция валят друг на друга. Все время, что мы будем находиться в Сирии, о трагедии с Жакье нам станут рассказывать многие, пытаясь убедить в виновности режима, хотя никаких неопровержимых доказательств мы так и не услышим.

Пришли какие-то люди. Главный среди них — А. — наш проводник, бородатый, приземистый, улыбчивый. Одет в черное, в каждой руке — по мобильнику.

Д. продолжает свой рассказ о Жакье. Восставшие считают его shahid[3], как и всех жертв режима. На страничке Facebook, посвященной сирийской революции, прошлый четверг был объявлен Днем памяти Жиля Жакье; поминальными становятся все дни недели, а не только пятницы. Д. продолжает восхищаться погибшим французом: «Он приехал сюда, чтобы всему миру рассказать о страданиях сирийского народа». Координационные комитеты революции собирают доказательства того, что Жиль Жакье был убит властями. Парень приводит навскидку такие объяснения: shabbiha[4], свирепствующие в Хомсе, обычно являются выходцами из Акрама и прилегающих к нему кварталов; оппозиционерам появляться там очень опасно. Университет, расположенный в западной части города, вообще объявлен военной зоной.

По телевизору говорили о минометном обстреле, однако Д. утверждает, что у Свободной армии минометов нет, как нет вообще никаких тяжелых вооружений такого типа. Это его главный довод, и он его горячо защищает. В разговор вмешивается проводник, и начинается спор о минометах; для него калибр 60 мм, который весит девяносто килограммов, слишком тяжел, чтобы его мог нести один солдат. Я начинаю возражать, и наш спор тонет в деталях.

Время обеда. Сытная, обильная еда принесена из ресторана: курица, хумус, фалафель, салат. Наш проводник называет себя Al-Ghadah, что в переводе означает «Гнев». «Меня так прозвали в самом начале революции, но вообще-то я веселый!» Двое его приятелей — ливанцы, с их помощью нам завтра предстоит преодолеть ливанские пропускные пункты на границе. Дальше Гнев, который родом из Хомса, доведет нас до города. Весь переход распадается на четыре этапа и займет сутки, может, полтора дня. До границы на машине, потом несколько километров на мотоцикле, затем снова на машине.

Манон Луазо, моя знакомая журналистка, рассказывала, что ей, чтобы попасть на сирийскую территорию, пришлось идти по минному полю. Я спрашиваю, что об этом думает Гнев.

В принципе, нам это не грозит. Есть другие способы, они вполне надежны. Однако случиться может всякое. Сам Гнев ходил по минам только однажды. Но даже если придется, особой проблемы здесь нет: через пару недель после того, как правительственные войска заминировали приграничную полосу, САС расчистила в ней коридор трехметровой ширины. Это было два месяца назад. Один парень потерял на этом обе ноги. Мужчины хохочут: «Бу-у-ум!» — и руками показывают, как за спиной появляются крылышки. Как у ангела.

Коридор отмечен камнями, по нему постоянно ходят контрабандисты. Гнев успокаивает: «Если придется идти там, я пойду впереди. Ваши жизни дороже моей». Сказано с пафосом, но искренне.