Вторник 24 января. Баба-Амр — Халдия — Баяда

Вторник 24 января. Баба-Амр — Халдия — Баяда

10 часов. Просыпаюсь, а Ахмад с другими парнями уже громко разговаривают, сидя вокруг sobia. Фади еще спит. Ребята пьют мате и заварили чай. Райед звонит своему приятелю Абу Ассаду: просит организовать нам поездку в Халдию. Но для Абу Ассада это слишком сложно. В конце концов договариваются о том, что за нами приедет Биляль, активист из Халдии, который работает с подпольными госпиталями.

Несмотря на то что здесь у нас оставались неоконченные дела, к примеру, встреча с врачом из mukhabarat, которую так и не удалось организовать, мы еще накануне решили, что пора начинать работать в центральных кварталах, начиная с Халдии, расположенной в северо-западной части города, где у Райеда есть хорошие знакомые.

После полуденной молитвы — похороны shahid. Как нам вчера вечером рассказали активисты, этот человек — он не был военным — возвращался домой из центра города, был остановлен на КПП, и солдаты увидели, что он — житель Баба-Амра. В этот момент началась перестрелка между ними и бойцами САС. Солдаты связали прохожего и использовали его в качестве живого щита. Однако из той заварухи он вышел целым и невредимым: убили его потом.

Стоя под дождем перед мечетью, ждем начала траурной церемонии.

Выяснились подробности: shahid звали Мухаммед В. Его похоронили сегодня, в девять утра. Но это не тот shahid, о котором говорили вчера, этого человека ранило десять дней назад осколком снаряда, влетевшим в булочную. От этих ран он вчера и умер.[64].

Райед звонит Абу Язану аль-Хомси, оператору с телеканала «Аль-Джазира», и тот утверждает, что речь идет как раз о том shahid, которого мы искали. И это действительно его ранили четыре дня назад возле КПП, как нам рассказывали? Теперь это невозможно выяснить точно: он умер вчера вечером. Его семья живет в Аль-Вааор, возле нефтеперерабатывающего завода, и родственники забрали тело сегодня утром, чтобы похоронить его поближе к дому. Еще одна история, в которой невозможно доискаться правды. Как и все здешние истории.

В конце концов узнаем, что труп из булочной был на самом деле и его действительно похоронили сегодня утром.

Беседуем с группой женщин. «Храни вас Господь, сынки! И пусть вас минует беда, которая случилась с одним из ваших!» Какой-то тип на велосипеде, в наушниках и с висящими на руле покупками, присоединяется к разговору. В декабре его брат был убит снайпером в тот момент, когда садился в автобус, чтобы ехать на работу.

С того вечера с кальяном, где были доктор Али и активисты, у меня начался кашель, который день ото дня будет только усугубляться, и избавиться от него мне не удастся до конца поездки. И поскольку друг Райеда, вызвавшийся отвезти нас в Халдию, задерживается, мы отправляемся пешком искать ближайшую аптеку.

Аптека на одной из центральных улиц, я покупаю сироп от кашля. Аптекарь по имени Ахмед прекрасно говорит по-русски, он десять лет учился в Москве — с 1999 по 2000 год. Его брат, который работает врачом в Дамаске, — тоже. Свою аптеку он снова открыл всего неделю назад: она какое-то время не работала, потому что эта часть улицы была разрушена.

По сути, это первый человек, с которым я могу говорить напрямую с тех пор, как нахожусь здесь. Я просто счастлив.

Ахмед родом из деревни, которая находится на границе с Ливаном, по дороге на Тартус. До того, как попасть в Россию, он учился в Саудовской Аравии, а потом там работал, в том числе и в сельской местности. В Баба-Амре живет уже пять лет, здесь прошло и его детство: отец служил учителем. Мой собеседник — туркмен по национальности, как и все в его деревне. В сущности, это скорее небольшой городишко, где живут 14 тысяч человек.

«Я много путешествовал: Россия, Румыния, Греция, Турция, Саудовская Аравия, но такой власти не видел нигде». Солдаты правительственных войск грабили его аптеку трижды. Витрина и металлическая штора напоминают решето, такое в них количество дырок от пуль, снарядов и осколков.

Медикаменты он берет в центре города, а также в Дамаске, Алеппо и в других местах: посылает заявку, и через день-два ему привозят товар. Цены на лекарства не выросли, он полагает, что их контролирует Министерство здравоохранения. В то же время некоторые средства достать трудно. Не хватает очень многого. Как раз в этот момент появляется хорошо одетый господин, который привез заказанные медикаменты из центра города. Ахмед обсуждает с ним следующий заказ. Цены на товары, необходимые для ухода за детьми и за больными (бинты, пастилки от кашля, детское питание и прочее), не контролируются и выросли на 100–120 %. Кроме того, ездить сюда из центра очень опасно.

Ахмед рассказывает всякие байки про Россию. Там ему говорили: «Ты не пьешь, не куришь, зачем же ты живешь? — Только чтобы бегать за девушками».

Раньше Ахмед оказывал помощь клинике Имада, но там что-то не заладилось. Говорить об этом не хочет. Но в конце концов дает понять, в чем состоит причина разлада: то, что он туда посылал, до клиники не доходило. «Они — хорошие ребята, но у них — внутренние распри. И кое-кто этим пользуется». После трех грабежей с деньгами у него туго, и это — лишний довод, чтобы прекратить сотрудничество. «А клиника Абу Бари?» — «Нет, ни за что!» Сказано с большим чувством.

Он рассказывает о своем дяде, который работает пилотом. За офицерами авиации ведется тщательная слежка. Несколько человек из его окружения хотели перейти на сторону восставших, но их арестовали и казнили. Дяде удалось бежать, и он какое-то время сражался в рядах САС. Теперь живет где-то в провинции.

* * *

Перед тем как выехать из Баба-Амра, мы отправляемся на Военный совет на встречу с Муханнадом. На площадке за мечетью, между деревьями — две уже вырытые могилы. Их приготовили на случай, если сильная стрельба не даст возможности донести покойника до кладбища.

Фотосессия на фоне здания, где помещается Военный совет. Несколько портретов: naqib Айман аль-Фадус и Абдерразак Тласс — в военной форме, горделиво улыбается и потрясает зажатым в руке калашом. После съемки короткая беседа с Муханнадом.

Пока ждем и разговариваем, на меня нападает внезапный приступ лихорадки. Все тело бьет дрожь.

* * *

Около 14 часов — отъезд в Халдию. Обычное такси ждет нас возле Военного совета, его прислал Биляль, друг Райеда. Заезжаем домой взять вещи, надо торопиться, потому что Абдерразак Тласс собирается атаковать армейские блокпосты, так что возможна перестрелка: мы быстренько смываемся. Начиная с Инша’ат, пейзаж меняется: дома более ухоженные и чистые, тротуары целые, появляются деревья и газоны, много прохожих, гораздо больше машин. Выезжаем на проспект: прямо перед нами здание с огромным портретом Асада-старшего, похоже, что это штаб-квартира «Баас». Чувствуется, что мы на вражеской территории, однако не видно ни военных, ни блокпостов.

Ощущение такое, что телесная лихорадка — это лишь отражение лихорадки в мозгу: болезненно взвинченное, горячечное состояние.

Такси поднимается по проспекту, движение плотное, в нижних этажах зданий полно магазинов, множество публики. В кварталах, поддерживающих повстанцев, — горы мусора, грязь повсюду: муниципальные власти придумали для них «наказание» — перестали выполнять свои обязанности по уборке улиц. Но здесь, даже в тысяче лье от Баба-Амра, в большом, «современном» городе, если съехать с оживленной улицы вглубь, в кварталы, где живет простой люд, вы увидите такие уголки, куда нормальный человек войти не отважится. Проезжаем по улице Дублин, потом по Лa-Корниш — широкому проспекту в самом центре, затем, чтобы миновать блокпосты, начинаем петлять по узким проулкам кварталов, поддерживающих повстанцев, но не таких безопасных, как Баба-Амр. Минут через двадцать въезжаем в Халдию. И вот первый сюрприз: на въезде в квартал — блокпост САС: мешки с песком и вооруженные бойцы. Райед удивлен: в ноябре этого поста еще не было. Если повстанцы позволяют себе открыто демонстрировать свое присутствие так близко к центру города, это означает, что их позиции серьезно укрепились. Пост появился два дня назад, за ним расположен еще один: он стоит здесь уже месяц и охраняет подступы к центральной площади, где происходят манифестации. Через несколько минут мы на месте. Я, содрогаясь от озноба, поедаю маленькую пиццу с сыром под острым соусом, которую испек для меня бродячий торговец. Мы ждем Биляля. Он появляется — вместе со своей энергичной подругой Заин. Заин носит покрывало, но одета в джинсы и горные ботинки: а Баба-Амре такого не увидишь. У Биляля рука в гипсе: свою пулю он получил четыре дня назад, когда пытался помочь какому-то раненому.

Первое, что бросается здесь в глаза по сравнению с Баба-Амром, — множество женщин. Там женщин можно увидеть только на манифестациях, больше нигде: их как будто нет. Здесь же они повсюду, вперемешку с мужчинами. По таким вот деталям можно судить о том, насколько консервативен Баба-Амр.

* * *

Около 15 часов. Биляль ведет нас посмотреть подпольный медпункт. Нас угощают чаем, а Заин показывает мне на своем смартфоне длинный клип, который она сняла здесь, в медпункте. На экране — шофер такси, которому пуля попала в лицо: он умирает, лежа на полу рядом с кушеткой, на которой я в данный момент сижу. Окружившие его врачи безуспешно пытаются вернуть его к жизни с помощью интубации и прямого массажа сердца. Раненый лежит в луже крови, мозг наполовину вывалился из черепной коробки на пол. Он умирает.

Еще один клип, на нем — труп молодого парня с аккуратно подстриженной бородкой, он убит в тот же день, что и шофер. Парень был бойцом Свободной армии, его звали Абу Саади, он пошел к солдатам из mukhabarat, чтобы убедить их перейти на сторону повстанцев. Один из них отложил автомат и сказал: ладно, я пойду с вами. Абу Саади подошел к нему, а тот выхватил спрятанный пистолет и всадил парню пулю в глаз. На видео еще несколько человек: молодой боец, которому снайпер попал в горло.

Активист, с закрытым лицом, в черных очках и с микрофоном в руке, выступает перед толпой в присутствии матери и сына какого-то мученика.

Одна из санитарок медпункта раньше работала в Красном Кресте. На каком-то из армейских КПП им сказали: «Мы мятежников зачищаем, а вы их спасаете». Нам она объясняет, что Красный Крест может работать не во всех кварталах и что его сотрудников регулярно отстреливают. В этой ситуации они действуют так: договариваются по телефону с местными врачами, и те им привозят раненых в условленное место.

Как ранили Биляля. Солдаты правительственных войск подстрелили какого-то мужчину, пуля попала в шею, и они решили, что он мертв. Вывезли в другое место, положили на землю, потом сообщили Билялю или кому-то из его знакомых, что они могут прийти за телом, а сами устроили засаду. Биляль пришел с другом, солдаты их дождались и открыли огонь.

Рассказ прерывается: на машине привезли нового раненого. Его вносят в медпункт и кладут на живот. Бедняга стонет и кричит: «Аллах! Аллах!» Пуля попала ему пониже спины. Молодой парень — не больше тридцати, толстый и с бородой. Лежит на животе на операционном столе, руки свисают вниз. Ног не чувствует. Крови почти нет. Стонет, задыхается. Жалуется на боль в животе. Биляль спрашивает: «Ты в розыске?» — «Нет». Биляль звонит в больницу, чтобы за ним прислали машину скорой помощи.

Похоже, что парень парализован. Уколы, перфузия. «Мой живот, мой живот», — беспрерывно стонет этот несчастный. Крови по-прежнему мало, пуля не вышла наружу. Задет позвоночник. Из Красного Креста приезжают быстро, минут через 7–8, раненого увозят. Удостоверение личности забирают с собой. Добро пожаловать в Халдию.

Санитар Абу Абду, с которым мы разговорились после этого инцидента, работал в частной клинике Аль-Бирр в квартале Ваар. И в госпитале Баб-Сбаа. Таких случаев он навидался — раненых через его руки прошло сотни полторы-две. Он уверен, что снайпер намеренно целился в позвоночник. Они используют маленькие пули для снайперской винтовки, пули от калаша тут не годятся. И еще он видел многих раненых разрывными пулями, наверное, имеются в виду пули «дум-дум».

Биляль опять показывает мне снятое на телефон. Человек с открытой раной в живот, легкие и кишки наружу, врачи стараются все запихнуть обратно.

Все их мобильники — настоящие кинотеатры ужасов.

Продолжение рассказа Биляля. Когда солдаты правительственных войск открыли огонь, Биляль побежал, чтобы не попасть в ловушку. Он стучался во все двери, умоляя, чтобы ему открыли, но никто не отозвался. В конце концов высадил одну из дверей и ворвался в квартиру — в этот момент пуля и попала ему в руку. Солдаты начали буквально поливать квартиру огнем. Ранили шестилетнюю девочку, она плакала: «Дядя, дядя, я никогда не была на манифестации». Он успел связаться с САС, и они прислали на подмогу, как он утверждает, человек двести. Кто-то из бойцов вошел в квартиру через заднюю дверь и дал ему оружие. Прибывшие предприняли контратаку на армейские позиции, чтобы забрать раненого. На видео, которое Биляль нам показывает, этот момент запечатлен: видно, как он стреляет. Атака была успешной: раненого отбили и впоследствии, чудесным образом, поставили на ноги.

В помещении, где располагается этот медпункт, раньше была парикмахерская. Пункт функционирует уже два месяца, и он не единственный в Халдие. Но того, который Райед видел в прошлую поездку, больше нет: его обнаружили агенты mukhabarat, забрали врача, конфисковали весь материал и опечатали помещение. В подпольных госпиталях врачей нет, единственного, кто там работал, арестовали. Шестеро коллег Абу Абду тоже были схвачены, а он не стал дожидаться ареста и ушел.

* * *

Биляль везет нас за пределы квартала — в Баяду, где мы будем жить. У него красивая машина, внушительный внедорожник с кожаными креслами и автоматической коробкой: ясно, что он человек небедный. Спешно пересекаем проспект в ста метрах от армейского блокпоста и углубляемся в тесный, запутанный квартал, который контролирует Свободная армия.

Хозяин предоставленной нам квартиры — его приятель, он в отъезде, а ключи оставил на случай, если понадобится где-то разместить раненых. В одной из комнат спит раненый, получивший две недели назад две пули — в грудь и в живот.

Этот квартал — кавказский. С нами сидит Ариф, молоденький паренек с куфией на голове, по национальности он — адыг. А сам Биляль — бедуин.

Мой озноб не проходит, и я прошу, чтобы мне купили ибупрофен. Пытаюсь дать деньги. Биляль отказывается: «Если ты предлагаешь деньги, значит, ты жадный. Значит, когда я приду к тебе, ты меня не приютишь».

Разъяснения Биляля. Офицеры на блокпостах меняются каждые две недели. Когда на пост заступают армейские — все спокойно. Но когда наступает смена людей из mukhabarat, стрельба не прекращается. Сейчас на проспекте Каир, большой улице, которую мы пересекаем, по графику, — постовые офицеры из mukhabarat, и пальба шла беспрерывно весь вчерашний день: в течение трех часов снайпер не давал пройти никому.

* * *

18 часов. Меня продолжает знобить. В эти минуты начинается манифестация, и мы идем на центральную площадь Халдии. Собрались еще не все, на площади лишь несколько десятков молодых ребят: они слушают революционную музыку, которую транслируют через громкоговорители.

Звук слишком громкий, но музыка заводная. Раньше площадь носила название «Горный сад», а теперь ее переименовали в «Площадь свободных людей». В углу — деревянная, раскрашенная в черный и белый цвета копия старых часов, стоящих на площади в самом центре Хомса. Здесь несколько месяцев назад восставшие пытались провести сидячую забастовку, которая была потоплена в крови гвардейцами Ma*censored*a, брата Башара Асада. Установленная на площади копия часов означает: отныне центр города — здесь. Она увешана фотографиями мучеников, изображения в основном цветные, в формате А4.

Сама площадь — большая, квадратная, с зеленой лужайкой и деревьями — по периметру завалена грудами мешков с накопившимся мусором. На одной из сторон площади укреплен большой транспарант: «Нет фальшивым оппозиционерам — марионеткам бандитского режима! НСС нас сплачивает, раскольники и заговорщики — разъединяют». Не что иное, как клятва в верности Национальному совету Сирии. Прожекторами освещен только тот угол площади, где стоят часы, остальное погружено во мрак, за исключением нескольких магазинчиков и парикмахерской, в окне которой виднеется красивое красное кресло. Прохожие, освещенные автомобильными фарами, выступают из темноты на короткое мгновение, как призраки.

Вокруг часов толпятся уличные торговцы, в этой толкучке мы, высадившись из такси, и обнаружили Биляля. Райед нашел маленького белокурого мальчугана, с очень красными руками и веселой улыбкой, которого он снимал в ноябре. С тех пор многое изменилось: активисты, которым поручено собирать информацию, снимают все окружающее, не пряча лица. Мальчику одиннадцать лет, его зовут Махмуд. «Как тебе удалось вернуться в свою страну? И на КПП тебя не схватили? — восклицает он. — Ты сильный! Настоящий герой».

Толпа становится все гуще, и митинг начинается. Ведущий составляет список восставших городов: «Идлиб, мы с тобой до самой смерти! Тельбизи, мы с тобой до самой смерти! Растан, мы с тобой до самой смерти и т. д.».

Мальчик подпевает, фальшивя и срываясь, манифестанты выстраиваются в цепочку и начинают танцевать.

Ведущий: «Мы не выступаем ни против алавитов, ни против христиан. Народ един!»

Все подхватывают: «Народ, народ, народ един!»

Ведущий: «Мы можем доверять только Господу, но не Лиге арабских государств, ни ее наблюдателям, ни НАТО!»

Все: «Мы можем доверять только Аллаху!»

Что производит самое сильное впечатление в этих манифестациях, так это та энергия, которую они излучают: безудержное народное ликование, восторг сопротивления. На самом деле эти мероприятия служат для того, чтобы спустить пар, это что-то вроде коллективной разрядки, позволяющей освободиться от напряжения, копящегося, день за днем, в течение одиннадцати месяцев. Но те же митинги — почти ежедневно — придают новые силы и мужество их участникам, чтобы они могли и дальше терпеть свои беды: убийства, раны, траур по близким. Собравшаяся толпа генерирует энергию, чтобы затем каждый индивидуум ее впитывал. Огромный эффект производят не только бросаемые в толпу лозунги и содержащийся в них вызов властям, но и музыка, пение, танцы. К примеру, zikr soufi, форму которого они часто принимают, — это тоже источник мощного вброса энергии, подпитывающего толпу. Благодаря этому люди держатся, продолжают держаться: они поют и танцуют, и наполняющая их радость помогает им выживать.

* * *

Мы в интернет-кафе — чуть в стороне от площади, в конце улицы. Как рассказал один парень, сегодня в Хомсе погибло тридцать девять человек, из которых двадцать три — в Баб-Тедмор. Правительственные войска обстреливали город.

Это интернет-кафе — место встречи всех активистов Халдии, они приходят туда, чтобы вывесить в YouTube и в социальных сетях то, что сделано ими за день, — видео с манифестаций и зверства режима. В ноябре Райед провел там немало часов. Одно время он жил в квартире, расположенной как раз над кафе, с балкона которой ему однажды удалось заснять танковый десант правительственных сил безопасности. Я смотрю свою почту, отвечаю на письма, потом пишу текст о переезде из Баба-Амра в Халдию.

23 часа. Один из друзей Биляля приехал за нами в интернет-кафе на грузовике. Когда мы отъезжаем, он зажигает потолочный светильник, чтобы проехать блокпост САС, потом гасит весь свет, в том числе и фары, и мы пересекаем проспект Каир в полной темноте и как можно быстрее. В нашей квартире света нет до сих пор.

Потом выясняется, что света нет во всем квартале: танк раздавил трансформатор.

Биляль рассказывает: три дня назад shabbiha усыпили хлороформом и похитили адвоката, который защищал политзаключенных. Его жестоко избили.

Старший офицер Свободной армии в Халдие — mulazim awwal по имени Омар Шамси. Райед его знает, в ноябре он снимал этого человека неподалеку от Тельбизи. Тот тогда служил в katiba «Халед ибн Валид». Потом его пригласили в Халдию обучать молодых солдат. Теперь ротация офицеров между разными katiba стала привычным делом.

Это очень важный момент. В самом начале Свободная армия формировалась по территориальному принципу: офицеры, переходя на сторону восставших, расходились по домам и начинали командовать местными подразделениями, состоявшими из солдат их деревни или квартала. Как Хасан в Хакуре, командующий отрядами квартала, где он живет. Приглашение Омару Шамси переехать из Тельбизи в Халдию — это признак того, что САС становится более профессиональной, — так объяснил мне один из собеседников несколько дней спустя.

Биляль: раненый, которого мы видели сегодня днем, останется парализованным. Его подстрелил снайпер, когда он пробирался из Куссура в Халдию. В тех местах он стал единственной жертвой.

После инцидента с Билялем вылазки за пределы Халдии за ранеными совершаются теперь на машинах САС с пятью вооруженными бойцами в качестве сопровождения.

Вчера в Хомсе зарегистрировано пятеро убитых.