5 мая, вторник

5 мая, вторник

Никита Сергеевич вернулся домой поздно. Сильно хлопнув дверью, он прямо с порога бросил на подоконник шляпу, как-то неаккуратно опустил на стул плащ и, присев на скамеечку, стал, охая, переобуваться.

— Что случилось? — встревоженно спросила Нина Петровна. Она всегда дожидалась, пока муж возвратится с работы.

— Васю Сталина в тюрьму закрыли!

— Когда?

— Сегодня.

— За что?

— Так на совещании решили.

— На каком совещании?

— На Президиуме.

— За что?

— Берия с Молотовым потребовали. Аморальный Васька тип, это ладно, так ведь против руководства страны выступил, вот до чего докатился!

— Обычный пьяница! — возразила Нина Петровна.

— Не обычный. Он пьяница-Сталин, с длинным грязным языком! — оборвал жену Никита Сергеевич. — Ты думаешь, я этому аресту рад? Я не рад, я считаю, что надо кончать с арестами! Лаврентий волю почувствует и разойдется!

— Он же его убьет! — охнула жена.

— Руки по Сталиным чешутся. До судороги! — хмуро подтвердил Никита Сергеевич. — И Лаврик, и Вячеслав поквитаться с Иосифом хотят — и поквитаются!

Хрущев обул тапки и, облокотившись на стену, кряхтя, поднялся.

— На магнитофон беседу с корреспондентом «Би-би-си» записали, где Васька всех полощет. У англичанина удалось пленку отнять, как ее прослушали, так ахнули — что он там наплел! Вот и заткнули в тюрьму.

— А что Маленков? — спросила Нина Петровна.

— Маленков? — развернувшись к жене, угрюмо ответил супруг. — Маленков отмалчивается. Я Булганину позвонил, он на Президиуме не был, спрашиваю: «Что делать будем, Николай?» Коля трубку бросил, через полчаса ко мне прикатил: «Ты в своем уме, по телефону такое спрашивать?!» Ему Васю не жалко, он о себе печется. Да все мы такие, лилипуты! — махнул рукою Никита Сергеевич и присел возле жены. — Эх, Вася, Вася! Сам себя подвел! Сидел бы тихо, глядишь, и пожил бы.

Нина Петровна взяла мужа за руку.

— Никого твой Берия не боится, — проговорила она. — А ты с ним говорил, пробовал смягчить его?

— Как смягчишь? Ни его, ни Молотова с места не сдвинешь, они упертые, злопамятные, — уставился на супругу Хрущев. — Василия предупреждали — молчи, не открывай рот в общественных местах! Разве слушал? Как танк пер, как таран! На каждом углу кричит: отца отравили, от медицинской помощи изолировали, дождались, пока умрет. Заговор! — процитировал Никита Сергеевич.

— За-го-вор! — ахнула Нина Петровна.

— И знаешь, кого в числе заговорщиков Васька называл?

— Кого?

— Берия, тот, понятно, главный, — перечислял Никита Сергеевич. — Маленкова к убийству приписал, он же председателем Совета министров стал, а третий — я. Вот злобная троица!

— Вы действительно Сталина отравили?! — ужаснулась Нина Петровна.

Хрущев с изумлением взглянул на жену и, скорчив дурацкую гримасу, ответил:

— А ты не помнишь, как я яд в ступке толок?!

Нина Петровна не поняла сарказма.

— Ты к нему подберись, попробуй, к Сталину! — распалялся муж. — Мы отравили! Это ж надо додуматься! Когда издох, чего лицемерить, обрадовались. Все обрадовались, и я, и Молотов, и лучший друг Каганович, а Берия, тот на седьмое небо от счастья взлетел. Точно сдурели от радости, потому что Сталин каждого истерзал! А тут — на тебе, отравили, растрезвонили! Сталина не знают. Эх, люди, люди! — проворчал муж, и устало побрел в спальню.

Дождь ходил кругами: просыплется на землю, придавит траву, расшерудит листья, уйдет, а через час-другой снова стучит в окна грозными каплями — не дождь, а прямо наводнение! После жары, которая приближала столбик термометра к тридцати, Подмосковье, охваченное внезапными ливнями, остывало. Ночью наглухо закрывали окна и форточки, и снова стали укрываться одеялами, отложив в сторонку тонкую простынку, под которой несколько дней назад было вполне уютно. Со всех сторон дул резкий ветер, небо гремело.

— Валентина, ты на стол не собирай, — проговорил комендант дачи Василия Иосифовича. — Ужинать никто не придет.

— В Москве остались? — прилежно поправляя скатерть, проговорила женщина.

Комендант кашлянул: «Что ей отвечать?»

— Василий Иосифович арестован! — без предисловий отчеканил он.

— Кто арестован? — онемела Валя.

— Василий Иосифович арестован!

— Кем?

— Да кем, глупая ты голова! МГБ арестовал! — выпалил майор и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Валя стояла ошарашенная этим страшным известием: «Васенька арестован? За что? За какие прегрешенья? Это какая-то путаница, какой-то вздор! Что он говорит? Напутал, уж верно, напутал! Нет, нет!»

Она крепче и крепче сжимала руки и вдруг со всех ног кинулась вдогонку майору: распахнула дверь, пробежала в прихожую, выскочила на крыльцо, у которого послушно ожидала служебная «Победа» и куда на заднее сиденье и забрался комендант дачи.

— Постойте! — закричала Валентина. — Стойте!

Комендант уже устроился на сиденье, ему пришлось снова высунуться наружу.

— Чего тебе?

— Вы сказали, что Васю, Василия Иосифовича арестовали?

Майор кивнул:

— Сказал.

— Это неправда! — заламывала руки старушка.

— Правда! — отозвался майор, продвинулся в глубину салона и резко захлопнул дверь машины. «Победа» тронулась.

— Неправда! — стояла и повторяла Валентина, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. — Неправда, неправда! Такого не может быть!

Она развернулась и уже совсем неторопливо пошла в дом и принялась снова собирать на стол. Не поверила безмозглому солдафону, решила во что бы то ни стало дождаться Василия Иосифовича, пусть и под утро, пусть и не совсем трезвого, в сопровождении сумасбродной компании, но дождаться, развеять грязные наговоры, поглядеть в его добрые дорогие глазки, обнять — ведь Васенька теперь был для нее самым родным, самым хорошим!

«Обязательно дождусь!» — упрямо бормотала женщина, продолжая готовить стол к ужину, но сердце не успокаивалось, разрывалось.

Валентина расставила тарелки, разложила на скатерти с гербом Советского Союза по центру серебряные приборы, напротив каждой тарелки выставила бокалы, выложила белоснежные салфетки. Работники дачи, повара, горничные на нее косились, но никто ничего не говорил. Некоторые недолго покрутились в доме, ушли в служебку, где, шушукаясь, стали собирать вещи. Комендант сказал, что завтра в даче будут производить опись, а после хозяйство примут новые люди.