Глава 17 КИТАЙСКИЙ ВЫЗОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17

КИТАЙСКИЙ ВЫЗОВ

От Китая можно ожидать невероятного. К примеру, провозглашение Тайванем независимости или другие подобные события могут заставить Пекин предпринять шаги, от которых он в противном случае воздержался бы, точно так же, как и наращивание военной мощи Китая будет усиливать у его лидеров желание применить ее против Тайваня. В этом случае опасность вооруженного конфликта также может возрасти.

После Васко да Гамы. Пятьсот лет спустя после прихода Васко да Гамы в Индию (1498) вслед за экономическим самоутверждением начал смещаться баланс вооружений между Западом и Востоком. Десять азиатских стран вошли в мир баллистических ракет. Создаваемые рядом азиатских государств технологически совершенные системы потенциально угрожают западным позициям в Азии. Мир ступил не в эру «после холодной войны», а в период «после Васко да Гамы», когда «западное военное превосходство тает по мере того, как индустриализация и новоприобретенное богатство Азии позволяют ей совершить военное обновление, которое внешней силе превозмочь будет чрезвычайно трудно»[830].

Китай будет продолжать наращивать военную мощь путем производства и получения современного оружия, включая оснащенные электронными системами самолеты-истребители и подводные лодки новейшего поколения и все большее количество усовершенствованных баллистических ракет. Китай превзойдет Россию и многие другие страны и через двадцать лет станет вторым в мире покупателем оборонного вооружения после Соединенных Штатов; в любом случае Китай превратится в первостепенную военную державу.

Возвышению Китая будет способствовать обширная и влиятельная китайская диаспора. Китайцы составляют 10 % населения Таиланда и контролируют половину его ВНП; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владеют практически всей экономикой страны; в Индонезии китайская община не превышает 3 % населения, но контролирует 70 % экономики. На Филиппинах китайцев не больше 1 %, но они владеют не менее 35 % промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью «бамбукового» сплетения солидарной, энергичной, творческой общины, снова увидевшей себя «срединной империей».

Военный аспект. НОАК создает мирвированные боеголовки, технологию стеле, нейтронную бомбу, дозаправляемую в воздухе авиацию, выказывает интерес к созданию современных авианосцев[831]. Западных специалистов особенно заботит ракетное оснащение Китая, поскольку «баллистические ракеты сводят на нет всю стратегию выдвинутых вперед баз, предназначенных для удаленных боевых действий. Эти ракеты направлены на уязвимые места западных держав в Азии, которые до самого недавнего времени были неуязвимы для азиатских держав»[832].

В будущем Китай сам защитит себя после двухсот лет унижений. Дэн Сяопин был своего рода гарантом китайской сдержанности, после него сторонники «концепции самоутверждения» получают новый шанс. На китайском политическом горизонте не видно фигур прозападной ориентации, зато открыто проявляют себя сторонники жесткости. Такие действия США, как активизация вещания на «Радио Свободная Азия», раздражают руководство КНР, подходы США и Китая приходят в противоречие. В закрытом китайском документе 1992 г. говорится: «Со времени превращения в единственную сверхдержаву США жестоко борются за достижение нового гегемонизма и преобладание силовой политики — и все это в условиях их вхождения в стадию относительного упадка и обозначения предела их возможностей». Закрытые партийные документы КПК характеризуют США как подлинного врага Китая. Председатель КНР Чжао Цзыян заявил к 1995 году, что «враждебные силы Запада ни на момент не оставили свои планы вестернизироватъ и разделить нашу страну». Министр иностранных дел КНР Цянь Цичень заявил перед ежегодным собранием лидеров АСЕАН в 1995 г., что США должны перестать смотреть на себя как на «спасителя Востока… Мы не признаем посягательства США на роль гаранта мира и стабильности в Азии».

Как на будущее смотрят в Китае? Согласно исследовательнице Гао Шуцинь, «в XXI в. мировое сообщество разделится на две противостоящие друг другу коалиции, в первой из которых будут США, Западная Европа и Япония, а во второй — Россия, Китай, Иран и ряд развивающихся государств».[833] За последние десять лет во внешней политике Китая произошли существенные перемены. Постепенно ослабевает «менталитет жертвы», якобы ввиду насилия европейцев потерявшего в своем развитии два с лишним века. Выдвинут лозунг «Больше доверия, больше сотрудничества».

У Китая огромные перспективы в глобальном плане. Наиболее серьезные футурологи предрекают через четверть века практически лобовое противостояние между Америкой и Китаем: монопольному лидерству США начинают все больше препятствовать встречное желание развитой Японии и крепнущего Китая доминировать в регионе. [834] Возможности Китая станут очевидными тогда, когда валовой национальный продукт страны приблизится к американскому, а стратегические силы выйдут из почти эмбрионального состояния ныне.

Отношение к США. США, по мнению китайских лидеров, пытаются «разделить Китай территориально, подчинить его политически, сдержать стратегически и сокрушить экономически»[835]. Начальник генерального штаба НОАК генерал Дзан Ваньян осудил «вмешательство американских гегемонистов в наши внутренние дела и их откровенную поддержку враждебных элементов внутри страны». Член Постоянного комитета Политбюро КПК Ху Интао обличил противника: «Согласно глобальной гегемонистской стратегии США их главный враг сегодня — КПК. Вмешательство в дела Китая, свержение китайского правительства и удушение китайского развития — стратегические принципы США». Его коллега по Политбюро Дин Гуанджен: «США стремятся превратить Китай в вассальное государство»[836]. В аналитической работе «Может ли китайская армия выиграть следующую войну?» говорится: «После 2000 г. Азиатско-Тихоокеанский регион постепенно приобретет первостепенное значение для Америки… Тот, кто овладеет инициативой в этот переходный период, завладеет решающими позициями в будущем… На определенное время конфликт стратегических интересов между Китаем и США был в тени. Но с крушением СССР он выходит на поверхность. Китай и США, фокусируя свое внимание на экономических и политических интересах в Азиатско-Тихоокеанском регионе, будут оставаться в состоянии постоянной конфронтации».

В 1993 г. группа высших офицеров Народно-освободительной армии Китая (НОАК) обратились к Дэн Сяопину с письмом, требующим прекратить политику «терпимости, терпения и компромиссов по отношению к США». В том же году общенациональное совещание представителей вооруженных сил и партии КНР приняло документ, осью которого явилось следующее положение: «Начиная с текущего момента главной целью американского гегемонизма и силовой политики будет Китай… Эта стратегия будет осуществляться посредством санкций против Китая с целью заставить его изменить свою идеологию и склониться в пользу Запада посредством инфильтрации в верхние эшелоны власти Китая, посредством предоставления финансовой помощи враждебным силам внутри и за пределами китайской территории — ожидая подходящего момента для разжигания беспорядков, посредством фабрикации теорий о китайской угрозе соседним азиатским странам — сеяния раздора между Китаем и такими странами, как Индия, Индонезия и Малайзия, посредством манипуляции Японией и Южной Кореей с целью склонить их к американской стратегии борьбы с Китаем». Решение США укрепить военные связи с Японией и Австралией было названо в Китае «сдерживай иеч».

Это самоутверждение получило отклик в окружающих странах. Находясь с визитом в Индии, премьер-министр Малайзии М. Мохаммад в декабре 1996 г. заявил, что «странам ЮгоВосточной Азии не нужна американская военная поддержка… Мы не можем больше находиться в зависимости от настроений и доброй воли более экономически развитых членов мирового сообщества и должны сами решать проблемы, связанные с развитием национальных экономик. Страны Азии должны объединить усилия в борьбе за свои общие цели, главная среди которых состоит в том, чтобы занять достойное место на мировом рынке». В Северо-Восточной Азии Китай может рассчитывать на политически и культурно близкую КНДР; более благожелательным становится Сингапур, Малайзия явно дрейфует в китайском направлении, Таиланд готов проявить лояльность по отношению к новой силе в Азии.

Директор Института США китайской Академии наук (и бывшая переводчица Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая) Зи Зонгуан постаралась дать двусторонним отношениям обобщенную оценку: «В прошедшем десятилетии мы видели в американокитайских отношениях больше спадов, чем подъемов. Их можно назвать хрупкими… Главным фактором здесь является американское отношение к превращению Китая в модернизированную, относительно сильную страну… Хотя официальные заявления остаются одними и теми же, по-прежнему стоит вопрос, до какой степени сильный Китай позволителен в сознании американцев. Америке кажется, что Китай развивается слишком быстро и его становится все труднее контролировать. Другими словами, ускорение китайской модернизации не всегда может видеться благоприятным для американских интересов. Многие в Китае полагают, что Америка вооружилась новой А формой политики сдерживания, что она желает создать потолок китайскому развитию… В пользу этого говорит американская интерпретация американо-японского договора безопасности и инициированный Соединенными Штатами проект противоракетной обороны театра военных действий в западной части Тихого океана»[837].

Зи Зонгуан, выступая в США, отметила растущее желание Америки сохранить преобладающее влияние в определении глобального развития в наступающем столетии. «Идея Pax Americana встроена в американское стратегическое мышление. Факт роста Китая рассматривается как потенциальный вызов американским стратегическим намерениям… Соединенные Штаты взяли на себя роль не только полицейского, но и судьи. Но кто будет судить о поведении самой Америки?»[838]

Военное строительство. Мировые военные расходы стран мира сократились между 1987 и 2000 годами с 1,3 трлн. дол. до 840 млрд. дол., но эта мировая тенденция не касается Восточной Азии, которая за это же время увеличила свои военные затраты на 50 % (с 90 до 135 млрд. дол.). Военные расходы Японии увеличились с 32,4 до 45,8 млрд. дол., Южной Кореи — с 7,9 до 11,5, Таиланда — с 2,3 до 3,8, Малайзии — с 1,3 до 2,1 млрд. дол. Но, конечно, наибольший скачок военных расходов произошел в КНР. Начиная с 1991 г. КНР увеличивала их на 17 % в год, доведя их, при оценке по официальному обменному курсу, до 40 млрд. дол. (а по реальной покупательной способности — до 90 млрд. дол.).

В ответ на планы США по созданию системы ПРО Китай в октябре 1999 г. выделил дополнительные 9,7 млрд. дол. на свои стратегические силы. Если американцы разместят 200 перехватчиков на Аляске, «Китай может прийти к выводу, что это обеспечивает проникновение на его территорию и, наряду с другими мерами, оснастит свои ракеты мирвированными боеголовками. Если Соединенные Штаты пойдут еще дальше и создадут широкий спектр запускаемых с воздуха, моря и космоса систем, тогда Китай пойдет на значительное усиление своих ударных возможностей… Китай скорее всего приступит к полномасштабному развитию мощных ядерных сил, разделяя мнение России и других критиков в том. что Соединенные Штаты не собираются останавливаться в развитии ПРО и намерены создать его полномасштабный вариант»[839].

За 1990-е годы китайцы удвоили свои военные расходы. НОАК находится в процессе постоянной модернизации. Впервые созданы мощные научно-исследовательские институты в сфере анализа внешнеполитического окружения. «В течение ближайшего десятилетия, — пишут Р. Менон и Э. Вимбуш, — высокоточные, обладающие большим радиусом действия ракетные системы станут доступными большинству главных стран региона; множество других систем вооружений драматически изменит нынешний баланс сил»[840].

Китай изменил военную стратегию, переориентируя свои ВС с северного направления на южное, развивая при этом ВМС — планируя их оснащение авианосцем, совершенствуя способности дозаправки своих самолетов в полете, покупая истребители современного класса. КНР подняла вопрос о своем праве на острова Спратли, повторяя тезис о своем тысячелетнем владении ими. В 1992 г. был принят «Закон Китайской Народной республики о Внутреннем море (так стало называться Южно-Китайское море. — А. У.) и прилегающей зоне», создавший своего рода легальную базу для дальнейшего продвижения. Присоединившись в 1996 г. к Конвенции ООН по морскому праву, Пекин семикратно — на два с половиной миллиона квадратных километров — расширил экономическую зону в Южно-Китайском море. КНР своими военно-морскими маневрами как бы дала Тайваню ясный сигнал — не вовлекать США во внутрикитайские дела. Пекин опасается сонма «цветных революций» в Центральной Азии, с государствами которой он имеет столь протяженную границу. Нет сомнения в том, что степень стабильности политической системы в России и в центральноазиатских странах оказывает первостепенное влияние на внутриполитическую стабильность и безопасность самого Китая. Китай опасается потока наркотрафика, который тесно связан и с политическими целями — вырученные средства используются для финансирования нелегальных политических и военных действий — для приобретения оружия, содержания вооруженных формирований и критической дестабилизации обстановки в его «ахиллесовой пяте» — Синьцзянь-Уйгурском районе. Пекин не желает расширения плацдарма синьцзянских сепаратистов.

Испытание ракеты ДФ-31 2 августа 1999 г. было своего рода предупреждением Вашингтону. Разрабатываемая ныне ракетная система ДжЛ-П предназначена для запуска с подводной лодки[841]. Мобильность китайских ракет позволяет им надеяться на выход из-под контроля американских спутников и прочих следящих устройств. (А Тайвань в случае атаки КНР будет в невероятно сложном положении, учитывая его островное положение и уязвимость морских путей. Тайваню в случае конфликта можно надеяться лишь на помощь Соединенных Штатов). Не столь внушительные, если их сравнивать с американскими и российскими стратегическими ракетными силами, китайские стратегические силы (19 межконтинентальных баллистических ракет) все же могут нанести удар по Соединенным Штатам из бетонных шахт, расположенных в Западном Китае. Чтобы не быть нейтрализованными, китайцы создают более совершенные ракеты. Китайские стратегические ракетные силы находятся в процессе модернизации. На острие этих сил две новые ракеты — ДФ-31 и ДФ-41, имеющие твердотопливное запускающее устройство и оснащенные мирвированными боеголовками и способные достичь территории США.

Китай способен произвести до тысячи новых ракет в течение следующего десятилетия, и некоторые данные убедительно говорят о его способности производить 10–12 межконтинентальных баллистических ракет в год. Комиссия по национальной безопасности палаты представителей США (т. н. Комиссия Кокса) пришла к выводу, что к 2015 году Китай будет способен «в агрессивной манере разместить до 1000 термоядерных боеголовок на своих межконтинентальных баллистических ракетах»[842]. По распространенному мнению Китай догонит Америку в стратегических вооружениях через сорок пять лет[843].

Оценить военные расходы КНР в начале нового тысячелетия непросто. Но большинство исследователей сходятся на том, что их цифра находится где-то между 28 и 50 миллиардами американских долларов, то есть в 4–7 раз превышают официальные цифры[844]. (Лондонский институт стратегических исследований определяет эти расходы в 36 млрд. дол.[845]. Есть и более масштабные оценки.) Военные расходы КНР по реальной покупательной способности достигли 90 млрд. дол. И основная статья расходов — вовсе не улучшение условий службы военного персонала (как убеждают неисправимые пацифисты), а создание новых видов вооружений. КНР расходует по этой статье и доходы от продаж оружия противостоящим США странам — Ирану, Ливии, Сирии.

Создаваемые азиатами ракеты имеют весьма четко обозначенные цели — американские базы в Азии. Их теперь нередко называют «ахиллесовой пятой Америки». То, что прежде было видимым всем символом американской вовлеченности и мощи, становится уязвимой целью США. Азиатские баллистические ракеты, вооруженные средствами массового поражения, делают американцев в лучшем случае заложниками ракетной атаки.

Азия целится не в американскую мощь, а в американскую слабость. Итак, в тот самый период, когда Вашингтон праздновал свой триумф в холодной войне и в войне в Заливе, Израиль, Сирия, Иран, Пакистан, Индия, Китай и Северная Корея усовершенствовали свое ракетное оружие, знаменуя тем самым новый болезненный для США факт.

Наличное. В начале XXI в. на вооружении армии КНР находятся 6 тыс. боевых самолетов, 9200 танков, 19 межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися боеголовками. По мнению Американской академии военных наук, к 2020 г. всеобъемлющая общенациональная мощь Китая уже сможет в определенной мере быть сравнимой с американской и превзойдет любую другую в мире[846]. Чтобы сохранить свою относительную энергетическую независимость, Китай будет упорно развивать военно-морской флот. Китайское строительство такого рода неизбежно обеспокоит такие морские страны, как Индонезия. Создается основа и арена военно-морской гонки XXI века. С другой стороны, Китай непременно будет искать надежные источники энергии в Центральной Азии. Он постарается ввести Казахстан и Киргизстан в сферу своего влияния (что, разумеется, не может понравиться Москве).

Что более всего возбуждает китайскую сторону, так это вольная или невольная поддержка Соединенными Штатами сепаратизма китайских территорий. Случай с Тайванем широко известен и одиозен. Такую же реакцию в Китае вызывает поддержка американцами тибетского сепаратизма. Центральное разведывательное управление США оказывало сепаратистам здесь прямую поддержку, о которой китайцам достаточно хорошо известно[847]. Китайцы жестко выступают против признания за Соединенными Штатами, как за глобальным гегемоном, права вторгаться в этнические проблемы.

Пекин готов к «позитивному» и «негативному» вариантам будущего развития событий вокруг Тайваня, который Пекин твердо считает тридцатой провинцией КНР. Первый предполагал бы отказ США (и Японии) в поддержке стремления Тайваня к независимости — это облегчает сближение Пекина с Тайбэем. В этом случае новая стратегическая система в Восточной Азии не зависела бы от мощи США, их военного присутствия в Азии. «Негативный» вариант предполагает провозглашение Тайванем независимости от континентального Китая. В этом случае КНР готова увеличить свои военные усилия, более откровенно противостоять США в восточноазиатском регионе.

Вашингтон ответил планами создания системы антиракетной обороны. Примечательно, что российские ракеты для достижения своей цели нуждаются в получасе времени, в то время как азиатские ракеты нуждаются в нескольких минутах. И никто уже не может представить себе, что такие страны, как Китай, Индия и Иран, способны (под любым давлением) приостановить свои ракетные программы. Для создания надежной противоракетной обороны Соединенным Штатам потребуются огромные материальные ресурсы. Это предопределяет будущий рост американских военных бюджетов, цена пребывания единой сверхдержавой растет.

Союзники Китая. Главным союзником нового азиатского конгломерата с Китаем во главе к началу нового века выходит исламский мир. Основой самоутверждения исламизма стало осуществленное во второй половине XX века практически полное признание идей материального развития Запада при одновременном отрицании западных социальных ценностей и западных постулатов, рекомендаций относительно общественного устройства. Представитель высшей администрации Саудовской Аравии выразил это так: «Зарубежные товары просто ослепляют. Но менее осязаемые социальные и политические институты, импортированные из-за границы, могут быть смертоносными — спросите шаха Ирана… Ислам для нас не просто религия, а образ жизни. Мы в Саудовской Аравии желаем модернизации, но не вестернизации»[848].

Оказавшиеся геополитическими союзниками, мусульмане и китайцы проявили вполне ожидаемую склонность к сотрудничеству. Китай выступил главным арсеналом мусульманского мира. За период между 1980 и 1991 гг. Китай продал Ираку 1300 танков, Пакистану — 1100 танков, Ирану — 540 танков. Ирак получил от Пекина 650 бронетранспортеров, а Иран — 300. Число переданных Ирану, Пакистану и Ираку ракетных установок и артиллерийских систем: 1200, 50, 720; Пакистан и Иран получили, соответственно, 212 и 140 самолетов-истребителей, 222 и 788 ракет «земля-воздух»[849]. Китай помог Пакистану создать основу своей ядерной программы и начал оказывать такую же помощь Ирану. Китай секретно построил Алжиру реактор, способный производить плутоний; ядерную технологию получила Ливия; большое количество оружия получил Ирак. Между Китаем, Пакистаном и Ираном, собственно, уже сложился негласный союз.

Основой этого союза явился антивестернизм. Конфуцианско-исламский союз, приходит к выводу аналитик ЦРУ Г. Фуллер, «материализовывается не потому, что Мухаммед и Конфуций объединились против Запада, но потому, что эти культуры предлагают способы выражения обид, вина за которые частично падает на Запад — на тот Запад, чье политическое, военное, экономическое и культурное доминирование все более ослабевает в мире»[850].

Китай будет стремиться имитировать Соединенные Штаты, расширяя радиус действия своих военно-морских сил и авиации, гарантирующих подход к базовым ресурсам.

Слабые места Китая. Проблема возможной демократизации Китая способна создать опасность национального раскола, своеобразного возврата к ситуации 20-х гг., когда страна фактически распалась на отдельные провинции. К тому же «единственным способом включить в свой состав Тайвань, содействовать процветанию Гонконга, получать дивиденды от китайских общин за рубежом может стать превращение Китая в ассоциацию полунезависимых государств… Наиболее опасным для Китая будет период до 2010 г., когда процветание новых индустриальных регионов приведет их к требованиям таких же политических свобод, как и у заморских общин»[851]. Возможно, китайское общество будет в смысле политической структуры напоминать Европейский союз.

Примером такого уязвимого места огромной страны может служить огромная и отсталая провинция Синцзянь. Особую проблему представляет собой урбанизация, ликвидация миллионов безработных. Китайским властям уже пришлось признать существование мощного в этой провинции уйгурского национализма, готовности местного населения восстать.

Решимость китайского руководства расширить связи и коммуникации со Средней Азией, судя по всему, будет только разжигать самоутверждение тюркского населения, каковым в Китае являются уйгуры. Китайцам уже пришлось закрыть свою границу здесь с Пакистаном; китайские власти предпринимают большие усилия, чтобы остановить местные поставки оружия и политической литературы для готовой восстать провинции. Насилие в данном случае может дать некое временное решение, но вероятие стабильного и долгосрочного решения пока не видится реальным — китайский режим теряет поддержку местного населения. «По мере интеграции Китая в мировую экономику, — утверждают американцы Р. Менон и У. Вимбуш, — китайское руководство убедится, что его возможности справляться с протестом на местном уровне будут сокращаться»[852].

Скептики полагают, что у китайской коммунистической системы мало шансов выжить в условиях быстрых перемен. Самое простое предсказание: миллионы новых ртов, быстро растущее население поставят марксизм-ленинизм за скобки общественной релевантности. Более сложные теории исходят из трудностей взаимосуществования процветающих прибрежных провинций, отчаянно отставших внутренних провинций и теряющего рычаги влияния центра. В такой ситуации будущее Китая как единого государства проблематично. Если даже Пекин сумеет удержать внутренний баланс, у него уже не будет средств, методов и энергии для активного воздействия на широкий внешний мир. Это сковывает исторический процесс становления КНР как мирового центра.

Для превращения Китая в мировую величину требуется не только рост экономических макровеличин, но и формирование соответствующей идеологии, которая была бы приемлема не только для соседей растущего гиганта, но и для мира в целом. Это, увы, слабое место Китая после Дэн Сяопина. «После коллапса коммунизма в Центральной Европе и исчезновения его в Советском Союзе марксизм-ленинизм едва ли может стать привлекательным символом веры, востребованным внешним миром экспортным товаром. Это ограничивает способность

Китая убеждать другие государства принять на себя роль идеологического клиента или союзника, даже если китайские лидеры предпримут серьезные усилия для распространения своего влияния в этой сфере. Пока таких усилий не видно. Китайские лидеры характеризуют свою идеологию как «социализм с китайскими чертами». Нынешние китайские лидеры не показали себя наследниками многовековой традиции китайской культуры. К тому же исторически китайцы всегда пытались скорее оградить себя от влияния внешнего мира, чем распространить свои идеи на внешний мир»[853].

Глобализация может дать немало полезного огромному и трудолюбивому Китаю (прежде всего, богатейший рынок и поток новой технологии). Но китайское руководство еще, несомненно, ощутит, что по мере увеличения инвестиций, доступа к информации посредством электронной почты и Интернета, путешествий и проживания за рубежом напряженность взаимодействия между экономикой Китая, его обществом и политической системой будет, вне всякого сомнения, расти.

Грядет обострение битвы конкурентов внутри азиатского региона. Уже после кризиса 1997–1998 годов давление в регионе начало нарастать. Перед Китаем впервые за несколько десятилетий встала проблема: как обращаться и что делать с растущей безработицей, излишними производственными мощностями, проблемами внешних долгов. Выявилось весьма отчетливо, что АПЕК и АСЕАН не являются эффективными инструментами внутриазиатских противоречий. В отличие от Европы в Азии нет системы коллективной безопасности, здесь нет долгой и позитивной истории соглашений по контролю над вооружениями, нет системы коллективной безопасности. А есть нечто устрашающее — растущая гонка ядерных вооружений между США, Китаем, Индией и Пакистаном.

Военная система Китая зависит от помощи, осуществляемой Россией, от получения американских технических секретов, от степени преодоления отсталости. Седьмой флот США еще не скоро перестанет быть самой большой военной силой в регионе. «Понимание китайским руководством своей стратегической слабости можно усмотреть даже в том интересе, который молодые китайские стратеги проявляют к революционным изменениям в военной технологии, к дебатам среди американских стратегов»[854]. Ощущая, что в ближайшей перспективе у них нет шансов, китайцы концентрируют силы для броска в будущем. Поскольку срок жизни одного поколения оружия в наши дни составляет примерно пятнадцать лет, китайцы ожидают возможности «вклиниться» на следующем витке или непосредственно после него.

Американская интерпретация. Специализирующиеся по Китаю Р. Бернстайн и Р. Манро в книге «Грядущий конфликт с Китаем» квалифицируют подъем Китая как «наиболее трудный вызов, потому что, в отличие от СССР, Китай не представляет собой могучей военной державы, основанной на слабой экономике, но мощную экономику, создающую впечатляющую военную силу. Ключом является постоянный рост китайского влияния повсюду в Азии и в мире в целом. Глобальная роль, которую Китай предусматривает для себя, связана с подъемом соперников Запада, антагонистичных США»[855].

В следующем десятилетии, пишут американские специалисты, «не Россия или некое государство-пария, а Китай, принявший на вооружение новую ядерную политику, станет главным предметом забот Америки. КНР модернизирует свой ядерный потенциал уже в течение 20 лет и будет продолжать движение в этом направлении несмотря на противодействие других стран… Война в Персидском заливе и бомбардировка Косова усилили китайскую обеспокоенность в отношении точно наводимого обычного оружия, способного уничтожить существующую у Китая способность нанесения второго удара… Создание Америкой противоракетной обороны воспринимается Китаем как вызов и угроза его ядерному потенциалу»[856].

Складывается картина энергичного возвышения величайшей страны мира, до восемнадцатого века привыкшей быть «Срединной империей» — центром мира, а затем на полтораста лет униженной западной экспансией. Страны молодых, целеустремленных жертвенных людей, готовых повторить путь Японии как ровни мировому авангарду. Американский аналитик Д. Каллео отмечает, что «сегодня Китай является претендентом на роль сверхдержавы уже в близком будущем. Со своим огромным, энергичным и одаренным населением, будучи впервые с девятнадцатого века объединенным, Китай совершенно определенно находится на подъеме»[857]. На этом пути так или иначе — в Тайваньском проливе, при вступлении в ВТО, в отношении к Тибету, в оценке внутренних процессов Китая — на пути Пекина стоит Америка. Американцы Р. Бернстайн и Р. Манро квалифицируют подъем Китая как «наиболее трудный вызов… Китай представляет собой мощную экономику и впечатляющую военную силу. Происходит рост китайского влияния в Азии и в мире в целом. Китай предусматривает для себя глобальную роль»[858].

Такие обстоятельства, как бомбардировка американцами китайского посольства в Белграде, а также публикация доклада Комиссии Кокса о китайском атомном шпионаже, вызвали обострение американо-китайских отношений[859]. Характерно то, как китайцы реагировали на бомбардировку своего посольства в Белграде: началась подписка на средства, которые позволили бы Китаю приобрести свой первый авианосец[860]. В США популярной становится точка зрения, что самые опасные схватки будущего возникнут, скорее всего, из противостояния друг другу западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайс-861 кого самоутверждения[861].

Дж. Модельски и У. Томпсон предупреждают: «Китайские лидеры видят в Соединенных Штатах сверхдержаву, вступающую в полосу упадка, но полную решимости сдерживать находящийся на подъеме Китай. Они бросят вызов интересам и позициям Соединенных Штатов в Восточной Азии, их военному и военно-морскому присутствию в западной части Тихого океана. Китайцы уже проявили себя на этом направлении в 1996–1999 гг. в ходе спора по статусу Тайваня, демократии в Гонконге, будущему Тибета, объединению Кореи и контролю над островами в Южно-Китайском море»[862]. По мнению американских специалистов, любое противодействие однополюсному миру «сможет послужить сборным пунктом противников статус-кво в Азиатско-Тихоокеанском регионе, равно как и среди прочих недовольных современной системой во всем мире»[863].

Англичанин X. Макрэй предсказывает превращение Китая в полнокровного конкурента Америки примерно в 2020 г. («если США не улучшат свою систему образования и не продемонстрируют больше самодисциплины»)[864]. Становится возможным предсказать возникновение биполярного мира с полюсами в виде США и Китая. Как формулирует влиятельная в республиканской партии К. Райе, «Китай не является державой, склонной сохранять status quo, напротив, он хотел бы изменить существующее положение, изменить баланс сил в Азии в свою пользу. Уже одно это делает его стратегическим соперником Америки»[865].

Жесткий подход. Гигантские геополитические изменения в Азии вызвали глубокую озабоченность капитанов американского государственного корабля. Три концепции были выработаны в среде американских аналитиков: жесткая, компромиссная и мягкая.

Представители жесткого подхода о Китае говорят как о буквально завтрашней сверхдержаве, бросающей вызов Америке. С точки зрения экономической конкуренции, именно КНР видится потенциально мощным противником Америки. Огромные население и территория, необъятные ресурсы Китая усиливают чувство опасности противостояния. Партийная верхушка в Пекине показала себя способной к принятию жестких решений. Апологеты жесткого подхода исходят из того, что существует проблема, в решении которой ни США, ни КНР не готовы уступить. Речь идет о преобладании в Восточной Азии.

В этом смысле «китайская долговременная цель регионального лидерства, если не превосходства, представляет собой прямую угрозу доминирующей роли Америки в регионе»[866]. В ближайшие годы и десятилетия КНР будет стремиться вовлечь в свою орбиту непосредственных соседей и ослабить американское влияние в своем регионе. Для достижения этой цели сил НОАК достаточно уже сейчас.

Представитель жесткой линии К. Либерталь без экивоков утверждает, что «сильный Китай неизбежно представит собой главный вызов США и остальной международной системе» [867]. Р. Бернстайн и Р. Манро, долгое время представлявшие в Китае американскую прессу, приходят к выводу, что «скоро Китай превратится во вторую по мощи державу мира и будет не стратегическим партнером США, а их долговременным противником»[868]. Военный теоретик Колин Грей предупреждает, что «формирующаяся китайская сверхдержава в силу своих размеров, характера территории, населения, социальных традиций и места размещения оказывает позитивное или негативное влияние на мировую систему, которое не может быть переоценено»[869]. Что следует делать?

Представители жесткой линии обеспокоены тем, что у Вашингтона отсутствует перспективное видение своих отношений с гигантом Востока. «Администрация Клинтона не смогла с должным вниманием воспринять рождение Китая как сверхдержавы»[870]. Такие специалисты, как Дж. Най, полагают, что Соединенные Штаты должны вести за собой Азиатско-Тихоокеанский регион[871]. США должны противостоять Китаю в главных спорных (для Китая) пунктах — в Тибете и в ЮжноКитайском море. Представители этой линии подчеркивают, что «Тибет никогда не был провинцией Китая и не был в положении данника, не был вассалом имперского Китая… Статус Тибета сегодня подобен статусу Кореи, когда та стала японской колонией в 1910 году»"[872]. Еще более открыто антикитайскую позицию занимают представители «жесткого подхода» в отношении архипелага Спратли и Парасельских островов. США должны присутствовать здесь и опираться на антикитайские силы. «В Южно-Китайском море должно осуществляться (так же, как и в Тайваньском проливе) постоянное военное присутствие США. Седьмой флот должен быть значительно укреплен, чтобы гарантировать свободное плавание через Южно-Китайское море и на всех морских путях Юго-Восточной Азии»[873]. Такие специалисты, как Э. Фогель, полагают, что США должны перманентно расположить 7-й флот между Тайванем и КНР и осуществлять открытую военную поддержку Тайваня.

Жесткой линии придерживаются многие американские законодатели — именно конгресс потребовал аккредитовать посла при правительстве находящегося в изгнании Далай-ламы, потребовал признания независимости Тибета. Главная идея этой политики по убеждению стратегов Вашингтона: АТР как регион слишком важен, чтобы оставлять его эволюцию на волю тихоокеанских волн. Войска США должны оставаться на Окинаве и в Южной Корее, следует договориться о прямых военных связях с Сингапуром, флот США должен патрулировать основные магистрали. В Азии можно попытаться повторить опыт с Конференцией по безопасности и сотрудничеству в Европе, но делать это следует деликатно, а не навязывать странам региона новую для них процедуру. Государственный секретарь США должен посещать не Ближний Восток, а прежде всего жизненно важную для США Азию. Таково кредо сторонников этого курса Дж. Лилли, К. Форд и ряд других специалистов не пытаются доказать, что Китай вскоре превзойдет США по всем параметрам могущества, но они утверждают, что КНР вскоре получит возможность противостоять Америке в своем собственном регионе. Они указывают на то, что «стремительно растущая способность бросить вызов американским интересам в Восточной Азии, а не способность угрожать континентальным Соединенным Штатам угрожает вовлечением Америки в военную конфронтацию в грядущие годы»[874].

Китаю не нужно обладать способностью победить США на Гавайских островах или в Персидском заливе. «Другое дело, когда боевые действия будут происходить в провинции Сычуань или в Тайваньском проливе. Каждый, кто думает, что конфронтация в этих местах будет простой прогулкой для вооруженных сил США, не понимает характера угрозы, которую представляет для Америки вызов, бросаемый НОАК американцам вблизи китайских берегов, не представляет себе, как трудно было бы Соединенным Штатам вести операции так далеко от дома… На своей территории Китай будет страшным противником»[875]. Японцы в 30—40-е годы ощутили трудность ведения конфликта с Китаем на его территории. А если не думать о наземной операции, то альтернативой может быть лишь продолжительная война с воздуха — в случае Китая она не имеет шансов на успех.

С этой точки зрения интересы Вашингтона и Пекина противостоят друг другу в Восточной Азии, в Китайском море, по поводу Тайваня, судьбы двух Корей, американского союза с Японией, присутствия американских войск в регионе; постоянные рейсы американских военно-морских сил поблизости, давление США по вопросу гражданских прав — все эти проблемы так или иначе ведут к обострению двусторонних отношений и взаимному озлоблению. И обеспокоенность Вашингтона, его мучительная нерешительность в отношении выработки правильной и реалистичной оценки боевых возможностей Народно-Освободительной армии Китая дает идее «предотвратить опасность на ранней стадии» все новые возможности. «Во все большей степени политическое давление толкает Соединенные Штаты в направлении самореализующегося предсказания: обращайтесь с Китаем так, как если бы его враждебность являлась неизбежной и опасной»[876].

Геоэкономически КНР представляет для США угрозу скорее не непосредственно — хотя за 90-е годы китайский экспорт в США увеличился феноменально, в пять раз. Пекин несомненно ценит американский рынок как наиболее обширный и прибыльный (а США вынуждены постоянно думать о дефиците своей торговли с КНР). Важнее то, что к XXI веку Китай начал фактически возглавлять общеазиатский торговый блок и напрямую встал вопрос, кто определяет условия экономического развития самого растущего региона мира. Гонконг внутри и хуаоцяо вовне стали новыми мощными инструментами растущего китайского могущества.

США обязаны относиться серьезно и к территориальным претензиям КНР на острова Южно-Китайского моря, где проходят жизненно важные для США морские пути, где геологи предсказывают открытие богатых месторождений нефти и газа. Близкие американской стороне Филиппины, Малайзия, Индонезия — потенциальные союзники США — с недвусмысленным трепетом воспринимают военно-морское строительство КНР, они видят в ближайшие десятилетия обращение китайцев к силовой дипломатии, к жесткому давлению на более слабых соседей. Последние постепенно занимают все более жесткую антикитайскую позицию, что осложняет бесконечно долгое соблюдение американцами некой формы нейтралитета.

Жесткий подход предлагает исходить из того, что «мы (США) не должны бояться встать в конфронтацию к Пекину там, где затронуты наши интересы»[877]. Решаемая континентальным Китаем задача модернизации своей армии играет на руку сторонникам именно жесткой линии, которые предлагают воспользоваться нынешним очевидным превосходством Америки (и даже в ряде военных аспектов Тайваня) для оказания давления на Китай, чтобы повлиять на его политико-стратегическую линию в намечающейся холодной войне еще до того, когда вызреет угроза войны горячей.

Представители жесткого подхода призывают использовать прежде не опробованные тропы — укрепить отношения с далекими от дружественности Китаю (и даже враждебными) государствами — Индией, Ираном, Вьетнамом. Помимо прочего, в Азии сейчас не знают, в какой степени американцы будут готовы в XXI веке жертвовать кровью и материальными ресурсами. Для поддержания благоприятного для себя соотношения сил в Азии США должны применять новые по сравнению с периодом холодной войны методы. Эти американские политики и эксперты сомневаются в том, что Вашингтон фаталистически согласится на то, чтобы передать Пекину мантию регионального лидера. Практически неизбежен прямой конфликт из-за Тайваня между Пекином, рассматривающим его интегральной частью Китая, и Соединенными Штатами, осуществляющими и прямую и скрытую поддержку Тайваня, где на президентских выборах весной 2000 года укрепили позиции сторонники независимости острова.

Компромиссный подход. Представители компромиссной точки зрения (скажем, П. Кеннеди) призывают не драматизировать ситуацию — Азии понадобится еще много лет для посягательства на мировое лидерство. Скептиком выступает экономист из Стэнфорда П. Крюгер: к 2010 г. экстраполяция нынешних тенденций экономического роста Азии будет выглядеть столь же глупой, как и страхи 60-х годов относительно советского индустриального превосходства. Сомнения в отношении способности Китая сделать реальный бросок, преодолеть вековую отсталость высказывает Н. Такер: «Внутренние противоречия Китая еще не позволяют ему стать великой державой»[878].

Представители компромиссной линии боятся вовлечения США в политический и военный спор между КНР и Тайванем.

Они беспокоятся о том, что тайваньские власти однозначно воспримут поддержку Тайбэя за гарантию военно-стратегической помощи США в случае открытой попытки КНР инкорпорировать остров в единое государство. США не должны уходить из «южных морей», по мнению этих политиков, но не следует давать обязывающих сигналов, которые ввергнут США в борьбу, где не может быть ни победы, ни конструктивного решения. Эта группа экспертов склонна думать, что Китай будет антагонизировать прежде всего не США, а Японию, старого противника и непосредственного соседа. Устрашенная Япония постарается поддержать в Азии Америку, а объединенная мощь этих двух стран решит дело нужным образом.

Вашингтон должен оставить иллюзии относительно «управляемости» Китая. Санкции США способны породить не внутреннюю оппозицию коммунистическому режиму, а общенациональное китайское противостояние США. Лишь некоторые требования США могут оказаться реалистичными: увеличение прав автономии Тибета, присоединение к политике нераспространения ядерного оружия. Америка должна помнить, что в Китае вовсе не жаждут катаклизмов, подобных восточноевропейскому 1989 г. КНР может приветствовать инвестиции США, но китайцы твердо привержены политике «полагаться на себя».

По мнению М. Мейснера, КНР предстоят нелегкие времена внутреннего переустройства, когда возникающий средний класс восстанет против политического статус-кво. Это поневоле ослабит внешнеполитическую мощь огромной державы[879]. Инвестиции в КНР со временем неизбежно уменьшатся, темп развития страны станет сокращаться. Но даже умеренные по своим взглядам западные специалисты не видят безоблачного будущего. Ч. Карлейль утверждает: «Трудно представить себе, что Китай и Япония желают создать зону свободной торговли с США и другими странами, выходящими к Тихому океану. Трудно представить себе, что население и конгресс США, а также их аналоги в развитых странах будут содействовать заключению соглашения, открывающего их границы импорту текстиля, одежды, электроники и других промышленных товаров»[880]. Это значит, что та или иная степень отчуждения практически неизбежна. Яшен Хуан из Мичиганского университета полагает, что следующее поколение китайских политиков не сможет после ухода Дэн Сяопина осуществлять жесткое руководство. Местные военные лидеры постараются урвать у центрального правительства власть над провинциями, ослабление коммунизма скажется на способности Пекина управлять страной.

Мягкий подход. Известный американский исследователь Дж. Най напоминает, что Китай движется в военной самоорганизации вперед, но при этом и США не стоят на месте: «Китай не может бросить глобальный вызов Соединенным Штатам, он не сможет осуществить региональную гегемонию до тех пор, пока Соединенные Штаты будут привержены задаче сохранения преобладания в Восточной Азии»[881].

Противники алармистов достаточно спокойно относятся к превращению Китая в подлинно великую державу. Американец Г. Роуз: «Быстрорастущие народы можно сравнить с подростками — одновременно и бесшабашными и неуверенными в себе, не желающими соглашаться с существующей иерархией и с современными институтами и в то же время требующими признания и фиксации их собственного статуса на их собственных условиях… Подъем Китая к мировой мощи несет с собой риск для всех. И все же конфликт не неизбежен и избежание ненужной конфронтации более существенно, чем движение в направлении конфронтации»[882].

Главными задачами американских политиков в грядущие годы должны быть хладнокровный анализ точной природы и возможный объем китайского ревизионизма, определяющего поведение этой страны. Китай нужно ввести в семью наций, следует при этом провести четкую линию в критических вопросах, способных вызвать столкновение, способных изменить сам характер современного соотношения сил. Мелкие вопросы следует просто игнорировать. Противники жесткой линии полагают, что не все международные проблемы поддаются решению, но они верят, что лучший путь к решению — сдержанность и умеренная политика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.