179. Генрику Сенкевичу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

179. Генрику Сенкевичу

1907 г. Декабря 27. Ясная Поляна. 27 декабря 1907 г. Ясная Поляна.

Любезный Генрик Сенкевич,

Странное обращение это вызвано желанием избежать неприятного, до враждебности холодного «Милостивый государь», и столь же отдаляющего «Monsieur», a стать в письме к вам в те близкие, дружелюбные отношения, в которых я себя чувствую по отношению к вам с тех пор, как прочел ваши сочинения: «Семья Поланецких», «Без догмата» и другие, за которые благодарю вас*. Эта же причина и побуждает меня писать вам на языке своем, на котором мне легче ясно и точно выразиться.

То дело, о котором вы пишете*, мне известно и вызвало во мне не удивление, даже не негодование, а только подтверждение той для меня несомненной истины — как ни кажется она парадоксальной людям, подпавшим государственному гипнозу, — что существование насильнических правительств отжило свое время и что в наше время правительственными людьми — императорами, королями, министрами, военачальниками, даже влиятельными членами палат могут быть только люди, стоящие на самой низкой ступени нравственного развития. Люди эти потому и находятся на таких местах, что они нравственно вырожденные люди. Люди, занятые тем, чтобы грабить под видом податей имущество рабочего народа, тем, чтобы делать приготовления к убийствам и совершать самые убийства, тем, чтобы казнить смертью людей, тем, чтобы не переставая лгать перед собой и людьми, люди эти не могут быть иными. В языческом мире мог быть добродетельный властитель Марк Аврелий, но в нашем христианском мире даже правители прошлых веков, — все французские Людовики, и Наполеоны, все наши Екатерины Вторые и Николаи I, все Фридрихи, Генрихи и Елизаветы, немецкие и английские, — несмотря на все старания хвалителей, не могут в наше время внушать ничего, кроме отвращения. Теперешние же властители, учредители всякого рода насилий и убийств, уже до такой степени стоят ниже нравственных требований большинства, что на них нельзя даже и негодовать. Они только гадки и жалки. Негодовать, и то не негодовать, а бороться надо не с этими лишенными высшего человеческого сознания существами, а с тем ужасным, отсталым учреждением насильственного государственного устройства, которое и есть главный источник страданий человечества. Бороться надо не с людьми, а с тем суеверием необходимости государственного насилия, которое так несовместимо с современным нравственным сознанием людей христианского мира и более всего препятствует человечеству нашего времени сделать тот шаг, к которому оно давно готово. Бороться же с этим злом можно только одним самым простым, естественным и вместе с тем самым могущественным, к сожалению, до сих пор не употреблявшимся средством, состоящим только в том, чтобы жить, не нуждаясь в правительственном насилии и не участвуя в нем.

Что же касается до подробностей того дела, о котором вы пишете: о приготовлении прусского правительства к ограблению польских землевладельцев-крестьян, то и в этом деле мне больше жалко тех людей, которые устраивают это ограбление и будут приводить его в исполнение, чем тех, кого ограбят. Эти последние ont le beau r?le*. Они и на другой земле и в других условиях останутся тем, чем они были, а жалко грабителей, жалко тех, которые принадлежат к нации, государству грабителей и чувствуют себя с ними солидарными. Я думаю, что и теперь для всякого нравственно чуткого человека не может быть сомнения в выборе: быть пруссаком, солидарным со своим правительством, или изгоняемым из своего гнезда поляком.

Так вот мое мнение о том, что совершается или готовится теперь в Познани, и если не мнение о самом деле, то те мысли, которые оно вызвало во мне.

Простите, если письмо мое не отвечает тому, чего вы от меня желали. Если письмо это вам не годится, бросьте его в корзину или сделайте из него то употребление какое найдете нужным.

Во всяком случае, был рад вступить с вами в общение.

Любящий вас сотоварищ по писательству

Лев Толстой.