8
8
И вот Олдувай.
На востоке — мглисто-голубой конус, который масаи называют Олдоиньо-Ленгаи, божья гора. У восседающего на этом троне бога явное пристрастие к бурным природным явлениям, как у того божества, коего другой кочевой народ помещал на Синае. Олдоиньо-Ленгаи — полный сил молодой вулкан; совсем недавно, в 1966 году, в приливе бьющей через край энергии он выбросил лаву, превратившую бурые травянистые склоны в тропический снежный ландшафт: от соприкосновения с воздухом лава оделась коркой ослепительно белого карбоната натрия.
Но престарелый Ламагрут молча высится над равниной в гордом покое. Всего два миллиона лет назад он тоже забрасывал окрестности раскаленными глыбами и пеплом. И расстелил лавовый пол, на который затем слой за слоем ложились осадки: красные слои чередуются с серыми, коричневые с синими, так что в разрезе грунт напоминает пирожное наполеон.
В далеком прошлом сразу за нашей лагерной стоянкой простиралось длинное озеро, обрамленное сансевьерой, которую масаи называют «олдувай» и которая дала имя этой местности. По мере накопления осадков менялась береговая линия, и озеро распалось на цепочку меньших водоемов. В стометровую толщу осадков в озерной ложбине все глубже вгрызалась река, пока относительно недавно не достигла лавового ложа. Образовался извилистый каньон, на склонах которого по-прежнему зеленеют стрелы «олдувайской конопли».
Прорезая отложения, река вымывала из них кости, позвонки и черепа давно исчезнувшей фауны. Когда немецкий коллекционер бабочек Каттвинкель, охотясь за редкими насекомыми, перед первой мировой войной случайно забрел в этот каньон, его взгляду предстало одно из крупных мировых костехранилищ. Из песчаных пластов торчали останки трехпалых лошадей, слонов с направленными вниз, как у моржа, бивнями, бегемотов с выступавшими над водой перископическими глазами, короткошеих и большерогих жирафов, баранов величиной с нынешнего буйвола. Его открытие явилось сенсацией, которую, однако, вскоре потеснили военные сводки.
В начале тридцатых годов родившийся в простой хижине в горах кикуйю сын английской миссионерской четы, палеонтолог и археолог Луис Лики вместе со своей женой Мэри заинтересовался богатым ископаемыми ущельем{8}. Супруги Лики не довольствовались поиском костей неизвестных прежде вымерших животных. Их рабочая гипотеза гласила: где собиралось столько зверей, могут найтись и останки предшественников человека.
И в 1959 году, когда первые спутники уже запустили человека в космическую эру, началась серия открытий из нашего прошлого, которой предстояло сделать имя Лики самым известным (и самым критикуемым) в современной археологии, а Олдувайское ущелье — Меккой эволюционистов со всего света. На долю Мэри Лики выпало обнаружить в отложениях на дне ущелья череп с покатым лбом, тяжелыми надбровными дугами и мощной челюстью. Новый метод радиоактивной датировки дал поразительную цифру: возраст находки составлял около двух миллионов лет. Воскресшего восточно-африканского человека первоначально нарекли зинджантропом{9}. Но после того, как были сделаны еще находки, свидетельствующие, что бок о бок с массивным гоминидом жил другой, более стройный, оба варианта, вместе с найденным Дартом в Южной Африке, получили общее наименование австралопитека.
Уже эти открытия вызвали интерес, восторг и сомнения. А дальше одна за другой последовали находки останков более высокоразвитого типа, который Лики назвал Homo habilis — человек умелый (за умение изготовлять каменные орудия), и африканского представителя Homo erectus — человека прямоходящего, распространенного в Азии и Европе и считающегося ближайшим предком современного человека. И за всеми ними вдалеке просматривается рамапитек, обнаруженный Лики в каменистой земле апельсиновой рощи в районе озера Виктория; его принято считать древнейшим гоминидом{10}, гены которого через четырнадцать миллионов лет дошли до существа, в один прекрасный день вознесшегося в космос.
Само разнообразие находок выделяет Олдувай. Но главное, что произошло за «сорок лет ползания вверх и вниз по склонам, уткнувшись носом в землю» (слова самого Лики), — это радикальное удлинение временной шкалы эволюции человека. Олдувай отодвинул далеко назад человеческий горизонт. Он уникален еще и потому, что, очевидно, был непрерывно обитаем с той поры, когда первый гоминид расположился на берегу озера, до нынешних масаев, сооружающих свои маньятты на краю ущелья. Олдувай показывает эволюцию в действии: от австралопитека в нижних слоях до Homo erectus в верхних отложениях находки располагаются в аккуратной последовательности, с растущим объемом мозга и все более человеческим обликом.
Кроме того, Олдувай позволяет проследить, как развивалась искусность рук, когда гоминид стал расширять свое жизненное пространство: от изготовления простейших ударников до все более совершенных рубил в последующих культурных слоях. Видно, как эти существа целеустремленно искали и приносили на стойбище породы, особенно пригодные для обработки. Долго излюбленным материалом был собираемый на Ламагруте твердый, кремнеподобный вулканический обсидиан — дар подземелья изготовителю орудий.
Глаз не различает конкретный облик сменявших друг друга созданий. И все-таки они становятся удивительно живыми, когда прощаются с покоем в отложениях, чтобы вновь встретить солнце Африки.
Видишь их в ансамбле со средой. Почва повествует, как менялся климат и как он влиял на условия существования. Мы можем представить себе, какую роль играли озеро и саванна на жизненном пути эволюционирующего гоминида. Видишь гоминидов во взаимодействии с другими видами фауны, многие из которых вымерли. В какой-то мере можно представить себе их меню: от мышей, ящериц, змей, птиц и мелкой рыбешки до крупной дичи. Мысленно видишь, как из поколения в поколение собиратели и охотники, используя пищевые ресурсы различных времен года, передвигались следом за кочующими стадами степных травоядных, чтобы затем вернуться на стойбище у обрамленного олдуваем озера. И как порой, припадая к земле на берегу, они испуганно глядели на пламенное небо над кратерами на востоке.
Луис Лики умер в 1972 году, почитаемый и поставленный чуть ли не в один ряд с самим Дарвином научными обществами, которые сначала подвергали сомнению его гипотезы и выводы. Мэри Лики по-прежнему живет в нехитром домике на гребне знаменитого ущелья, окруженная тем, что явилось делом всей жизни ее и мужа; ближайшие соседи — несколько семей масаев. Легкая на ногу, как серна, она показывает нам места находок — маститая деятельница археологии, живая, энергичная, счастливая в прожитых волнующих годах и поглощенная новыми делами.
Конечно, Мэри и Луису Лики хотелось верить, что какая-то из раскопанных ими ветвей австралопитековых, как и Homo habilis были естественными звеньями в цепи от рамапитека до человека наших дней. Они так хорошо укладывались в олдувайскую схему эволюции.
Однако некто и нечто нарушили стройную картину.