Станислав Золотцев СЛЕДОПЫТ ВЕКОВ И ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ. К 100-летию С.Н. Маркова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Станислав Золотцев СЛЕДОПЫТ ВЕКОВ И ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ. К 100-летию С.Н. Маркова

В той безграничной вселенной, какой является русская поэзия, есть звезда, сияющая особым светом, есть имя, при мысли о котором вспоминаются старинные, но вечно современные слова: честь, достоинство, совесть, страсть, подвижничество... Пишу так не только потому, что мне посчастливилось, пусть очень недолгое время, знать этого писателя лично, побывать в "магнитном поле" его жаркого обаяния, замешенного на мудрости и неукротимо юной силе духа. Мне думается, что среди тех, кто предан высокой русской поэзии, кто любит родное слово как высшую ценность нации, нет людей, не знающих и не любящих вот эти удивительные строки:

Знаю я – малиновою ранью

Лебеди плывут над Лебедянью,

А в Медыни золотится мёд...

Нет человека, чьё сердце не дрогнуло бы в приливе радости от звучания строф, словно впитавших в себя целебную свежесть и неизбывное тепло нашей земли, красоту и жизнелюбие её сынов и дочерей:

На заре Звенигород звенит -

Будто пчёлы обновляют соты,

Всё поёт - деревья, камни, воды,

Облака и рёбра древних плит.

...А создавались эти строки, между прочим, "на 101-м километре" предвоенным летом, буквально "за Можаем", куда их автор, уже отбывший ссылку на заполярных берегах в 30-е, был загнан ветром опалы – одной из многих в его донельзя тернистой судьбе. (А обвинён был – вместе с Л.Мартыновым и ещё несколькими выходцами из Сибири – в "колчаковщине", "русском фашизме" и "антисемитизме", – так что нынешние приверженцы "либеральных ценностей" свои ярлыки унаследовали от заплечных дел мастеров, от "красного колеса".) И всё же – в судьбе невероятно счастливой! Ибо в тягчайших бедованиях и злосчастьях поэт, прозаик, учёный-энциклопедист, этнограф и рудознатец Сергей Николаевич Марков не давал погасить свечу своего творчества. Более того – чем сильней "штормило" его судьбу, тем отчаянней и упорней делал он своё многообразное подвижническое дело.

73 года прожил он на свете (хотя порою в разговорах с ним казалось: он жил и во времена монаха Пере-света, и рядом с Пржевальским шёл, и на одном корабле с Дежневым плыл), но того, что создал он в каждом жанре, хватило бы на нескольких литераторов... Вот пример: там же, "за Можаем", Сергей Марков не только "Знаю я – малиновою ранью..." написал и ряд других стиховых шедевров, без коих не обходится ныне ни одна антология русской поэзии, – он там создал роман "Юконский ворон", сказание о россиянах, осваивавших Америку, бестселлер уже с 60-летним стажем. Невозможно изучать историю отечественно- го землепроходчества и мореплавания, историю страны вообще без монументальной дилогии С.Маркова "Земной круг" и "Вечные следы". Это, по словам академика Д.И. Щербакова, "кладезь географических знаний о Сибири, Средней Азии и Дальнем Востоке, кладезь смелых научных предположений, заманчивых и увлекатель- ных". Книги о Чокане Валиханове, о Миклухо-Маклае... А как обжёг воображение читателей роман "Рыжий Будда", написанный в конце 20-х и пролежавший в архивах ЧК шестьдесят лет! Он раскрывает и трагедийно-жуткий образ барона Унгерна, одного из лидеров белого движения на Востоке, и неведомые прежде психологические стороны гражданской войны...

Это – лишь малая часть творческого наследия С.Маркова, а вот лишь несколько штрихов, напоминающих о громаде его свершений на ниве спасения и возрождения отечественной культуры. Не один год он отстаивал свой проект, согласно которому была восстановлена знаменитая Триумфальная арка на Кутузовском проспекте столицы, долго добивался установления памятников Дежнёву, Пржевальскому и другим первопроходцам, немало времени и сил отдал, чтобы одному из тихоокеанских островов было присвоено имя Александра Грина (его Марков знал в юности и написал о нём одну из самых болевых своих баллад).

Таким был поэт, в самом начале пути сказавший:

И – разве может быть иначе? –

Так много ветра и огня –

Песнь будет шумной и горячей,

Как ноздри рыжего коня.

Так и сложил песнь своей судьбы уроженец костромского глубинного посада, многие годы проживший в Азии и не отвлечённо-философскими постулатами, но живым словом и делом утверждавший "евразийскостъ" России, целокупное единение в её исторической натуре ориентальных и западных линий развития. Он утверждал это на примерах материального и духовного созидания, в котором он участвовал сам и в котором на его глазах единились люди разных этносов и рас. И всё это было для него – Отечество. Почти никогда не называвший себя патриотом, он был им въявь…

Главное свидетельство тому – всё-таки и прежде всего – его слово, звук и "цветопись" его языка... Его имя стоит рядом с именами друзей и товарищей его молодости – Л.Мартынова, П.Васильева, Вс.Иванова, и всё-таки оно стоит несколько "наособицу" – как имя "хранителя мудрости", "искателя живой воды" (такого титула он единственно и жаждал, о чём сказал сам в стихах), "следопыта веков и тысячелетий" – так назвал его писатель-историк А.Югов. Имя не просто яркого художника стиха и прозы, но и – поистине державного мужа, "человека-учреждения", хотя никогда и не занимавшего никаких постов.

Имя подвижника во славу российской духовной самобытности, не раз оказывавшегося под "красным колесом" репрессий, арестов и опал – но

ни в молодости, ни в старости не становившегося в позу "страдальца" либо диссидента: всё это было суетой для человека, сказавшего: "Живём столетьем – не одним мгновеньем".

В сентябре Сергею Николаевичу Маркову исполнилось бы 100 лет...

Мои заметки о нём продиктованы не только желанием отметить в печати сию славную дату. В ином дело: мы должны ощущать присутствие в нашей нынешней бедственной жизни таких людей, каким был он. А был он, неповторимый поэт, сильный прозаик, уникальный учёный – всё-таки одним из многих. Одним из множества трудовых людей, на чьих плечах стояла и стоит Россия. Всей своей творческой судьбой он воплощает в себе жизнестойкость нашего народа, его спокойную богатырскую мудрость. Несмотря ни на что, эти качества – золотая сердцевина в натуре нации – ещё сохранены.

...Алою рябиной на сугробе

Пламенеет русская душа.

Раздумья на рубеже

СИМВОЛИКА...

Мальчик, родившийся в год разрушенья Союза,

майку надел с красной надписью – СССР.

...Где ж ему знать, как сажали в тайге кукурузу,

и вообще как сажали – в острастку, в пример.

А у подружки его улыбается с майки Гагарин.

А у приятеля – генералиссимус

выколот на груди!

...Вроде бы должен быть этим юнцам благодарен

я, выраставший всех этих богов посреди.

Что же невесело мне от такой ностальгии

по временам, заклеймлённым проклятьем "совок"?

...Если и дальше покатится в пропасть Россия –

вызубрят эти юнцы "Краткий курс" назубок.

Если страна – не отечество и не держава,

а криминальный бардак под кликухой Эр-Эф, –

будет манить их имперская лютая слава:

шустрых шакалов красивей поверженный лев.

Ясное дело: все эти "права и свободы" –

тёмное дело. И "мокрое"...

Грустен же я, что превращаются в галантерейную моду

гордость моя – и жестокая горечь моя!

Впрочем, всё правильно... Всё справедливо на свете:

рано ли, поздно ли – кончится время химер.

...Так что не попусту мальчики-девочки эти

майки надели с багряными буквами – СССР.

РАЗДУМЬЯ НА РУБЕЖЕ

...Вот я у нашей страны на краю

рядом с державной границей стою –

и со святою обителью древней.

Дальше – всё тот же родной окоём.

Те же озёра и пажити в нём,

русские наши деревни.

Только всё это теперь – з а р у б е ж.

Это пространство, что было допрежь

тысячелетней землёю

пращуров наших – сегодня оно

разделено, расчленено.

Тело его разрубили живое...

В этом селе я на свадьбах гулял.

В том – дедов родич, могуч и удал,

жил полюбовно с чухонской вдовицей.

Рыбу ловил я вот в этой реке

и целовался вон в том хуторке...

Это теперь – з а г р а н и ц а!

В каждом селении здесь у меня

или товарищи, или родня

были... немыслимо вымолвить: были.

Снова во имя химерных идей

семьи и судьбы стольких людей

разъединили, перерубили...

Вместо одной

Берлинской стены

тысячи новых возведены –

вот он, венец "катастройки".

Тело и душу единой страны

"демократические" паханы

взрезали зубьями Сатаны

на Беловежской попойке.

...Воткнутым в землю

советским штыком

я и стою на разрезе таком.

И замечаю, что рядом –

вот они! – смотрят с той стороны,

дулами к нам устремлены –

танки заморской армады.

Если из НАТО грянет приказ –

будут во Пскове они через час:

нашим десантникам шагу не даст

сделать кремлёвский иуда.

Что ж остаётся? Подобьем штыка,

в землю вонзённого, ждать нам, пока

станем и мы з а р у б е ж ь е м?!

Все мы давно уж в смертной беде.

Новые Минин с Пожарским – вы где?

Нет среди русских сплоченья...

Видите: время пришло собирать

нашу последнюю, смертную рать.

Время сбирать ополченье.

...Знаю, что строки наивны мои:

люди в разброде, в хмельном забытьи.

Время не сыщешь плачевней.

Но – вперекор ему! – снова, опять

я говорю, что пора собирать

нашу последнюю русскую рать.

Время сбирать ополченье.