Глава первая НЕТ КОРЫСТИ БЛАГОРОДНЕЕ

Глава первая

НЕТ КОРЫСТИ БЛАГОРОДНЕЕ

Яблони в чертополохе

БЛАГОСЛОВЕННЫ должны быть такие люди. Люди, которые всю землю хотят превратить в цветущий сад. И не для себя стараются — для других.

Как агроном Сергей Долганов. Двадцать лет назад я приехал к нему в чернушинскую деревню Брод специальным корреспондентом областной газеты «Звезда». И узнал, что парторг колхоза Долганов задумал создать в деревне большой общественный сад.

Загодя расчистили пустырь возле колхозной конторы и приготовили полторы сотни саженцев, чтобы приурочить закладку сада к 9 мая — к празднику Победы.

Какая выгода была Долганову радеть об этом? Материальной выгоды — никакой. Но он всегда считал, что о доброй славе надо думать больше, чем о деньгах. Даже процитировал мне одного гениального политика, считавшего, что выбирать деньги вместо славы — это такое же расточительство жизни, как брать у ростовщика и разоряться на процентах.

Словом, было Долганову очень даже небезразлично, что скажут о нем люди. В этом и заключалась его единственная выгода. Или, как он выразился, корысть. Но если это и корысть, то самая благородная на свете.

К тому же мне в его словах слышался явный полемический подтекст. Потому что стране в ту пору навязывали новые ориентиры, и прорабы перестройки, как называл их приснопамятный президент Горбачев, уже вовсю трубили про общечеловеческие ценности, которыми живёт «весь цивилизованный Запад». И систему этих ценностей горбачевские прорабы требовали строить непременно на соображениях материальной выгоды, прямого денежного расчета и рыночной экономики.

Это и смущало меня в планах Долганова: не очень-то вписывался будущий общественный сад колхоза имени Чкалова в принципы рыночной экономики. К тому же сильно мешало еще одно обстоятельство. Долганов говорил о новой технологии, способной поднять сельское производство на современный уровень. О новых мощных тракторах и другой технике. Но эта техника в колхозном гараже тонула в грязи. И грязный пол в конторе был заплеван окурками. И построенный на центральной усадьбе пруд, в который вложили в своё время чуть не миллион рублей, — этот пруд на глазах превращался в болото, поскольку прорабам перестройки было уже не до таких «мелочей»…

Я поэтому решил вернуться в сад Долганова через несколько месяцев. Маленькие саженцы оказались живы. Но до чего же непросто было в этом убедиться: сплошной стеной вымахал чертополох. Бурно пошли в рост и другие сорняки. А присмотришься — живут всё-таки внизу маленькие яблоньки. Такие крохотные, что не решились из-за этого выкосить сорняки — яблоневые росточки боялись повредить. Поневоле начнешь сомневаться, что такой сад расцветет когда-нибудь и начнет плодоносить. И я отправился отсюда прямиком к Владимиру Кудымову, председателю другого чернушинского колхоза с символичным названием «Дружный».

Многое в «Дружном» радовало глаза. Росли, год от года, надои молока и урожайность полей. При этом в колхозе уже полностью обходились без помощи городских шефов. И увеличивали объемы строительства жилья и других, нужных для развития села объектов. Показывая многочисленные колхозные новостройки, Владимир Георгиевич поглядывал на меня — впечатляет ли панорама строительства? Еще как впечатляла.

Как было не радоваться современному семяочистительному комплексу — настоящему колхозному заводу. Весь урожай полей пропускали через этот комплекс, отправляя в склады только кондиционное зерно.

Но больше впечатляло не это. Мы шли вдоль работающих технологических линий семяочистительного комплекса, и в глаза бросался порядок. В пролетах — чисто. Оборудование — ухожено. На складах — та же радующая глаз картина. Встретили рабочих — они в симпатичных аккуратных спецовках, словно не об отдаленном колхозе речь, а образцовом городском предприятии.

Так мы дошли до колхозной установки по производству асфальта. Оказалось, в колхозе сами изготовили и собрали чуть не все оборудование этого асфальтового заводика. Сами наладили выпуск асфальта. Сами заасфальтировали для начала площадку у Дома культуры. Потом проложили красивые дорожки к магазину. И уже взялись асфальтировать автомобильную дорогу, ведущую к ферме.

Этак, подумал я, они скоро и до самой фермы доберутся.

— А мы, — сказал Кудымов, — давно собираемся это сделать. Мы туда не только асфальт проведем. Мы фермы цветниками и клумбами обсадим…

Я слушал его и вдруг увидел, что по лицу Кудымова пробежала тень. Или это мне только показалось? Нет, не показалось. Кудымов признался, что давно и мучительно размышляет о судьбах аренды.

Это было очередным нововведением прорабов перестройки — арендные коллективы. Политику продавливали с верхних этажей власти: самым предприимчивым было велено сдавать в аренду колхозную технику и другие основные производственные фонды. Пусть, дескать, учатся делать деньги, совмещая личные интересы с общественными. Дескать, глядишь, ближе станут понятия «моё» и «наше».

Какое там ближе, чертыхнулся Кудымов. Какое ближе, если еще знаменитый русский историк Василий Ключевский предупреждал, что частный интерес всегда направлен против общественного блага. Если за сто лет никто не смог убедительно опровергнуть российского академика Ключевского, настойчиво повторявшего в своих лекциях в Петербургском университете, что культурный человек тем и отличается от обывателя, что общественное для него выше личного, — если тысячу раз оказался он прав, то на кой черт теперь ставить эксперименты, опасные для колхоза?

Опасные — переспросил я? Именно опасные, повторил Кудымов. Он только что разговаривал с руководителем арендного коллектива, опять уговаривал его перебросить технику на другую площадку. А тот по-прежнему упирается: зачем перебрасывать? А затем, уже в который раз объясняет Кудымов, что эту площадку необходимо заасфальтировать.

— Кому необходимо? — упорствует арендатор.

— Колхозу необходимо, — повторяет Кудымов.

— А мне лично — нет! — ответил тот.

Вот тебе и сближение понятий «моё» и «наше», если новые веяния породили между ними уже не трещину, а целую пропасть.

И я в который раз вспомнил про крохотные яблоньки Долганова. Как собираются растить их, если столь густо вымахали вокруг чертополох и прочие сорняки, если от новых веяний так много плохого и вредного пошло в стремительный рост, что напрочь может заглушить доброе и полезное?

— Ничего, — сказал мне на прощанье Сергей Долганов, — я человек упрямый.

У него, представьте себе, уже новые саженцы были тогда заготовлены — вместо тех, которые не приживутся.

Это тоже пришлось мне по душе: что Сергей Долганов так энергичен, решителен, настойчив.

Но ведь и этого заведомо мало, чтобы превратить землю в большой цветущий сад. Даже такую плодородную землю, как в Чернушинском районе…

Готовя к публикации эти давние заметки, я снова поехал по тем местам. Многое тут изменилось. Не нашел я «одетых» в асфальт и цветники молочных ферм колхоза «Дружный». Да и самого колхоза больше нет. Как и колхоза имени Чкалова.

Агроном Сергей Долганов давно сменил профессию и уехал в город. А в бывшей колхозной конторе располагается теперь администрация поселения. Пока ждал главу администрации, мне гостеприимно предложили с дороги кофе со сливками. Сливки были консервированные. Да к тому же еще и заграничные. Оно и понятно, если тысячи гектаров окрестных полей давно заросли сорняками и густым кустарником.

И никакого сада в деревне Брод я тоже не нашел. Мне, правда, показали место, которое здесь называют Долгановским садом. Место осталось и название — тоже. В этом оказался совершенно прав Сергей Иванович Долганов: вспоминают о нём в деревне по-доброму. Хотя его сад так и не вырос.

Да и другим повезло не больше. Много раз профессия журналиста сводила меня с людьми, которые старались превратить уральскую землю в большой цветущий сад. И лишь в одном единственном случае такой сад начал давать урожаи.

Это сад Шаховых.