Виктор ШИРОКОВ СОЮЗ ДУШЕВНЫХ СТРУН
Виктор ШИРОКОВ СОЮЗ ДУШЕВНЫХ СТРУН
Новая подборка моих переводов на самом-то деле относится к середине 60-х годов прошлого века. Мне было двадцать лет, я почти заканчивал медицинский институт, много занимался английским языком (ежедневно) в спецгруппе, в которую входил еще один юноша с моего курса и то ли трое, то ли четверо студентов с предыдущего курса. Всех нас готовили на работу за границей, и, кажется, никому это так и не удалось.
Через год после окончания вуза меня выдернули, несмотря на "броню", из спецординатуры и на два года призвали в армию. Что ж, не надо было читать самиздат, общаться с пермскими диссидентами, находиться "под комитетским колпаком". Кроме меня в СА загремели мои пермские приятели того времени, ныне известные писатели Анатолий Королев и Леонид Юзефович. Первый был на год меня моложе, второй — на два. Оба учились в местном университете. Но их "пасли" куда как круче, ходили по пятам "топтуны", устрашая откровенной слежкой.
Для них дело кончилось тоже относительно спокойно. А кое-кого засудили и отослали в ГУЛАГ. Об этом — до сих пор не опубликованный роман мой "В другое время, в другом месте".
Вернусь к переводам. Кое-что я уже тогда перевел с подстрочника (коми-пермяцких поэтов) и напечатал в пермских газетах и потом в сборнике "Четыре ветра". Но переводы с английского выполнялись заведомо "в стол".
Ряд имен привлекал своей известностью по редким сборникам, по периодике: Редъярд Киплинг, Джеймс Джойс, Д.Г.Лоуренс… Но в основном выбор происходил при чтении оригиналов, привлекали близость чувств и острота мыслей, музыкальность английского текста.
Как-то попался мне в руки сборник "Поэзия нашего времени", изданный, видимо, в 50-х. Сейчас у меня нет под рукой ни книжки, ни выписок, в которых содержались имена двух составителей, английских поэтов и критиков. Книжку "заиграли" в редакции "Иностранной литературы", где в конце 70-х публиковались мои переводы. Потом видел эту книгу лишь однажды, в Казахстане, и как на грех не оказалось денег для приобретения. Более эта книга не попадалась. Так, целых две недели находясь в Лондоне в ноябре прошлого года, ежедневно пробегая по тамошним "букинистическим" лавкам, надеясь восстановить пропажу, увы, вожделенную антологию не встретил.
Итак, эту подборку составили переводы из десяти английских поэтов. Почему-то так получилось, что, чуть ли не большинство среди них ирландцы. Более четверти века назад я опубликовал в журнале "Студенческий меридиан" подборку поэтов Ольстера. Готов утверждать и далее, что Ирландия — страна замечательных поэтов.
О ряде поэтов я знаю очень мало или ничего. Не помню прочитанные комментарии, а антология, о которой уже говорил, весьма далече.
Сегодня мне важно поделиться настроением чуть ли не сорокалетней давности, ввести в атмосферу давних духовных поисков и открытий.
Переводы из Киплинга и Уайльда я уже печатал в "ДЛ", среди новых имен, думаю, выделяются Уильям Батлер Йейтс, нобелевский лауреат (1923), крупный общественный деятель Ирландского возрождения, драматург, публикующий стихи с 1886 года, и Роберт Грейвз, тоже ирландец, окончивший Оксфорд в 1926 году, участник Первой мировой войны, поэт, переводчик, автор романов о Древнем Риме, исследователь античной мифологии, значительный ученый. За последние десять-пятнадцать лет их книг издано-переиздано изрядно. Джойс, тоже ирландец, сегодня известен тем более широко, и мой перевод — лишь малый штрих к его портрету. Д.Г.Лоуренс — сын шахтера, выучившийся на учителя и прославившийся романами о половой свободе человека, прежде всего показавший с неожиданной стороны женскую страстность. Стихи он публиковал с 1903 года, первый роман "Белый павлин" издан в 1911 году. На русском языке издавался пятитомник его прозы. Еще Де Ла Мар, совмещавший поэзию со службой в торговой фирме. Печататься он начал в 1908 году. Мистические эпизоды и фантастические мотивы у него удивительным образом сочетались с бытовыми зарисовками. Его любил и переводил ранний Набоков, и мне кажется, что набоковский герой писатель Делаланд обязан происхождением своей фамилии Де Ла Мару (а не так, как думает А. Долинин), кроме того, рассказ Набокова об ангеле, влюбившемся в лыжницу и расправившемся с ней, как-то перекликается со стихотворением Де Ла Мара "Ангел Тома" (восходя еще и к лермонтовскому "Демону").
Вот собственно и все мои заметки по поводу. Переводы перед вами. Приятного чтения.
Уолтер Де Ла МАР
(1873 — 1956)
АНГЕЛ ТОМА
На поле было ни души,
Лишь я и Полли Флинт,
Когда явился ангел нам,
Сиянием облит.
Уже тревожил почки май,
Вставали зеленя;
Он мимо Полли Флинт прошел
И миновал меня.
Мы были заняты игрой.
Вдруг, странно глядя вверх,
Вскричала Полли: "Том! О, Том!
Взгляни, там человек!"
Я тотчас повернулся. Там
Сверкало небо въявь;
И крупным шагом ангел шел,
Чуть крылья приподняв.
И зяблик пел над головой
Моей и Полли Флинт;
Как пламя, ангел голубой
Прошел, грозой омыт.
Я видел: волосы его
Сверкали как огни.
Над клевером чудесно шли,
Не двигаясь, ступни.
Тут Полли вскрикнула опять,
Мы побежали в лес.
Назад решились посмотреть,
Но он уже исчез.
ДУХ
Покой ладоней,
Покой ресниц,
Покой твоих ласковых глаз;
Огромность мига в предвечный час,
Покой окружает нас.
Не плещет волна,
Не поет соловей,
Не гнется под ветром лоза;
Молчанье, когда отгремела гроза,
Как сон, закрывает глаза.
Все слезы ночей,
Все снеги злых зим,
Все долгие взгляды разлук
Утихли; и чудится, — дремлют без мук
Все грустные люди вокруг.
Джеймс ДЖОЙС
(1882 — 1941)
ПЕСНЯ
Выгляни в оконце,
Милая моя.
Стала звонкой песней
Радость бытия.
Книга вмиг закрыта;
Вижу, как в углу
Славно блики солнца
Пляшут на полу.
Я забыл о книге,
Перенесся в даль:
Разом милый голос
Разогнал печаль.
Стала звонкой песней
Радость бытия.
Выгляни в оконце,
Милая моя.
Уильям Генри ДЕЙВИС
(1870 — 1940)
КАНИКУЛЫ
Девчонки пищат,
Расшумелись ребята;
И с лаем собаки
Промчались куда-то.
Спасаются кошки,
Взлетев на дубы;
И лошади с ржаньем
Встают на дыбы.
Младенцы, проснувшись,
Открыли глаза,
Но их обошла
Стороною гроза.
Старик ковыляет
С работы домой,
Подумав: "Ну вот,
И еще выходной!"
ГРОЗА
Порой в душе гроза сбирается часами;
Пока не хлынут слов дожди в мою тетрадь,
Все мысли кажутся поникшими цветами
И птицами, уставшими летать.
И все же пусть гроза сбирается часами;
Как только хлынут слов дожди в мою тетрадь,
Все мысли оживут волшебными цветами
И в небе птиц сумеют обогнать.
ВЗГЛЯД РЕБЕНКА
Я видел нынче сад в цветах —
Другие у детей в руках.
Я слышал в парке лай собак —
Он для ребят звучит не так.
Я слышал птиц над головой,
Но дети слышат звук другой.
Сто бабочек со ста сторон —
Одной ребенок увлечен.
Я видел скачущих коней —
Они иные для детей.
Мой мир объемен, свеж и мил —
Но в детстве свой особый мир.
ПРИМЕР
Бабочка мне подает
Пример:
Присела на камень,
Что груб и сер;
Одиночеством так близка мне —
На этом ужасном камне.
Пусть ложе станет
Еще грубей;
Я буду весел,
Подобно ей;
Чей сердца счастливый пламень
В цветок обращает камень.
ДУМА
Стоит в зеркало взглянуть,
Занят лишь самим собой;
Посмотрю в прозрачный пруд —
Сонм миров передо мной.
Стоит в зеркало взглянуть,
Рожа дурака видна;
Посмотрю в прозрачный пруд —
Мудрый лик сверкнет со дна.
Уильям Батлер ЙЕЙТС
(1865 — 1939)
И ЧТО ЖЕ?
Ему судили на роду
Известность, жизнь под стать вельможе;
Он думал то же на беду
И юность посвятил труду;
"И что же? — дух Платона пел.— И что же?"
Издали всё, что он писал,
И кое-что прочли, быть может.
Он, наконец, богатым стал,
Друзей достойных отыскал;
"И что же? — дух Платона пел. — И что же?"
Сбылись заветные мечты —
Дом, сад, жена с атласной кожей;
Прекрасны тыквы и цветы;
Поэты с ним давно на "ты";
"И что же? — дух Платона пел.— И что же?"
"Жизнь удалась, — подумал он, —
Пусть злятся дураки. О Боже,
План моей юности свершен
И вспомнится в час похорон…"
Но громче тот же дух пропел: "И что же?"
ПОСЛЕ ДОЛГОГО БЕЗМОЛВИЯ
Речь после долгого молчания; точь в точь,
Как все любовники, чужды и далеки мы оба;
И абажуром скрыта лампы злоба,
И шторами — озлобленная ночь;
По Песне и Искусству голодны,
Мы рассуждаем; теме нет предела:
Мудра усталость старческого тела;
Кто молоды — глупы и влюблены.
ТЕ ОБРАЗЫ
Что, если разум лжет,
И жизнь, как сон, пуста?
Есть множество забот
Превыше живота.
Я не прошу тебя
Спешить в Москву иль в Рим.
Муз созови домой;
Давай поговорим.
Те образы найди,
Что выявят черты
Порока и добра,
Дерьма и красоты.
Постигни суть вещей,
Душевных струн союз;
Узнай пятерку тех,
Что правят пеньем Муз.
Роберт ГРЕЙВЗ
(1895 — 1985)
ПОЛНОЛУНИЕ
Когда я вышел в ту злую ночь,
Послышался бой часов.
Луна сияла, как солнце, точь-в-точь
Над ширью полей и лесов.
Казалось, она заклинала пшеницу
В любовном объятии соединиться
Под трезвыми взглядами сов.
Поля безмолвно легли под пяту,
Утомленный совенок кричал,
Соловей над моей головой на лету
То одним, то другим отвечал —
Так мужчина и женщина в тишине
Что-то друг другу бормочут во сне,
Словно плещет волна о причал.
И твой призрак в безжизненной маске луны
С моим столкнулся в ночи;
Если были они хоть на миг влюблены,
То сейчас разошлись как сычи.
Подробно фиксировало отраженье,
Как поднимается раздраженье
И лунный холод сочит —
Чтобы пыл живой любви охладить,
Затуманить светящийся след;
И казалось, что тонкая лунная нить
Качает ночной силуэт;
Наших призраков скрещивались взгляды
Подобно прутьям в могильной ограде,
Безразличны, как лунный свет.
Каждый выдох кинжалом нам ранил рот,
Окружила нас Арктики пелена;
Мы как айсберги мчались по сутеми вод,
И плыла между нами большая луна;
Русалки вокруг затевали игру,
И любовь развеялась на ветру,
Словно не существовала она.
ВОР
Прочь, на галеры, вор, и вымоли себе
В мученьях человеческую душу;
Там, под кнутом, вольготней воровать.
Ты раньше крал лишь кольца и часы,
Цветы и поцелуи, жесты, мысли,
Расплачиваясь за постель и крышу
Всегда, как самый честный человек;
Там, на галерах, воровству лафа:
Ты можешь красть у язв кандальных отдых,
У кислых корок сытость, у изгоев,
Прикованных к скамейке, дружбу.
И, может, слямзишь искупленье жизни
Никчемной у судна, рвущегося в битвы,
Но только не у самого себя.
Дэвид Герберт ЛОУРЕНС
(1885 — 1930)
СЛАВА
Слава — тоже из солнца, и солнце солнц,
И испускает лучи великолепных крыл,
Струя ручьи спокойствия.
Почти все время тигр расталкивает
И продирается в пылающем мире;
И малый ястреб взмывает и медленно
Кружит в центре вращения мира;
Мир приходит из-за солнца,
С сапсаном и совой.
И все они пьют кровь.