Юрий Архипов «СТИХИ, ПРИСЛАННЫЕ ИЗ ГЕРМАНИИ»
Юрий Архипов «СТИХИ, ПРИСЛАННЫЕ ИЗ ГЕРМАНИИ»
Ф.И.Тютчев, Стихотворения. Переводы Тютчева с немецкого. Стихотворения Тютчева на немецком языке в переводе Лудольфа Мюллера. М.: "Культура", 2005.
Есть признанная триада, на коей зиждется классическая русская поэзия, — Пушкин, Лермонтов, Тютчев. Связи этой основополагающей троицы с европейской культурой, конечно, универсальны. И все-таки неизбывен в нашем сознании пусть легкий, но в каждом случае внятный акцент. Не забыть нам о том, что лицейским прозвищем Пушкина, намекающим на галльский блеск его речи, было "француз", как и о том, что родословная Лермонтова имеет шотландские корни. А Тютчев долгие годы обретался на дипломатической службе в Германии, там провел "великий праздник молодости чудной", впитав в себя, как никто другой в русской литературе, все, что мог дать ему и в его лице нашей становящейся словесности "сумрачный германский гений".
"Стихи, присланные из Германии" — таким емким, почти до символа, указателем сопроводил в 1836 году Пушкин публикацию в своем "Современнике" стихотворной подборки Тютчева. А вскоре после того наиболее вдумчивый критик того времени Иван Киреевский, указав на редкостную для русских писателей "европейскость" Тютчева, прямо причислил его к "немецкому направлению".
В Тютчеве видели своего посланника и глашатая германофильствующие "архивные юноши" 1820-30-х годов. Ведь это было время, когда в кружках Веневитинова, Шевырева, а позднее Станкевича, Герцена утверждался культ немецкой поэзии (Гете и Шиллера, прежде всего) и немецкой философии. Волны пылкого увлечения Кантом, Шеллингом, Гегелем, Шопенгауэром (на смену которому пришел в предсимволистскую пору Ницше) сменяли одна другую, как белыми ночами петербургские закатные и рассветные зори (если припомнить тут известную метафору Пушкина). Все сколько-нибудь значительные творцы ускоренно развивающейся русской словесности того времени как родным языком владели французским, все читали и чтили Вольтера с Мольером, однако же получать и совершенствовать образование отправлялись не в Сорбонну, а в Берлин, Йену, Гёттинген, Гейдельберг, Марбург.
Происхождение славянофильства — этой важнейшей ветви русской культуры — напрямую связано с историческим романтизмом, в значительной степени привитым пытливым русским студиозусам в немецких университетах.
А Тютчев, уже в юности прекрасно начитанный в немецкой словесности благодаря наставничеству поэта и переводчика Раича, а затем десятилетиями пребывавший в самой Германии, в Мюнхене, не просто внимал корифеям немецкого пера и немецкой мысли, а со многими из них вел достаточно короткое знакомство, даже дружил, частенько собеседовал, поражая немецких профессоров и писателей остротой своего ума и яркостью суждений. "Сам" Шеллинг высоко ценил его общительный гений, "сам" Гейне искал и добивался его дружеского расположения. Не раз бывал русский поэт и в такой культурной Мекке Германии первой половины 19-го века, как Веймар, — здесь, в семье его родственника, немецкого поэта Аполлониуса фон Мальтица, пребывавшего на русской дипломатической службе, воспитывалась старшая дочь Тютчева Анна (писавшая стихи и по-немецки).
Можно без преувеличения сказать, что после Ломоносова Германия не ведала столь значительного посланца русской культуры, как Тютчев. Всё многообразие и вся глубина его связей с культурой немецкой все еще ждут своих дотошных исследователей. Без их труда русско-немецкий культурный диалог не двинется дальше формальных заверений и деклараций. И им будет на что опереться — предшественники были достаточно основательны в постановке целого ряда проблем, таких как: Тютчев и немецкая поэзия XVIII столетия (Пумпянский), Тютчев и Гете (Жирмунский), Тютчев и Гейне (Тынянов), Тютчев и Гёльдерлин (Неусыхин), Тютчев и Шеллинг (Топоров).
Немаловажным подспорьем в этом деле явится, как мы надеемся, и представляемое здесь издание. Оно впервые собирает под одной обложкой как переводы Тютчева из немецкой поэзии, так и переводы основного "канонического" корпуса стихотворений Тютчева на немецкий язык, выполненные известнейшим немецким славистом наших дней, профессором из Тюбингена Лудольфом Мюллером.
Следует напомнить, что, в отличие от Пушкина и даже Лермонтова, Тютчев вовсе не ощущал себя профессиональным литератором. За перо он брался только повинуясь спонтанному и неотступному внутреннему импульсу, не задумываясь ни о публикации, ни о гонораре. Тем удивительнее то счастливое для нас обстоятельство, что сохранилось не так уж и мало его переводов с немецкого (хотя, увы, погибло — по его легендарной небрежности — еще больше). "Дух дышит, где хочет..." И, слава Творцу, не всегда бесследно. Во всяком случае, сохранившиеся переводы Тютчева из Гете, Шиллера, Гейне — весомый вклад в поистине золотой фонд русской переводческой классики.
С переводами самого Тютчева на немецкий язык дело долгое время обстояло не столь счастливо. Многочисленные попытки разных лиц на протяжении полутора столетий — от его родственника, усердного немецкого пиита Аполлониуса фон Мальтица до отечественных германистов, желавших познакомить немецкого читателя с шедеврами русского мастера (Вяч.Иванов, Грабарь-Пассек и др.), — были слишком отрывочны и далеко не всегда убедительны. Недаром задача перевода вершинных достижений поэзии на чужой язык многим знатокам представляется неразрешимой — "случай Тютчева", казалось, это в очередной раз доказывал.
Но правда и то, что чем сложнее задача, тем больший талант она к себе привлекает. Требуя от него полной самоотдачи и любви — той самой упорной, что по евангельскому слову, "никогда не перестает".
Рубеж XX-XXI веков ознаменовался выходом в Германии двух репрезентативных книг Тютчева, в которых канонический свод его поэзии предстал в двух разных переводах, каждый из которых по-своему убедителен. В 1992 году мюнхенское издательство Нейманис выпустило том переводов Зигфрида фон Ностица, отпрыска известного в Германии аристократического семейства, вошедшего в немецкую литературу благодаря дружбе с Рильке и воспоминаниям о нем. Метод "магического буквализма", который исповедовал сам Рильке в своих переводах с русского (особенно — Лермонтова), фон Ностиц не без успеха использует применительно к Тютчеву.
По другому — и вполне плодотворному — пути пошел тюбингенский профессор Лудольф Мюллер, ученик выдающегося слависта Дмитрия Чижевского, посвятивший всю свою долгую (ныне — почти девяностолетнюю) жизнь тому, чтобы "Понять Россию" (так называется его переведенная у нас книга). Он почти полвека переводил Тютчева. Книга его переводов — с пропедевтическими пояснениями, очевидно необходимыми иностранному читателю, — в 2003 вышла в университетском издательстве Дрездена и уже получила в Германии высокую оценку. Московское издательство "Культура", глава коего Владимир Николаевич Кузин известен своим, оправдывающим название фирмы, культурно-просветительским энтузиазмом, воспроизвело его с некоторыми поправками самого переводчика.
Выдающийся немецкий славист Лудольф Мюллер известен прежде всего своими трудами в области древнерусской литературы, иконописи, русской классики XIX века. Авторитетом пользуется его академически безупречное издание трудов Владимира Соловьева. Он напоминает нашего С.С.Аверинцева, ныне покойного, — своим совмещением академических штудий с поэтическими опытами, собственными и переводными. На его счету немало переводов лучших образцов русской поэзии от "Слова о полку Игореве" до Пастернака. Тютчева он постарался перевести на "среднепоэтический" язык немецкой романтической эпохи, располагавшей многими яркими звездами. Если ограничиться только "виноградными холмами" давно уже родного для Лудольфа Мюллера Вюртенберга, то и в этом случае составится благоуханнейший венок из таких чудотворцев слова как Гёльдерлин, Уланд, Мёрике, Гауф. Добытыми у них красками и обогащает искусный переводчик свою палитру — в иных случаях не стесняя себя педантично понятой точностью.
На одном из этих, воспетых Тютчевым, "виноградных холмов", в граде Штутгарте и поныне стоит гроб (правда, не хрустальный — мраморный), в коем почивает местная королева, она же русская великая княгиня, дочь императора Павла Екатерина Павловна, благодарно чтимая местными жителями за "многия своя щедроты". Она, почившая за три года до прибытия в Германию Тютчева, основала и первый в Германии православный храм, в котором ему доводилось молиться. А когда упокоилась в Веймаре ее младшая сестра Мария, великая герцогиня Саксен-Веймарская, высокоценимая самим Гёте его покровительница, ей во славу там также был возведен православный храм — и так угодно было управиться Провидению, что под сенью этого храма оказался склеп с прахом величайших светочей немецкой литературы Гёте и Шиллера. Многое в избирательном сродстве наших русских и их немецких душ начиналось тогда и там — в эпоху Тютчева, в тех краях, где созревал его гений.