Ангелы без лиц

Ангелы без лиц

Евгений БЕЛОВАЛ,  21 год,  ТОМСК

* * *

Дверь не защищала от криков. Сбитое с ритма сердце забилось быстрее, подсознание подчинилось новой волне. Закрыть уши ладонями. Но крик слышно всё равно.

Соседка по палате, стиснув зубы, забилась в угол, а другая неожиданно засмеялась. Истерический смех слился с коридорной бранью. Топот ног и звук приблизившейся тележки завершили безумную какофонию. Ладони отстали от ушей, словно волной изо рта выскользнул воздух. Наконец-то тишина. Девушка закрыла глаза.

* * *

Сон состоит из лишнего шума, шороха. Моменты замедляются или, наоборот, стремительно пролетают, как во время перемотки видеоплёнки. Сон напоминал мёртвую станцию на радиоприёмнике, схож с болтовнёй в заполненной до отказа аудитории во время поточной лекции, где преподаватель монотонно излагает материал, не замечая вокруг себя настоящий хаос. - Ты вернёшься?

– Вернусь, но тебе придётся долго ждать[?]

* * *

Грёзы – непозволительная роскошь, не приводящая туда, куда мы желаем, и далеко без хеппи-энда. Мечта – миф, навеянный пресловутым кино и слащавой музыкой в стиле Poets of the Fall. Смешно наблюдать, как мы поглощаем очередную утку, напетую Голливудом и зомбиящиком. На самом деле, жизнь состоит из абсурдной попсы или написана в стиле грязного реализма в стиле Чарльза Буковск[?]: "Она всего лишь мерзостный кусок, дарованный свыше" – так бы выразился он.

Синие комбинезоны рабочих выделялись на фоне белых халатов и бесформенных роб, выкрашенных в горошек. Перегар изо рта перемешивался с запахом больницы. Трясущимися руками толстяк поставил ёлку в центр помещения с синими стенами и серебристыми скамейками по бокам.

– Другое дело, – поправив лямки, толстяк взглянул на товарища.

Мужчина в белом халате потирал руки.

– Сколько будут стоить ваши услуги?

– Ну как договаривались, рублей пятьсот.

– Ребят, это ж ограбление! Мы вам не частники…

– Хуже… – парень в шапке громко высморкался в платок, – врачи психушки.

* * *

В первые часы пребывания «лесной обитательницы» коридор пропитался хвоей. Десятки глаз с недоумением глядели на ёлку. Кто-то благоговейно закрыл веки и вдыхал с наслаждением незнакомый аромат, несколько рук ласкали ветви, а другие прикасались губами к иголкам и словно замирали в поцелуе. Двухметровый мужик в зелёном халате отгонял любопытствующих на безопасное расстояние.

Несколько веточек оторвал лысый старик, но не успел спрятать в карман халата.

– Я же сказал, не трогать ёлку!

Детина отнял веточки, швыр­нул в урну и обнажил жёл­тые зубы в улыбке.

– Скотина! – сквозь слёзы пробурчал старик.

Рывком он набросился на медбрата, но крепкие щупальца схватили за шею и подняли вверх.

– Ещё раз такое случится, придушу…

Старик рухнул на ковёр.

* * *

Последняя стеклянная игрушка оказалась на ёлке – врач осторожно закрепил красную звезду. Опустив голову, придерживал стремянку бородатый парень из двадцать второй палаты.

– Эльза, как тебе? – врач спустился вниз.

– Неплохо, – сказала она.

– Из дома привёз, раритетная, дед покупал в своё время. Впервые начальство решило ёлку поставить, чтобы у вас настроение появилось хорошее, праздник ощущали, как-никак Новый год – самый главный праздник в году, а вы смурные. Непорядок! Время загадывать желания, надеяться на лучшую жизнь. Ты, кстати, о чём мечтаешь, чего ждёшь в будущем году?

* * *

Мечты, как и надежды, давно перестали иметь значение. В школе – изгой, в университете – человек без лица, индивидуальности, где каждый преподаватель не ставил тебя ни во что.

* * *

Она больше не видела палитру человеческих душ...

Не видела пороки людей...

Стала слепой, обычной...

А он не пришёл...

Может, он вовсе не существовал? Может, все воспоминания – плод воображения шестнадцатилетней девочки, считавшей себя не такой, как все? Ответом послужит настоящее – ей двадцать шесть и она – пациент психодиспансера.

* * *

Пожарная сирена вырвала из сна, втиснув в реальность.

– Внимание, не паниковать, всем покинуть палаты для последующей эвакуации!

Едкий дым почувствовался не сразу. Эльза вышла из палаты последней. Гул в коридоре не под силу утихомирить врачам. Особо буйных скручивали, клали на носилки, предварительно обвязав жгутами, и наскоро спускали по лестнице вниз. Чей-то хохот неожиданно перешёл в плач. Белый дым почернел, его стало тяжело вдыхать.

– Спокойно! Сейчас спустимся к выходу… – закашлялся врач.

Тряпки, прижатые к носу, – бесполезны. Медсестра подносила каждому из пациентов кислородную маску, удушье отпускало, но ненадолго.

– Можно спускаться, в комнатах никого нет. – Медбрат спрятал глаза и поманил рукой вперёд.

* * *

Накрывшись одеялом, Эльза закрыла глаза, несколько раз изо рта вырывался кашель. Ничего, скоро всё закончится. Мама не помешает распрощаться с миром, тем более она давно обжилась на другом свете.

«Отмучилась, очередь за мной». Она схватилась за горло, накалённый воздух с трудом проникал внутрь.

Где-то там слышен шорох. Настенные часы скрыл дым. До ушей доносится скрип, и, казалось, кто-то брёл по коридору. Не шаги ли это? Нет, стучит сердце. Но почему так спокойно?

Дверь распахнулась, свет ударил в глаза. Силуэт шагнул в палату. Выключил фонарь и снял пожарную маску.

Это не он!

Не верю!

Не может быть!

Все галлюцинации – плод воображения… и больше ничего!

…Ты не веришь собственным словам… – он опустился на колени .

Её ладонь коснулась щетины, дотронулась до длинных волос.

– Я вернулся, как и обещал.

Эльза прижалась к нему. Дышать стало легче, будто дым отступил, хотя он по-прежнему витал в воздухе. Наступило время слёз, и она заплакала.

– Я уже перестала верить в нашу встречу. Думала, всё выдумала, даже ту ночь. Почему ты не приходил, когда мне было тяжело? Почему…

Губы сплелись в поцелуе, он выше разговоров, и отрываться не хотелось, но всё же…

– Нам пора уходить, – проговорил он.