Вляпавшись в историю / Общество и наука / Телеграф

Вляпавшись в историю / Общество и наука / Телеграф

Вляпавшись в историю

/  Общество и наука /  Телеграф

«Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение...» Александр Христофорович Бенкендорф, шеф жандармов и начальник Третьего отделения, как в воду глядел. В его время самое смелое воображение и правда не смогло бы нарисовать себе картину, на которой концепцию преподавания истории в школе отправили бы на утверждение самому государю. Начальник Александра Христофоровича государь император Николай Павлович цензурой баловался. В отношении произведений историка-любителя Пушкина А. С. даже самолично ее осуществлял. Но чтобы вот так, подсказывать ученому сообществу ответы на все проклятые вопросы, такого в XIX веке не было. Это изобретение века двадцатого с его кратким курсом истории ВКП(б).

Однако сегодняшнюю ситуацию никак нельзя сравнивать и с периодом господства в науке тоталитарной идеологии. Иосиф Виссарионович заранее и четко обозначал генеральную линию партии по любому вопросу. Владимир Владимирович всего лишь пожелал увидеть единую линейку школьных учебников, лишенную «внутренних противоречий и двойных толкований». И вот чуть менее чем за девять месяцев научное сообщество с привлечением чиновников и общественности выносило историческую концепцию. Дитя, однако, родилось болезненное, с двумя десятками хворей. Таково примерное число «трудных вопросов», ответов на которые ученые мужи так и не нашли. Получились сплошные двойные толкования. Надо полагать, определиться с ответами призван теперь сам президент.

А как тут определиться?! Детям ведь принято рассказывать о том, что такое хорошо и что такое плохо. А с этим в нашей истории ну прямо беда. Науке неизвестно, к примеру, как оценить «советский вариант модернизации» — читай, коллективизацию с индустриализацией. Непонятно также, не завышена ли цена, заплаченная за реформы — от Петра Алексеевича до Егора Тимуровича. Даже не успевшая стереться из памяти народной «стабилизация политической системы» в 2000-е годы снискала у авторов концепции самые противоречивые оценки.

После всего этого сложно согласиться с министром образования и науки Ливановым: мол, содержание учебников истории должно определять профессиональное сообщество, а власть, дескать, оставляет за собой всего лишь «функции по организации общественного обсуждения». Скорее следует принять точку зрения известного патриота и популяризатора родной истории Василия Никитича Татищева: «...всяк благорассудный видеть может, колико самовластное правительство у нас всех полезнее, а прочие опасны». Трудные вопросы истории ведь до тех пор трудны, покуда мнений существует несколько. Если же считать непротиворечивым лишь мнение самого главного начальника, оно и окажется единственно верным. Вот и вся концепция.