О МИФАХ И ПРАВДЕ ИСТОРИИ ( Ответ публицисту В. Бушину ) Борис Славин
О МИФАХ И ПРАВДЕ ИСТОРИИ ( Ответ публицисту В. Бушину ) Борис Славин
Странные, порой даже невероятные явления стали характерной чертой нашей идейной жизни. Одним из них является новейшая апологетика сталинизма. Подтверждение этому находим в статье публициста Владимира Бушина “Эдварда и его братья”, опубликованной в газете “Завтра” под N 18 (179). В ней автор, критикуя книгу Эдварда Радзинского “Сталин”, причислил и меня, человека совершенно иного мировоззрения, к “его братьям”. Поводом для этого послужила моя статья в “Правде-5” “Последний бой революционера” от 22 апреля. В ней, используя малоизвестные и неизвестные материалы (В. Бушин, видимо, по незнанию не хочет их замечать), я рассказал о последних годах жизни Ленина и его бескомпромиссной борьбе со Сталиным по национальному вопросу.
Тему эту я поднял не случайно. Давно считаю, что современные попытки реанимации сталинских идей “державного социализма” наносят непоправимый вред всему левому и, особенно, коммунистическому движению. В этой связи я, конечно, ожидал соответствующей реакции на мою статью со стороны идеологов этого движения, но, как и раньше, не дождался. Зато получил в “подарок” сугубо тенденциозную и ругательную статью В. Бушина.
По его мнению, я не в состоянии говорить напрямую с читателем, а довожу свою мысль до него не иначе, как “с профессорскими ужимками и докторскими реверансами”, при этом живу “в страхе перед буржуазной прессой”, выступая, одновременно, то “газетным корифеем марксизма”, то “марксистским шелкопером” и т.д. Признаюсь, уже давно не встречался с подобной манерой полемики.
Что же так раздражает В. Бушина (на моем фоне Э. Радзинский “смотрится” ему “гораздо лучше”)? Думаю, ответ прост. Сталинофилу В. Бушину гораздо ближе сталинофоб Э. Радзинский, чем автор этих строк — марксист, считающий, что в исторической науке не должно проявляться никаких “филий” и “фобий”, а требуется строго объективное осмысление конкретных фактов.
Подлинная же история говорит: Ленин, особенно в последние годы своей жизни, расходился со Сталиным почти по всем принципиальным вопросам политики — будь то создание Союза, преобразование госаппарата, монополия внешней торговли и др. Я это и пытался показать в своей статье на примере борьбы, которую вел интернационалист Ленин против державника Сталина по национальному вопросу вообще и проблеме создания СССР, в частности.
Как известно, Ленин отстаивал идею добровольности и равноправия в создании Союза, Сталин же настаивал на принципе автоматизации и жесткого подчинения независимых республик центру. После смерти Ленина ему во многом удалось воплотить эти принципы в жизнь. Чем все это закончилось, мы знаем лучше других. Уверен, стремление некоторых лидеров комдвижения возродить Союз на державных идеях Сталина — приведет лишь к повторению прошлых ошибок в национальном вопросе.
К сожалению, всего этого Бушин в моей статье не заметил. Мало того, он почему-то решил, что “суть ее состоит в том, что… Сталин отравил Ленина”. Надо же быть таким ослепленным сталинистом, чтобы не заметить моих слов о том, что дневник истории болезни Ленина “это не подтверждает”, и данную версию может подтвердить или опровергнуть только “специальная биохимическая экспертиза” его останков.
Сугубо догматическая позиция Бушина приводит его к тому, что мои слова, если Ленин не был отравлен физически, то, безусловно, его отравили духовно и политически, он почему-то рассматривает как доказательство моего прямого обвинения Сталина именно в физическом отравлении Ленина.
Однако у меня написано только то, что написано, и зря Бушин обрывает мою цитату как раз там, где я говорю о ленинских идеях, “вошедших в Политическое завещание”. Понятно, что слова о “Политическом завещании Ленина” В. Бушину не подходят, ибо они противоречат его концепции Сталина как любимого ученика и продолжателя дела Ленина. Однако доказано, что вся эта концепция не более чем старый миф, созданный самим Сталиным. Именно в своем Политическом завещании Ленин призвал к смещению Сталина с поста генсека партии за его политические ошибки, неумение пользоваться властью и грубостью. Вместе с тем наш объективный публицист об этих серьезных и принципиальных вещах говорить не хочет.
Для него более важным историческим фактом является письмо членам политбюро, в котором Сталин пишет, что у него “не хватает сил” откликнуться на просьбу Н. Крупской и дать яд Ленину. Бушин ставит мне в вину то, что я об этом письме не сказал ни слова.
Верно, не сказал, но только по одной причине — потому что данную тему не считал для себя “главной”. Повторюсь, для меня была важна не детективная история с отравлением Ленина, а история борьбы Ленина со Сталиным по принципиальным вопросам социалистического строительства. В частности, будет ли в России социализм создаваться “снизу” живым творчеством масс и интернациональными усилиями всех народов, как думал Ленин, или наше государство превратится в сугубо бюрократическую машину, создающую социализм по “указке сверху”, как полагал Сталин.
Что же касается содержания сталинского письма членам политбюро, написанного во время болезни Ленина, то не надо много ума, чтобы понять: Сталин в нем заботился о своем возможном алиби. Не секрет, что члены политбюро знали знаменитую фразу, брошенную Лениным во время избрания Сталина генсеком: “Этот повар будет готовить только острые блюда”. Сколько таких “блюд” он приготовил миллионам людей за период своей власти — сегодня знают все, но только не Бушин и ему подобные, желающие говорить высоким “штилем” о трагедии, которую якобы переживал Сталин во время болезни Ленина. Не переживал он этой трагедии. Об этом Бушин может узнать у исследователей, которых я не назвал в своей статье, но сейчас специально для него привожу: А. Ненароков, В. Наумов, В. Рогозин, Г. Серебрякова, В. Соловьев, Б. Бажанов, Р. Таккер, А. Авторханов и др.
В. Бушин, полемизируя со мной, много цитирует воспоминания М. И. Ульяновой, якобы доказывающие любовь Ленина к Сталину. При этом он, видимо, не знает, что многое из того, что она говорила о Сталине, затем ею было дезавуировано в сравнительно недавно опубликованных записках. Вот, в частности, как эти записки передают ее разговор с Лениным в начале марта 1923 года: “И. Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя”. Ильич усмехнулся и промолчал. “Что же, — спросила я, — передать ему и от тебя привет?” “Передай”, — ответил Ильич довольно холодно. “Но, Володя, — продолжала я, — он все же умный, Сталин”. “Совсем он не умный”, — ответил Ильич решительно и поморщившись… Как В. И. не был раздражен, одно я могу сказать с полной убежденностью — слова его о том, что Сталин “вовсе не умный” были сказаны В. И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем — определенное и сложившееся, которое он и передал мне”.
Вот так-то, Владимир Бушин, выглядит подлинная, а не фальсифицированная история!
В заключение коснусь фактологической стороны статьи. Бушин говорит о моем выступлении на 1-ом Объединительном съезде КПРФ. Я на этом съезде не выступал, а выступал на 2-ом съезде КПРФ, где высказал мысль, что новое левое движение должно отказаться от сталинизма. К сожалению, как показывает история, этого не произошло. Бушин считает, что я работал в “Правде” сто лет. Это тоже не так: я пришел в “Правду” в октябре 1991 г., когда многие, так называемые коммунисты, либо тряслись от страха, либо повально превращались в сторонников нового неолиберального режима. В это время я опубликовал в “Правде” статью “Три поворота истории за три дня”, в которой один из первых показал классово-политическую суть августовских событий. Наконец, Бушин предполагает, что “Правда” оказалась сегодня в трудном положении чуть ли не из-за моих антисталинских статьей. Это, мягко говоря, явная передержка: она оказалась в таком положении из-за более простой причины — характерного для сегодняшней прессы противостояния главного редактора со спонсором газеты. Трудности газеты начались осенью прошлого года, когда я уже в ней не работал и, тем более, не мог быть членом ее редколлегии, как думает Бушин.
И последнее. Бушин пишет свои статьи эмоционально, что само по себе неплохо. Однако интеллектуальный, моральный и литературный уровень их был бы гораздо выше, если бы автор подчинял свой публицистический темперамент обоснованию не устаревших исторических мифов и догм, а суровой правде истории.