БОМБА ПОД МАВЗОЛЕЙ Дмитрий Жуков

БОМБА ПОД МАВЗОЛЕЙ Дмитрий Жуков

Еще задолго до наступления на нашей земле последней воровской смуты услышал я то ли легенду, то ли чей-то досужий вымысел о том, что если кто из православных построит сто храмов, то это зачтется ему в загробной жизни полным списанием всех земных грехов и дан ему будет едва ли не ангельский чин, и что архитектор Алексей Викторович Щусев возвел будто бы девяносто девять церквй и обителей, а потом взял да и воздвиг мавзолей неистового гонителя веры В. И. Ленина, по наущению Врага рода человеческого.

Про зодчих всегда выдумывали много красивого и трагического, вспомним хотя бы Барму и Постника… Бьюсь об заклад, что всякий, кому попадутся на глаза эти строки, видел и творения Щусева: десятки церквей, романтических версий нашего древнего каменного зодчества, разбросанных по городам и весям, московскую Марфо-Марьинскую обитель, храмы в Почаевской лавре и на Куликовом поле. Видел их тот, кто побывал на Казанском вокзале, в гостинице “Москва”, на Москворецком мосту, в станции метро “Комсомольская-кольцевая” или посетил Большой театр в Ташкенте, институт марксизма-ленинизма в Тбилиси, восстановленные после войны города Истра, Новгород и Кишинев и уж, конечно, мавзолей. Всего щусевского, что имеет отношение к двум эпохам нашей культуры, к “каменной летописи”, не перечислить, я брал лишь то, что на слуху и на виду…

Все, что сделано рукой мастера, принадлежит национальной культуре. Мавзолей прочно вошел в нашу историю. Он был обречен на это своим местоположением на Красной площади, которую, по замыслу Щусева, он как бы “подсобрал”, оттеснив к краю Лобное место. Без него немыслима память о таких событиях, как напутствие уходящим на фронт воинам 7 ноября 1941 года и Парад Победы 9 мая 1945 года. Уже не переделать миллионов хроник, фильмов, снимков, описаний… Но если перед большевиками, заделавшимися “демократами”, нет преград, то почему бы им не начать разрушение и заметание следов своего прошлого с масонских звезд на кремлевских башнях?

Тут возникает и еще один вопрос, который в свое время замяли. Если уничтожение мавзолея связано с официальной установкой “окончательной расчистки политического поля от коммунистических пережитков”, то почему с самого начала “демократизации” не провели “декоммунизации” по примеру денацификации в Германии? Да потому что большевистской номенклатуре пришлось бы уступить место патриотам, не допустившим бы развала и разорения страны, и в Кремле ныне было бы чисто от бесовщины.

Идея уничтожения мавзолея была провозглашена под аплодисменты прикормленных “деятелей культуры”, ненавидящих Россию. Именно Россию, а не коммунистический режим, плотью от плоти которого они являются. Это заметно по сборищам на телевидении — как часто видишь там (судя даже по фамилиям) потомков палачей… Но спрятать концы в воду им не удастся. Мы знаем твердо — революционный террор, стравливание русских друг с другом направлены были на уничтожение России. Победа в Отечественной войне была победой России, народа, а теперь она отдана без сопротивления, потому что у власти оставались все те же. И остались.

Теперь они придумали еще одно мрачное развлечение для нашего одураченного и анемичного народа, а вернее, отвлечение от непрерывно растущих цен, хотя нас уверяют, что никакой инфляции нет, от задержек зарплат и пенсий, от растущих налогов и квартплаты. Навар от всего этого оседает на заграничных счетах жулья, которое стоит ныне то ли у кормила, то ли у кормушки… Скорее последнее, если пренебречь рожденным в иных краях злым умыслом выморить остатки русского населения.

Кинута давным-давно обглоданная кость. Грызитесь! Кинул большевик, снесший дом Ипатьева, чтобы не осталось памятного места, где стены были забрызганы кровью детей того, кто своим смирением лишил народ воли к сопротивлению. Кажется, это некромания какая-то — взяться уничтожить еще одну обитель смерти.

Геростратов комплекс и глупость человеческая не имеют границ ни во времени, ни в пространстве. Только ею объясняется гибель цивилизаций. А что бы осталось нам от римской истории и культуры, если бы каждый новый цезарь полностью стирал память о своем предшественнике? А бывало и такое. Христиане уничтожали языческие ценности, чтобы потом, начиная с эпохи Возрождения, подражать им и лелеять уцелевшие фрагменты былой культуры в музеях. Статуи Наполеона после его поражения были низвергнуты, часть упрятана в пыльные склады, откуда их через несколько десятков лет извлекли с почтением и водрузили на место. Большевики проводили субботники по очистке Кремля от памятника Александру II. Аналогичный и поныне стоит в Хельсинки на самом видном месте. Бесследно исчез памятник “белому генералу” Скобелеву, работы Лансере, что был у нынешней мэрии. На постамент памятника 300-летию дома Романовых в Костроме водрузили статую Ленина. О церквях и монастырях, уничтожавшихся при всех большевиках, от Ленина до Хрущева, теперь и упоминать не надо. Пришла очередь мавзолея…

В былые времена мавзолеи возводились не из политических соображений, а как память о любимом человеке. Первой подала пример женщина. Артемизия, вдова карийского царя Мавзола, в знак своей скорби воздвигла в IV веке до Р. Хр. такую великолепную усыпальницу, что она вошла в перечень семи чудес света. Последние камни ее растащили в XVI веке нашей эры. Мавзолей Тадж-Махал возведен Шах-Джаханом для упокоения любимой жены. Этот мавзолей, да и многие другие, считаются в своих странах величайшими историческими и культурными реликвиями, несмотря на смены режимов и даже демократические поветрия.

Тело Ленина было набальзамировано на другой день после смерти профессором Абрикосовым, а первоначальная деревянная усыпальница возведена Щусевым за три дня. Инициатор всего этого по сию пору остается неизвестным. Это не первая и не последняя тайна Кремля. К весне того же 1924 года Щусев исполнил в дереве усыпальницу, совмещенную с трибуной, что и было повторено в камне в 1929 году более монументально. Таким мы и знаем мавзолей…

И в то самое мгновенье, когда я написал последнее слово, заверещал телефонный звонок, и знакомый художник предложил мне подписаться под коллективным письмом интеллигенции (не люблю этого слова, все чудится некий провизор в пенсне, читающий прогрессивные газеты и неправильно выговаривающий русские слова, — можно ли назвать Пушкина или Достоевского “интеллигентами”?) о захоронении тела Ленина, поскольку тот вдохновил истребление миллионов людей, был государственным изменником и пр. и пр. Мистика какая-то!

— А как же сам мавзолей? — спросил я.

— А это уже неважно, — ответили мне.

— Еще как важно. Этот вопрос обсуждался уже через год после смерти Ленина. Хотите, прочту одно свидетельство…

В 1990 году я готовил к изданию книгу “Три столицы” мистика В. В. Шульгина, знаменитого тем, что был талантлевейшим журналистом и писателем, националистическим депутатом в старой Государственной думе, принимал отречение императора Николая II, основывал и вдохновлял белогвардейское движение, жил в эмиграции, сидел во Владимирской тюрьме при Сталине, освобожден Хрущевым и умер при Брежневе, сохранив работоспособность почти в столетнем возрасте. Так вот, некая ясновидящая сообщила ему в 1925 году в Париже, что его пропавший в Гражданскую войну сын жив и находится в больнице в Советской России, которую Шульгин и посетил тайно с помощью подпольной организации “Трест”, увидел НЭП, а по возвращении написал очень много интересного в своей книге “Три столицы”.

Однако, когда книга вышла в издательстве “Современник”, я не нашел в ней многих пассажей. В частности, тот, в котором говорится о мавзолее. И если цензура уже не существует, вы его сейчас прочтете. По моему разумению, он так интересен, что я и извиняться не буду за длинную цитату.

“Лица? Здесь было не так много бритых, потому что Москва все-таки оказывала свое влияние, борода сохранилась. Но все же их было много. Из этого большого числа бритых огромный процент были, несомненно, евреи. Количество их поразило меня в Москве, именно в Москве. Были они всякие, явно советские, явно спекулянтские. В общем, они были одеты лучше.

Наконец, мы вышли на знаменитую площадь, которая волнует сердце всякого русского, хотя бы он не был москвичом.

Передо мной был Кремль, к каковому слову прибавить нечего. Сказать Кремль — это достаточно.

Впрочем, что я! Прибавка была и весьма интересная.

Пристроившись к высокой зубчатой стене, стояло нечто черное, о чем я сначала подумал, что это остановка трамвая. Но нет. Никакого трамвая тут не проходит.

— Что это, по-вашему? — спросил меня Петр Яковлевич. (Удалось выяснить, что это бывший полковник Шатковский, служивший в ОГПУ. — Д. Ж.)

Я сказал:

— Остановка трамвая, если бы тут были трамваи.

Он рассмеялся.

— А не хуже? Вы знаете стихотворение?

“Под вой гудков, под плач жидков

Хоронят нового Мессию,

И благодарная Россия

Под звуки пушек и мортир

Спустила Ленина в с…”

— Ах, это могила Ленина?

— Так точно. Весьма удачное архитектурное произведение и, главное, весьма подходящее ко всему стилю этой эпохи. Это то, что первым разнесут в щепы, когда…

— А вот я бы этого не сделал! Наоборот. Я бы оставил его на вечные времена. Но с соответствующей надписью, конечно… В ней было бы сказано, примерно: “Здесь похоронен Ленин (Ульянов). Этот человек казнил столько-то людей всех сословий и уморил голодом столько-то миллионов русских крестьян. Это он сделал, чтобы насадить социализм. Работал он, главным образом, при помощи евреев, которых очень любил. Но социализма ему устроить не удалось и в конце жизни он отрекся от своего учения. Он даже потребовал от своих помощников, чтобы они учились торговать (речь идет о НЭПе. — Д. Ж.). Евреи, которые всегда торговать умели, с превеликой охотой этот приказ выполнили. Затем Ленин… умер от прогрессивного паралича 8(21) января 1924 года. Его набальзамированное тело, равно как и сие здание, сохраняется как память о величайшем человеческом безумии — в назидание потомству”.

Да, так бы я сделал, а не разрушал бы этот мавзолей. Ибо этот человек стал частью русской истории, и было бы в высшей степени невыгодно, если бы тяжкий урок, преподанный нам через сего Чингисхана, пропал для будущих поколений даром.

Так я вещал среди площади, а Кремль и все, что там такое есть, непередаваемое и неописуемое, смотрело на меня со всех сторон”.

Самое интересное — это то, что художник перед тем, как я прочел ему шульгинский пассаж, выразил желание, чтобы ничто вообще не напоминало о Ленине. Я возразил ему, что историю нельзя ни переписывать, ни забывать.

Положив трубку, я вспомнил старый спор Шульгина с Лениным в мае 1917 года, когда Шульгин сказал: “Мы предпочитаем быть нищими, но нищими в своей стране. Если вы можете нам сохранить эту страну и спасти ее, раздевайте нас, мы об этом плакать не будем”. На что Ленин ему ответил в “Правде”: “Не запугивайте, г. Шульгин! Даже когда мы будем у власти, мы вас не “разденем”, а обеспечим вам хорошую одежду и хорошую пищу, на условиях работы, вполне вам посильной и привычной!” Потом Шульгина не раз водили расстреливать и посадили в каторжную тюрьму на двадцать пять лет, из которых он отсидел двенадцать.

Погибли два сына Шульгина и много родственников и друзей, но и после тюрьмы он нашел в себе силы извиниться перед покойным Лениным за грубые выпады в его адрес при жизни и после смерти. Он написал даже целую апологию “Дело Ленина”, которую я прочел в архиве КГБ, куда с трудом проник, готовя книгу. У меня было очень странное ощущение, поскольку я сидел у окна, глядя на зарешеченные окна внутренней тюрьмы КГБ, в которой содержали два года Шульгина, и читал, что Ленин стал для русского народа иконой, с чем не считаться нельзя. И это ощущение усилилось, когда мне вдруг принесли коробку с моими собственными письмами (мы дружили с Василием Витальевичем и переписывались). Каково это — разбирать свой почерк в таком заведении!

Замечательное творение Щусева, скромное, но запоминающееся, никак не отвлекающее внимания от кремлевской стены и ее башен, следовало бы сохранить как выдающийся памятник эпохи, в которой мы родились и провели молодость, хоть и скудную, но не лишенную своих радостей. Кстати или некстати, я упомяну, что, учась в академии, я отходил мимо мавзолея пять парадов. И на последнем, в 1952 году, наш батальон оказался как раз против мавзолея. Мне, стоявшему из-за большого роста в первой шеренге, метров с тридцати было отчетливо видно, как все наши горячо любимые руководители со Сталиным во главе вышли гуськом из дверей усыпальницы. Но выйдя, Сталин взглянул на часы и не стал подниматься на трибуну, так как обычно он появлялся на ней ровно в десять. Став спиной к нам, он снял фуражку, и у меня, как, наверно, у моих товарищей, видевших его на портретах с неизменной густой шевелюрой, екнуло сердце… Он достал платок и вытер большую, желтую, как дыня, лысину. Моя жена вспоминает, как школьницей она думала, что Сталин никогда не ходит в туалет…

Скажут, что я намеренно способствую “окончательному разрушению сверхимперского духа”, а я отвечу, что мы были людьми, а не манекенами, что мы не боялись роптать и подшучивать над властью, что мы, молодые военные, обладали большим достоинством, чем нынешние… И мы осознавали необходимость дисциплины, без которой у нации будущности нет.

Оставьте нам наши воспоминания, оставьте нам Красную площадь такой, какой ее видели и знали все живущие. Оставьте покойным поэтам их стихи. Мне кажется, что танкист Сергей Орлов, все лицо которого было одним страшным ожогом, думал лишь об одном из мавзолеев, когда в 1944 году написал:

Положен парень в шар земной,

Как будто в мавзолей.

Я никогда не был коммунистом и не пользовался никакими благами, кроме тех, что давал мне тяжкий литературный труд. И мне приходит в голову: а куда денут бывшие коммунисты, нашедшие выход своей деловой сметке, плиты мрамора, порфира, гранита, лабрадора, если мавзолей разберут? Неужто растащат по своим дачам-дворцам, как растащили все наше государственное имущество, и присобачат их вместо ступеней у помпезных входов, чтобы, вытирая об них ноги, тешить свое тщеславие, без которого и власть не всласть?