Конец собачьей жизни / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Конец собачьей жизни / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Конец собачьей жизни
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Новая постановка Роберта Стуруа в московском театре «Et Cetera»
Выдающийся грузинский режиссер Роберт Стуруа, с прошлого сезона обосновавшийся в московском театре «Et Cetera» в качестве главного режиссера, выпустил премьеру под скептическим названием «Ничего себе местечко для кормления собак». Собаки в его спектакле не появляются, но их зловещее присутствие несколько раз оговаривается. Действие происходит на каком-то заброшенном участке земли, где обитает старый торговец оружием, куда забредают два молодых обездоленных существа — Он и Она и где, видимо, орудуют злобные собачьи своры, которые здесь просто символ одичания и агрессии. В театре рассказывают, что пьеса молодого французского прозаика, драматурга и сценариста Тарика Нуи в переводе Ирины Мягковой была в оригинале длиннее, читалась очень легко и обнаруживала явную принадлежность к современной литературе о тотальной растерянности человека перед враждебным миром. Роберт Стуруа сокращает текст и делает из него еще одну притчу, исключительно в своем духе. Если даже из огромной «Бури» он не столь давно в том же «Et Cetera» выпарил часовой изящный субстрат, то за Тарика Нуи против Шекспира и обижаться как-то неловко. Короткий спектакль очень театрален и очень музыкален. Композитор Гия Канчели написал к нему целую сюиту, а Александр Калягин, играющий роль старика-торговца, некоторые фразы даже выпевает, и это напоминает нам судью Аздака из незабвенного шедевра Роберта Стуруа «Кавказский меловой круг» Бертольта Брехта. Режиссер обобщает и итожит в своих спектаклях с каждым разом все категоричнее. Причем итожит и скверные достижения цивилизации, и человеческие нравы, и собственный театральный метод, все жестче отсекает подробности и набрасывает просто рукой мастера печальные эскизы на тему конца света.
Александр Калягин играет демиурга из абсурдистских пьес, что-то в нем есть от Крэппа (Стуруа ставил на него и пьесу Самуэля Беккета). Его старик, торгующий смертью, декларирующий любовь к деньгам, видит людей насквозь и на самом деле даже пытается уберечь забредших к нему молодых людей от гибели. Но фатум выше человеческих усилий. В пьесе Нуи этот фатум воплощался в диких собаках, а в спектакле Стуруа выливается в глобальную катастрофу. Взрыв в начале, взрыв в финале — и весь мир отправляется в тартарары, какие уж тут собаки! Короткий спектакль похож на мини-симфонию с темой апокалипсиса. Все играют исключительно музыкально, без психологических подробностей и даже без особых сюжетных мотивировок. Калягин, конечно, мастерски владеет притчевой формой, он способен даже статую наделить вкусными характерными чертами. Но Сергей Давыдов, молодой самоубийца, и Наталья Благих, женщина, решившая убивать, работают в пластической партитуре, а что говорят, кажется, и вовсе не важно. Спектакль начинается с наивной киношки начала ХХ века, ею и заканчивается. Старик-Калягин вдохновенно дирижирует беспечным вальсом, смешные пары кружатся на обшарпанном экране, и все это было давно и неправда. ХХI век, как считает Стуруа, оказался еще похлеще ХХ. Режиссер с пессимистическим азартом устраивает под занавес взрыв, отправляя к чертям собачьим всю эту собачью жизнь.