12

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12

Вдоль горизонта в безбрежной степи неспешно движутся они со своими стадами. Свободно спадают полы бесшовных ржаво-красных плащей, одна рука держит посох или же копье с поблескивающим на солнце удлиненным наконечником. Они слитны с движениями стада. Когда скот останавливается, чтобы пастись, они могут часами стоять на месте, отдыхая в причудливой позе. Этакие одноногие статуи — ступня одной ноги упирается в колено другой, а посох или копье служат дополнительной точкой опоры.

Иной раз кто-то отделяется от стада; маленькая фигура становится все выше по мере того, как пастух плавными шагами идет через равнину к нашему лагерю. Подойдя, некоторое время стоит безмолвно — высокий, сухопарый, почти без бедер, точеные черты лица, правая рука сжимает посох или копье, а левая деликатно намекает, что гость не откажется от стакана воды. Сохраняя достоинство, учтиво благодарит и вновь соединяется со стадом, которое пришло в движение, чтобы вскоре скрыться за горизонтом.

Вневременная картина пасторальной свободы, библейской красоты.

Это — масаи, живописные полукочевники нилотского племени, вся жизнь которых определяется привязанностью к зебу и козам. Убежденные, что весь скот на свете — их достояние, дарованное им их богом, и ни минуты не сомневающиеся в своем превосходстве над всеми прочими народами. Четыреста лет назад они пришли сюда с севера со своими стадами и своим оружием, своей гордостью и стоицизмом, и расселились по всей Рифтовой Долине от Большой Воды до района Килиманджаро.

Это живая иллюстрация африканской истории движется в степи перед нашими глазами.

История Африки — история непрестанных странствий.

Если прародина человека — здесь, то скитания, со временем распространенные на всю планету, начались отсюда. Хотя картина еще неясна, можно представить себе, как древние люди волна за волной покидали Долину и область больших озер, чтобы через созданные самой природой ворота спускаться по долине Нила и расходиться дальше по Евразии. Первые эмигранты, вероятно, были небольшого роста, вроде 1470 или тех пигмеев, чьи группы задержались в сумраке африканских дождевых лесов.

Выходные ворота стали также и входными. Расы, облик которых сложился при дальнейшей эволюции в тигеле Ближнего Востока, возвращались на континент пращуров. Через рог Африки и ущелья Эфиопии отряд за отрядом просачивались кавказоиды и хамиты.

И на самой прародине эволюция продолжала лепить новые расовые типы. С берегов Нила и его притоков нилоты и нилохамиты поднимались на равнины, где некогда бродили 1470 и зинджантроп. Другие сплавы кристаллизовались в Сахаре, где зеленая саванна, напоенная дружными дождями и расчерченная текучими водами, служила обителью богатой фауны и множества людей. Когда пятнадцать тысяч лет назад ледник начал отступать по промерзшему телу Европы, за ним последовали и дожденосные ветры, что до той поры поливали атлантической влагой Северную Африку. Безводный зной засушил саванну, пустыня принялась теснить людей. Одни перебрались на атлантическое побережье Европы, где, возможно, определили расовые черты бретанцев, валлийцев и ирландцев, но большинство ушло на юг, пополняя ряды формировавшихся в бассейне Конго и на периферии Сахары народов банту, после чего они распространились на восток и дальше к югу, образуя основу пестрой ткани африканских рас.

В восточных районах банту встретили просочившихся вдоль приморья арабов и доставленных сюда муссоном через Индийский океан жителей Восточной Азии; индонезийцы приплывали со своими растениями — ямсом и бананом, в какой-то мере возместившими отнятое пустыней.

Африка — континент в постоянном движении. Сама его география с саваннами, пустынями и лесами, чем-то напоминающая океанские просторы, располагала к странствиям. Никаких бурных вспышек, как в Европе во времена переселения народов. Никаких Аттил или Чингисханов, которые гнали вперед свои орды с неистовостью степного пожара. Просто повторная смена мест, длящийся поколениями перенос стойбищ, отступление перед лицом засух в поисках дождя, уход с истощенных земель в девственные области.

Исчезали племена, распадались однородные группы, объединялись разнородные. Низкорослые доробо, что вплоть до этого столетия добывали дикий мед и жались к глухим звериным тропам на лесистых склонах Маунт-Кении, утратили не только язык, но и самоназвание. От бушменов, которые общаются друг с другом и с животными архаичными щелкающими звуками и численность которых в неолите приближалась к миллиону, уцелела лишь жалкая горстка на краю пустыни Калахари{49}. Но бушмены и банту, европеоиды и нилоты смешивались также между собой, положив начало великому разнообразию племен, что, в ряду прочих черт, отличает сегодняшнюю Африку.

Полагают, что сто тысяч лет назад на этом материке обитало сто двадцать пять тысяч человек — пожалуй, больше, чем в какой-либо иной части света. В ту пору они, по мнению специалистов, делились на четыре главные языковые группы. Сегодня четыреста миллионов жителей Африки говорят на более чем семистах разных наречиях.

Страна с тенью на две стороны — так пророк Исайя называл Африку, пересеченную экватором. Африка была хорошо известна древним народам Ближнего Востока и берегов Индийского океана как часть динамической культурной среды, тогда как занятые междоусобицами бродячие племена Европы севернее Средиземного моря были словно отделены непроницаемой перегородкой.

Африка многозначна. Здесь во всем налицо иное, противоположное — как тень, что падает на две стороны. Традиционная африканская община, столетиями пребывающая почти без изменений, состоит из маленьких компактных ячеек, замкнутых на самих себя, поддерживающих контакт только с ближайшим окружением, организованных на основе относительного равенства, при сложной системе взаимодействия и противодействия между пастушескими племенами, земледельцами и охотниками.

Однако во многих местах миграционные пути стали также путями обмена товарами и идеями из дальних стран. Когда арабы привели в Африку верблюда, это явилось для торговли таким же могучим импульсом, как на море замена весел парусами. В местах, где встречались племена, и рядом с традиционными родовыми общинами в давние времена возникали державы, отличающиеся прочностью и силой, великолепием и мощью.

Вот в скрещении караванных путей, где встречаются золото и соль, основывается могущественная Гана. Среди суданской саванны, по верхнему течению Нила, складывается легендарное царство Куш, где с жаром строят пирамиды и высекают иероглифы задолго до того, как этим искусством овладеют египтяне, и где женщины кутаются в яркие ситцы Индии и шелка Китая. От царя Соломона в свое высокогорье возвращается царица Савская с иудаизмом в душе и ребенком в чреве; двухсот двадцать пятый потомок этого союза, последний лев Иудеи, был недавно свергнут с трона{50}. Вот влекомые муссоном китайские мореплаватели спускают коричневые паруса у океанских берегов материка, чтобы выменять на серо-зеленый фарфор сун и щедро орнаментированные чаши мин удобную для резания слоновую кость страны Пипало. Неведомые мелиораторы сооружают хитроумные ирригационные и террасные системы, которые будут приводить в изумление потомков, а другие умельцы воздвигают гранитные колонны, превосходящие высотой обелиски Египта. Властитель Мали задолго до Колумба снаряжает грандиозную экспедицию, чтобы узнать, что находится по ту сторону Атлантики. Университет Томбукту в легендарном государстве Сонгаи становится в ряд древнейших интеллектуальных центров.

Они проходят чередой перед нашим взором: пестрый калейдоскоп держав, которые возникали, расцветали и исчезали.

Продолжая углубляться в прошлое, угадываем почти совсем затертые следы еще более древних культур. На скалах Тассили-н-Аджер в Сахаре, где перекрывающие друг друга слои фресок иллюстрируют тысячи лет человеческой истории, видим, в частности, предшественников нильской лодки. Надпись на стене храма Гора в Эдфу сообщает, что египетская цивилизация пришла с юга вместе с царем Гором, спутники которого называются кузнецами{51}. Некоторые антропологи убеждены, что африканские негры первыми научились выплавлять железо и затем это искусство по древним путям людских миграций пришло в Европу и Азию. Похоже, что в Свазиленде, на юге Африки, больше сорока тысяч лет назад добывали гематит… для косметики!

Как космические частицы, в течение многих эпох опускавшиеся на Землю, дают нам возможность прочитать целые главы планетной истории, так и облака помогают измерить отрезки человеческой деятельности. Радиоактивный изотоп углерода С-14, который образуется в верхних слоях атмосферы и оттуда регулярно падает с осадками на землю, чтобы затем распадаться с определенной скоростью, позволяет датировать почвенные слои и предметы возрастом до шести тысяч лет{52}. Этот крохотный изотоп способен перекроить историю. На прародине человека его радиоактивное тиканье может обрадовать тех, кто предполагал, и поразить тех, кто ни о чем не догадывался. Там, где ступал первый человек, могут найтись и зачатки многого из того, что мы называем цивилизацией.

Об этом самом континенте Гегель некогда писал, что он не причастен к мировой истории: «Он не являет нам движения, никакого развития». Этот самый континент бледнолицые жители севера почитали себя призванными спасти от варварства.

Африканская природа — особо выразительный фон для странствий человека, для раскола племен, их встреч и разлук. Вообще же Африка может служить иллюстрацией того, что в целом происходило на планете, которую заполонил человек. Многое в обширной картине миграций еще не прояснено. По каким петлистым тропам гены из этой долины добрались до моделированной ледником обители твоего собственного племени?

Быть может, скоро мы сумеем более уверенно проследить, во всяком случае позднейшую, фазу беспрестанных скитаний человека. Ведь вместе с ним странствовали пыльцевые зерна — мужские половые клетки растений. Намеренно или случайно человек, когда в руках, когда в кишечнике скота, переносил с собой растения из прежних мест жительства. Таким образом, его сопровождала и часть ландшафта вокруг бывших стойбищ. Там, где укоренялись странствующие семена, ветры из года в год, из столетия в столетие разносили пыльцу новых растений. И так как стойкая оболочка пыльцевых зерен защищает их от тления, колонки почвы позволяют выявить не только ход геологических событий, но и плотность и род растительности в разные периоды, увидеть, как сводились огнем леса, уступая место зерновым злакам, как внедрялись новые растения.

История злаков в какой-то мере становится историей человека.

Быть может, в один прекрасный день почва и злаки даруют нам более ясную картину нашего собственного происхождения. Возможно, они выявят связи между различными частями расколотого суперконтинента, в которые сегодня мы не склонны верить. И временные пределы знакомства человека с зерновыми злаками несомненно будут отодвинуты намного дальше ныне известных полей Иерихона{53}, возделанных участков Иранского нагорья.

Надвременным спокойствием веет от масаев, что со своим скотом медленно движутся под небесами через желтую степь. Как будто ожила страница истории: именно так странствовали многие сотни людских поколений.

Но, глядя, как масай, который только что подходил к нашей палатке, пропадает за горизонтом вместе со стадом, я знаю, что его дни в истории сочтены.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.